Профессор Краковского и Венецианского университетов Александр Наумов: «Церковь не должна служить неблагородным и неморальным интересам политиков и правителей»

01.07.2005 archive, Вестник №46, Тема номера

ПРАВОСЛАВИЕ В ПОЛЬШЕ

Профессор Краковского и Венецианского университетов Александр Наумов: «Церковь не должна служить неблагородным и неморальным интересам политиков и правителей»

— Профессор, Вы организовали славистическую школу в университете, выступаете с докладами и пишете книги по богословским и историческим проблемам. Можно сказать, что Вы православный интеллектуал?
— Я сын священника. Все девять поколений мужчин моего рода были священниками. Мой прапрадед из Владимира-на-Клязьме, из России. Все мои дядья — четыре — были священниками в Беларуси, только отец остался в Польше. Я родился после войны и потому оказался в Польше, по эту сторону границы.

— Вы выступали на конференции, читали доклад о древности православной традиции в разных концах Европы. Но как видим, суровые реалии диктуют иное. Так, в Европейской Конституции совсем не упоминается о христианских корнях Европы.
— В этом вина Католической Церкви. Я думаю, мстит христианству этот ложный универсализм римского католичества, которое считает себя единственной Вселенской Церковью. Католическая Церковь не дала никакого проекта того, что делать с современными процессами. Она теперь пытается сделать шаг в сторону Православных Церквей, развивать какое-то коллегиальное чувство. Я считаю, что такой процесс весьма запоздалый. В отличие от католичества православие, несмотря на некоторые различия национального, этнического и другого характера, представляет собой более сплоченный организм, нежели громадная Римская Церковь.
Прежде всего православие предлагает возможность личной связи человека с Богом. Это Церковь не долга, обязанности отношений человека со своим Творцом, а Церковь возможности. В католичестве путь христианского спасения — это церковная дисциплина, обязанность. Когда я учился в лицее в городе Дрогичине, видел в одном из костелов надпись: «Кто опаздывает на богослужение, тот обижает Бога». Такие и подобные ей надписи четко характеризуют суть католичества, раскрывая именно юридический, а не личностный аспект в деле спасения.
Поэтому огромные массы западной молодежи, сталкиваясь с подобным христианством, все больше интересуются православной культурой, иконой, богослужением и находят ответы на множество вопросов. В этом и есть преимущество Православной Церкви. Имея такое огромное доверие общества, мы, православные, не можем и не должны идти дорогою распри, расколов и политизации Церкви. Сегодня перед нами, может быть, впервые открывается возможность с полной силой свидетельствовать миру об истине Православия. Важно отметить, что в Европейский Союз уже вошло много Православных Поместных Церквей — Кипрская Православная Церковь, Польская, Элладская, Православная Церковь Чехии и Словакии, войдут также Болгарская и Румынская Православные Церкви. Здесь они будут выступать не как Церкви, имеющие определенное количество прихожан, а как отдельные автокефальные организации, находящиеся в Европе. Можно сказать, что французское православие — яркий тому пример. Несмотря на то что во Франции существует несколько юрисдикций, но они смогли создать мощную силу. Усилиями православных французов был создан прекрасный катехизис, в котором внимание уделяется приходу, семье. У нас господствует святоотеческое понимание Церкви как епархии. Конечно, епископ, его священники и народ — это Церковь, но надо видеть, что эта Церковь живет через приходы, семью. Красной нитью в катехизисе, созданном православными во Франции, проходит тема семьи как домашней церкви, которую нужно переосмыслить, добавить ей богословское значение. И Свято-Сергиевский институт в Париже, и Свято-Владимирская семинария в США, замечательные богословы эмиграции способствовали тому, что западные люди переходят в Православие. Мне кажется очень важным, что Православие выходит из своих исторических границ, и это вовсе не опасно.

— Вам не кажется, что здесь некий парадокс. С одной стороны, Вы предлагаете больше не делиться Православию, а, наоборот, внутренне организовываться, а с другой — говорите об усилении национального фактора. Как Вы думаете, надо ли, чтобы, например, Украинская Православная Церковь разделилась на пять или шесть каких-то конгломератов?
— Конечно, необходимо, чтобы она собралась воедино. Бог весть, какие процессы будут происходить в будущем, однако я верю, что объединение намного лучше, чем деление. Например, Сербская Церковь раньше состояла из пяти отдельных исторически сложившихся церковных организаций, и только в 1919 году они объединились в один Патриархат. И сегодняшнее звание митрополита в Сербской Церкви закреплено только за древними частями: Босния, Черногория, Хорватия, Словения, а также Сербской и Белградской митрополией, которая исторически связана с Австрией. Так что это Турецкая, Венецианская, Австрийская части, из которых была создана единая Сербская Церковь. Затем снова был раскол в Сербской Церкви в советское время, в результате которого появилась так называемая, «американская Новограчаница». И он тоже был преодолен. Так что если мудро вести Церковь, когда есть коллективный дух и когда у Предстоятеля отсутствует потуги на авторитаризм, то тогда сохраняется соборность и единство. И не дай Бог, если бы установилось в Православии единоличное управление, чтобы любой патриарх стал использовать модель управления римского понтифика. А потому ни Константинопольский Патриарх, ни Московский и никакой другой не могут претендовать на всю полноту власти в Православной Церкви. Отсюда следует, что вселенский характер Православия не связан ни с одним Патриархатом, он, прежде всего, связан с нашей совместной верой — верой во Христа, с пониманием того, что православное учение о Церкви, учение о спасении — единственное и не нуждается в каких-либо изменениях или дополнениях, в нем уже все сказано. Надо это только понимать.

— Вы являетесь профессором университета Венеции (Кафоскари) в Италии. Кто Ваши студенты?
— Это очень древнее учебное заведение. У меня гуманитарное направление: я преподаю здесь сербский язык и литературу, а также на итальянском языке читаю курс истории Православных Церквей. Студенческий контингент у нас многонациональный. Здесь учатся поляки, студенты из бывшей Югославии, есть и русские, но, конечно, большую часть составляют итальянцы.

— Вы знакомы с парадоксами религиозной жизни западных христиан. Говорят, почивший Папа Иоанн Павел II собирал целые стадионы людей, но в то же время множество храмов было пусто?
— Вы знаете, об этом новый Папа Бенедикт XVI уже как-то заметил, что верующим теперь надо опять вернуться с площадей в церкви. Я думаю, что исторически здесь две разные перспективы. То, что сделал для Католической Церкви покойный Папа Иоанн Павел II, имело в большей степени внешний эффект. Но, с другой стороны, теперь есть кого приглашать обратно в Церковь. Нынешний понтифик Бенедикт XVI говорит, что площадью Церковь не заканчивается, она гораздо глубже и богаче. Ведь раньше были пустыми и храмы и площади.
Иногда меня поражает слишком суровый, «грустный» характер наших православных обрядов, прежде всего пастырского служения. Современные православные богословы пытаются показать лишь одну сторону церковной жизни, в большей мере связанную с исихазмом (творением непрестанной Иисусовой молитвы). Однако напрасно мы забываем о других тенденциях, присущих Церкви.
Безусловно, исихазм спас и спасает Православие, особенно у нас на Руси, в России в конце XVII в. Преподобный Паисий Величковский, неосихасты возродили глубокий смысл молитвы, внутренней молитвы. Долго в Православии преобладала единственная модель монашеской жизни. Монашеская жизнь, дисциплина постов, молитв предоставлена всем верующим как модель, которую надо по мере сил реализовать. Однако мало кто учитывает, что общественная и приходская жизнь нуждается, может быть, в несколько других решениях. Ведь не всегда возможно высокие прекрасные ангельские идеалы монашеской жизни одинаково применить в общественной жизни, социальном служении. Возможно, в богословии необходимо разработать другие методы и подходы, например, увеличить служебную функцию Церкви в обществе — реализовывать все больше социальных программ. Конечно, раньше монастыри этим занимались часто, но делали это по-монастырски. Может быть, надо найти другой подход. Ведь многие современные секты и протестантские деноминации занимают места, которые могли быть заняты православными.
Именно такой пример социального служения, какой давал киевлянин священномученик Александр Глаголев, нужно реализовывать в Церкви. Более того, отец Александр, совершая общественное служение, тем не менее не забывал о главном предназначении пастыря — быть постоянно с Богом в молитве. Сегодня же мы очень часто проигрываем из-за того, что многие священнослужители и миряне больше уделяют времени богослужению и аскетическому деланию, нежели оказанию помощи ближнему. Поймите меня правильно, я не призываю делать одно и оставить другое. Здесь важно найти ту золотую середину, которая будет совмещением и мистического настроя христианина и его служения миру. Нередко в дискуссии на тему прозелитизма с представителями других конфессий мы прибегаем к святоотеческим творениям, апеллируем, что вот это наша каноническая территория и это наша паства. Это все правильно, но недостаточно сказать, что это мое стадо. Если ты пастырь и не в состоянии пасти свою паству, то надо нанимать других или самому что-то делать. Когда не можем проникнуть в современные проблемы, то цитируем святых отцов, их учение. Конечно, святые отцы должны быть для нас примером для подражания, но в то же время мы не должны забывать, что многие из них жили во втором-третьем веках, и тогда их волновали совсем другие вопросы. А потому мы не можем остаться в том времени. Сегодня нам крайне необходимо, используя их опыт, их образ жизни, применить это к тем вызовам, которые нам ставит современность.

— А каким должен быть «социальный пастырь», пастырь, вышедший за церковную ограду?
— Не всегда достаточно одного назидания, чтобы быть полноценным священником. Намного важнее личный жизненный, пример, который показывает окружающим всю высоту ответственности и веры пастырского служения. Особенно важно, чтобы это сочеталось в приходском пастыре, где пример собственной жизни, отношения между матушкой и детьми, взаимоотношение с паствой были тем нравственным идеалом, той безупречной чистотой, с которым все могли бы сверять и строить свою жизнь.

— А бывают же случаи, когда в семье священника не все нормально: скажем, ребенок духовно неблагополучен?
— Конечно, в духовной жизни бывает всякое. Если бы у меня такое произошло, я бы это поставил на суд прихода. Просил бы паству усилить моление, чтобы спасти сына от беды.

— Но пастырь должен быть современным, давать православное осмысление событий, проблем?
— Да, именно так. Ведь основные принципы православного богословия просты по своей сути: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом», Правда, Истина, Воскресение… Их немного, но все они скрывает в себе глубокий смысл и значение. Для каждой мелочи или индивидуального факта мы можем найти частное решение в святоотеческой литературе. Но все же, идя путем, намеченным Святыми Отцами, нам необходимо не повторять, не сужать себя, не оставлять себя беспомощным, не искать того, чтобы за нас говорили предки. Надо излагать своим голосом, но так, чтобы он был созвучен им. Вот митрополит Антоний был замечательным проповедником: выступал по радио, на телевидении. В нашем польском журнале «Православное обозрение» почти в каждом номере есть его статьи и проповеди. Я с владыкой был знаком и очень уважал его. Это был человек неимоверной доброты, сильной веры и любви. Особенностью митрополита Антония было снисходительное понимание слабостей ближнего. Он всегда любил повторять, что Церковь — это лечебница, а не строгая военная организация. Задача Церкви — спасать и пробуждать в человеке волю к спасению. Церковь, как любящая Мать, помогает, а больше всего тем, кто беспомощен и слаб.
И уважаемый мною владыка Антоний, и святитель митрополит Филарет Московский — все они старались отвечать на вызовы современности, однако самое главное, что они не уклонялись от святоотеческого критерия, который был для них основополагающим.

— Не будет ли обмирщением для священника, если он по каждому поводу будет откликаться на какие-то события в мире?
— Он не обязан откликаться. Но если проходят, например, Олимпийские игры, футбольные матчи или иные соревнования, и это мешает верующим пойти на богослужение, то, думаю, священнику необходимо для сохранения паствы перенести часы службы в подходящее для прихожан время. Некоторые пастыри настолько строги, что, наоборот, загоняют паству в некое гетто, дабы крепко-накрепко связать прихожан.
Конечно, жизнь священника очень трудна, особенно жизнь сельского священника, когда ему не на кого положиться — епископ далеко, не с кем посоветоваться, нет возможности прочесть нужную литературу. Но все же по мере сил он должен организовывать приходские братства, проводить встречи с молодежью — одним словом, быть открытым для общества. То возрождение Православия в Польше, которое мы наблюдаем последние двадцать пять лет, вышло из работы с молодежью. Конечно, поучительным примером для священнослужителей должен быть епископ. Поскольку на него возложена огромная ответственность управлять Церковью, то именно он в высшей степени обязан отвечать за духовно-нравственное состояние своей паствы. Ведь если архипастырь подает повод для соблазна окружающих, то это весьма опасно для церковного единства и часто приводит к раздору. Ярким примером тому могут быть недавние драматические события с Иерусалимским патриархом. Как говорил святитель Иоанн Златоуст: «Епископ — это желудок Церкви, который пробует всю еду, дабы
если что попадет отравленное, он первый переварил и спас своих чад от беды». Может, это не слишком красивая метафора «желудок Церкви», но она несет в себе огромный смысл: епископство — это ответственный пост, епископы составляют самую главную часть Церкви, а потому должны быть достойными людьми. У нас в Польше благодаря энергичной деятельности архиепископа Иеремии Вроцлавского появилось целое движение молодежи к Православию. Появилась та динамика, та радость, которая, благодаря молодежи, зажгла многих.

— А это движение студенческой молодежи к Православию было связано с протестом. Ведь здесь надо учитывать конфликт с католическим окружением, с коммунистической системой, со старыми представлениями?
— Всегда был выбор участвовать и не участвовать. Кто входил в движение, тот знал, что делать, кто не входил, — учился. Движение по направленности было миссионерское. Был тот период, когда более пожилым людям достаточно было быть православными, а молодежи необходимо было действие. В последнюю четверть века было возрождение и возникновение тождественного национального мышления. Сегодня очень остро стоит вопрос: как сочетать православное универсальное христианство с потребностями отдельных наций, этнических групп. Это очень сложно. Свои особенности есть во Вроцлаве, свои в Белостоке. В Варшаве в одном храме первая половина Литургии служится по-польски, вторая половина — по-церковнославянски, а через неделю наоборот. Так, что те, которые не понимают церковнославянский язык, постепенно привыкают к нему. На службе у каждого верующего есть книги, в которых даются объяснения тех или иных особенностей богослужения.

— Что Вы можете сказать о православной диаспоре: ее отношении к вере, патриотизму. Есть ли тут какие-то особенности?
— Я все время утверждал и буду утверждать, что здесь — не диаспора, а исконная русская территория. Не белорусы и не украинцы здесь гости, а поляки находятся у нас в гостях. И то, что мы в Польше делаем последние двадцать пять лет, есть постоянным свидетельством того, что мы у себя дома. Ту ложь, которую пытались нам навязать, что, мол, нас привезли сюда на царских подводах, как говорил об этом католический епископ Белостокский, является не чем иным, как извращением истории. Ведь восточные славяне, которые были предками современного белорусского и украинского населения, являются именно коренным населением. Польское правительство в прошлом неоднократно предпринимало попытки для ассимиляции местного православия, лишения его самобытности и трансформации его самосознания. В довоенное время была попытка ополячить Православную Церковь, ввести богослужение и проповедь на польском языке. Некоторые из владык смирились с этим положением и сотрудничали с правительством в этом направлении, чтобы спасти Православие в Польше. Но спасать Православие не было необходимости. В то время православных было более пяти миллионов из 25 миллионов граждан Польши. Это сейчас православных лишь один миллион среди 40-миллионного населения Польши, а в то время православным был каждый пятый житель. Начиная с конца XVIII века, православным постоянно внушали: «Раз ты живешь в Польше, ешь польский хлеб, то и думать должен по-польски, разговаривать по-польски, будь поляком, а значит, будь католиком». Двести лет Польша была разделена между Пруссией, Австро-Венгрией и Россией. Но поляки, которых более всего угнетали немцы, почему-то сохранили ненависть только к русским, а Австрия и Пруссия как будто ни при чем. А символом русскости для поляков является именно Православие. Оно для них олицетворяет период самодержавного владычества Российской империи в Польше. Этот груз исторического прошлого остается препятствием для возрождения Православия до сих пор. В социалистической Польше власти относились к православным более благожелательно, чем к католикам, потому что Католическая Церковь была политически активной и представляла для Коммунистической партии большую угрозу. Поэтому я не боюсь сказать, что дело возрождения Православия в Польше во времена социализма было во многом более легко выполнимой задачей, чем в период демократии, которая в Польше пляшет под католическую дудку. В начале девяностых годов, когда только начала организовываться «Солидарность», в Польше были сожжены более десяти старинных православных церквей, в том числе монастырь на Грабарке. Только один из случаев поджогов был расследован и преступник был арестован. Однако польское общество воспринимало его почти как героя, потому что храм, который он сжег, был православным. В этот период среди православной молодежи началось движение по возвращению к национальным корням. В недрах нашей Церкви начали развиваться белорусские, украинские, лемковские общества, появилось и несколько польско-язычных приходов. Но православная миссия среди польского населения имеет преградой введение польского языка, на который у большинства православных верующих сохраняется негативный рефлекс в связи с его насильственным насаждением в нашей Церкви в начале позапрошлого века. Ведь тогда были уничтожены сотни православных храмов и среди них величественный собор святого Александра Невского в Варшаве. Сохранились документы, по которым предписывалось уничтожать все храмы в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Мотивировалось это тем, что именно этот образ стал знаменем восставших русских людей, изгнавших поляков из Москвы. Именно поэтому такую бурную реакцию в польском обществе вызвало сообщение о том, что папа Иоанн Павел II вернул в Россию один из списков Казанской иконы Божьей Матери, которая воспринимается как символ победы русских над поляками. В данный момент этнонациональные движения внутри нашей Церкви вызывают обеспокоенность. Но мы остаемся на той позиции, что церковнославянский язык как общее наследие всех наших народов надежно обеспечит единство Православной Церкви в Польше. Мы знаем, что подобные проблемы возникают и в Украинской Православной Церкви. Думаем, что опыт Православия в Польше будет востребован как в Украине, так и в Беларуси, и в России, потому что судьбы наших народов тесно объединяет история нашей Церкви.
Государство должно помнить древний принцип, который обязывает его обеспечивать Церкви свободу в ее служении. Симфония и синергия между Церковью и властью, которую предполагает православная социальная доктрина, является оптимальной моделью построения церковно-государственных отношений. Гармоничные церковно-государственные отношения обеспечивают обществу духовную основу. Государство должно придерживаться принципа равноправия по отношению ко всем традиционным конфессиям. Мы категорически против как идеи провозглашения «государственной религии», так и отделения Церкви от государства. Мы хотели бы видеть православных людей президентами наших странах, но мы никогда не пожертвуем ради этого свободой Церкви. Ценой этого не должно стать попадание Церкви в зависимость от государства. Церковь не должна служить неблагородным и неморальным интересам политиков и правителей. Но несомненно также и то, что прочная духовная связь между Церковью и государством является для народа огромным благом. Мы же все должны помнить свои духовные корни, помнить Киевскую Русь, страдальческий путь Православной Церкви в веке минувшим. Это дает нам силу преодоления.

Беседу вел Василий Анисимов

Архієпископ Хмельницький і Шепетівський Антоній: „Пам’ятай, господарю…”

01.07.2005. КИЕВ. Совет Церквей – против алкоголя и табака