Народный депутат Леонид Исаев: Поруганная святыня

01.06.2010 archive, Вестник №105, Святыни православия

Народный депутат ВС Украины шестого созыва Леонид Исаев

В октябре 1918 года Совет Народных Комиссаров РСФСР принял знаменитое постановление «О регистрации, взятии на учет и сохранности памятников старины и искусства». По сути, начиналась национализация всех этих объектов, ибо большинство из них до этого пребывало не в государственном, а в частном владении. Благое намерение остановить вакханалию (до этого момента пролетариатом и крестьянами уже были фактически разгромлены сотни усадеб, разграблены коллекции богачей, вынужденных покинуть родину) обернулось новой трагедией. Все, что «плохо лежит», становилось не просто «достоянием республики», но надежно отторгалось от общества, упрятывалось в спецхранах, спецзапасниках и т. п. Лишь немногое из этого богатства выставлялось на всеобщее обозрение. Наступление безбожной власти на религию и верующих нанесло сокрушительный удар по храмам, монастырям, лаврам. По прямому указанию «добрейшего» Ильича были расстреляны десятки тысяч служителей культа, а имущество церковных общин частью уничтожено, частью продано за границу в обмен на зерно, станки и тракторы… Черные дни настали и для главной святыни всего православного люда — Киево-Печерской Свято-Успенской лавры.

Еще в феврале 1919 года в Харькове правительство советской Украины специальным декретом учредило Всеукраинский комитет охраны памятников искусства и старины (ВУКОПИС). Тогда же Совнарком РСФСР принял декрет «О возвращении украинскому народу его исторических памятников». Этими и другими документами были национализированы Киевский художественно-промышленный музей, коллекция Богдана и Варвары Ханенко (она составила основу Музея ВУАН, реорганизованного позже в Киевский государственный музей западного и восточного искусства), собрание мецената Гансена.
В апреле 1919 года Совнарком УССР постановил: «Здания и помещения художественно-исторического значения в пределах республики, а именно: старинные храмы, монастыри, часовни, мечети, синагоги, кирхи — признать находящимися под охраной Народного Комиссариата просвещения и не подлежащими ни реквизиции, ни занятию какими-либо ведомствами и учреждениями». Одним из первых в длиннющем списке таких объектов находился Киево-Печерский монастырь… В 1919 году у него отобрали Голосеевскую пустынь. Это был первый звоночек. Вскоре в саму старинную обитель пришли, якобы с благими намерениями, сотрудники ВУКОПИС. Власти уже тогда вознамерились создать на территории Лавры (вспомним, что был принят «Декрет об отделении Церкви от Государства и Школы от Церкви») Музей религиозного культа. Дальше — больше.
Летом 1921 года, по сообщению сотрудника Лаврского заповедника Гришина, «Киевский губкопис поручил инструкторам-экспертам Морозову и Масляному обследовать и изъять (у монастыря. — Авт.) для хранения в одном из помещений Лавры художественные издания, гравюры на меди, клише, пуансоны, другие типографические материалы исторического значения. После того как таким насильственным методом ограбили Лаврскую типографию, ее передали в ведение Всеукраинской академии наук (ВУАН). Литературу религиозного содержания, таким образом, уже не было где и печатать. Идеологическая подоплека этого «культурного мероприятия» была налицо. Совету церковной общины Лавры вручили ничего незначащую бумажку, согласно которой библиотека обители, находившаяся в колокольне, и библиотека редчайших пергаментных и рукописных на бумаге книг, принадлежавшая митрополиту Флавиану, изъяты и переданы ВУАН. Тем самым ВУКОПИС нагло и цинично нарушил свое же обещание о том, что «книжные ценности Лавры не могут быть реквизированы, вывезены, отчуждены или перемещены правительственными или общественными учреждениями». Аппетиты вукописовцев разгорались. 9 декабря 1921 года гражданин Морозов получил от Киевского губкописа мандат №704, дающий право «обследовать, взять на учет и составить подробную опись всего художественного и историко-археологического имущества Киево-Печерской лавры, находящегося в ризнице, церквах и других помещениях». Этот варварский по сути документ, вынесший смертный приговор знаменитой обители, хранится в фондах Государственного архива Киевской области (ГАКО).
Вот что сообщил по начальству Морозов: «Производимая мною опись историко-художественных предметов религиозного культа и быта Киево-Печерской Успенской лавры навела меня на мысль о создании в Лавре историко-бытового музея, который явится наглядным показателем культурно-исторической, бытовой стороны определенной религиозной группы…»
Председатель Киевского губкописа Михайлов в письменной форме поручил Морозову при участии академика Шмита «создать музей Лавры». Первое рабочее название его — Музей культов и быта. Для начала «все предметы культа музейного характера, находящиеся в различных храмах и других местах, перевести в музеи, выбрав для этого на первое время помещение I Госмузея» (с 1924 года — Всеукраинский исторический музей имени Шевченко, с 1965-го — Государственный исторический музей УССР, ныне — Национальный исторический музей Украины).
Еще в 1919 году Киево-Печерская лавра «в лице трудового коллектива монахов и насельников», чтобы защитить от бесхозяйственности земельные угодья, да и вообще чтобы выжить, создала сельскохозяйственную и ремесленную общины.
8 марта 1922 года прекратилась деятельность Духовного Собора Лавры — высшего органа управления монастырем. По сути, этот день формально стал последним днем существования обители. Киевский губсобес «принял на себя» все движимое и недвижимое имущество Лавры… Монахам милостиво разрешили пожить некоторое время в корпусах у Дальних пещер «с правом столоваться в частном порядке». Сие означало, что с монастырской кухней успешно покончили. У монахов отобрали Трапезную и другие строения, включая дом митрополита.
27 апреля 1922 года со знаменитой чудотворной иконы Успения Божией Матери варварски сняли золотую, усыпанную бриллиантами и другими драгоценностями ризу. Нет-нет, ее не передали в Музей культов и быта, а продали за границу за… 100 вагонов зерна.
Весь 1923 год продолжались работы по организации Музея культов и быта. Туда передали (насильно изъяв) богатейшую коллекцию Музея Киевской духовной академии, которая бережно создавалась и хранилась столетиями. Музей КДА был открыт для посещения всеми желающими, причем бесплатно… Подобным образом изъяли все наиболее ценное из ризниц всех киевских монастырей, из некоторых обителей соседних областей Белоруссии и России (Брянского, Случского монастырей), многих киевских церквей, уже обреченных на физическое уничтожение.
В бывшем доме митрополита устроили первые экспозиционные залы. В 1924-1925 годах коллекция нового музея значительно пополнилась реквизированными экспонатами Кюнц-кабинета Киевского университета, многих частных собраний и коллекций (увеличилась на 2170 предметов). К концу 1925 года в музее уже было собрано 82 тысячи экспонатов. Каков размах экспроприации и весьма странных, абсолютно противоправных «аннексий»! Лишь небольшое количество экспонатов удалось разместить в восьми отделах…
Бубны шаманов, предметы культа Древнего Египта, клинописные таблицы, папирусы, пергаментные Тора и Коран, каменные скифские бабы и голова Пасишнического бога соседствовали с Евангелием, иконами Богородицы и Христа, раскрашенными охрой бивнями мамонтов… Такой вот вертеп устроили атеисты в главной святыне Православия.
В «Очерках истории Киево-Печерской лавры и Заповедника», изданных в 1992 году, откуда я черпаю некоторые статистические сведения, указывалось следующее: «Несмотря на то, что на территории Лавры функционировал Музей культов и быта, а также ряд других научных и культурно-просветительских учреждений, в 1923-1926 гг. фактическим хозяином здесь был Инвалидный городок». Здесь же был Протезный завод (производственная артель) и Политехнические курсы инвалидов. Эти весьма своеобразные жильцы, а также их частые гости — «прихожане» городка на территории святого места, напившись денатурата или какой-нибудь сивухи, испражнялись у алтарных стен церквей, оскверняли Рождественский некрополь у Дальних пещер, где, попутно облевывая могилы, крушили надгробия выдающихся своих соотечественников, устраивали пьяные оргии, сцены откровенного разврата, распевали блатные с матерщиной песни. Милиция не шибко вмешивалась до тех пор, пока не доходило до поножовщины или какого-нибудь иного насилия… Выселить «товарищей, получивших инвалидность на фронтах революции», было почти безнадежным делом.
Архивные документы свидетельствуют, что «раненные на колчаковских фронтах» инвалиды расхищали и уничтожали церковное имущество, сжигали в топках старинную мебель, били фарфоровую посуду двухсотлетней давности, узрев на таковой, к примеру, портрет царя или герб с двуглавым орлом… Администрация городка незаконно продавала церковные ценности. Так, из письма заместителя наркома образования УССР Ряппо генеральному прокурору республики явствует, что «заведующий Киевским соцобесом Бондаренко вывез из дома митрополита для собственного пользования два комплекта мебели из карельской березы…» Директор музея Куринный сообщал органам госбезопасности, что инвалиды предпринимали попытки захвата музейных помещений. Например, незадолго до реорганизации Лавры в Исторический заповедник инвалиды пытались занять Экономический корпус и церковь Всех святых…
80 лет назад, 29 сентября 1926 года (есть печальный повод отметить этот горе-юбилей), председатель Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Григорий Петровский подписал постановление ВУЦИК и СНК УССР «Про визнання колишньої Києво-Печерської Лаври за Історично-культурний державний заповідник і про перетворення її у Всеукраїнське музейне містечко”. Любопытно, что среди пяти пунктов этого постановления отдельно было прописано следующее: „У в а г а: Молитовні будівлі й предмети культу належить взяти на облік і можна передавати на користування релігійним громадам порядком декрету РНК УСРР з 1 квітня 1919 р. „Про передачу історичних і культурних коштовностей у відання Народнього Комісаріяту Освіти”. Что и говорить! „Обіцянки — цяцянки. Дурневі — байка”.
К 1930 году последних монахов, выживших в жутких условиях соседства с музеем и Инвалидным городком, насильно выселили из келий упраздненной обители. Лаврская монашеская коммуна прекратила свою деятельность. В Свято-Владимирском кафедральном соборе, предварительно сняв «на нужды индустриализации» колокола, устроили филиал Всеукраинского музейного городка. Антицерковная вакханалия набирала обороты…
«В 1924 году Лавру закрыли… Беда на Лавру надвигалась исподволь. Тиски сжимались постепенно. Трудно было сразу повалить такой колосс, как Лавра. Еще крепко жили в народе верования и традиции, высок был в его глазах авторитет древнего монастыря. Проходя рано утром мимо Лавры, я наблюдал у Святых ворот трогательную картину, которая и сейчас живо встает передо мной. Старенький монах, сняв скуфейку, со слезами на глазах стоял перед Святыми вратами и молился на ту обитель, в которой он провел не один десяток лет, всю жизнь, отдавая ей свои силы и лучшие годы, и на стенах которой сейчас красуется надпись, запрещающая ему даже входить туда. Разве это не полная трагизма картина?» (Профессор Иван Никодимов. «Воспоминание о Киево-Печерской лавре. 1924-1960 гг.»)
Бывший юрисконсульт Лавры, доктор права, профессор Иван Никодимов в своих воспоминаниях о годах, проведенных в обители, рассказывает как свидетель о следующих страшных фактах: «Некоторые иноки Лавры в последний момент покончили с собой. В 1930 г. два схимника бросились с лаврской стены в Днепр. Тогда же старый звонарь Великой колокольни, служащий при ней около 30 лет (безбожники вынуждены были терпеть у себя в музее монаха, ибо только он умел настраивать уникальные часы на этой колокольне. — Авт.), бросился на каменные плиты лаврского двора».
То, что творилось и творится в сердце отечественного Православия за прошедшие после организации здесь Антирелигиозного (вероненавистнического по сути) музея восемь десятков лет, достойно самой глубокой скорби. Тем более горько и гадко слышать мнение некоторых власть имущих, лоббирующих интересы тех, кто не желает возвращать Киево-Печерскую лавру ее законному хозяину — Церкви, о том, что, мол, если передать все строения обители монахам, те погубят ее! Каково?
При какой власти в монастырь заезжали на полуторках и мотоциклах через врата церкви Святой Троицы? Какая власть поощряла эксгумацию нетленных мощей, поругание этих и других святынь? До какого хамства должна была дойти дирекция Заповедника, чтобы позволить мужчинам в оскверненных храмах не снимать головной убор? Как можно устроить кафе с разрешением курить на подворье бывшего дома митрополита, драть втридорога за право просто зайти в обитель верующему человеку (посещение музеев — дело другое, хотя для этого можно было подобрать здания за пределами святыни Православия). Как цепные псы, сидят у входа стражи. Не приведи Господи, кто-то захочет пробраться в Лавру, не заплатив за вход.
Хуля Господа, дирекция Национального музея-заповедника поощряет торговлю на территории обители, причем не только иконками и крестиками, происхождение которых неведомо. Продавцы-арендаторы все как один уверяют, что иконки, крестики, ладанки, даже вышиванки (!!!) освящены в Киево-Печерском монастыре. Вот чистой воды фарисейство!
Уже даже коммунисты требуют передать все строения Киево-Печерской лавры Украинской Православной Церкви. Не верите? Вот прямая речь лидера партии Петра Симоненко: «Киево-Печерская лавра должна быть полностью передана в ведение Украинской православной церкви. Мы должны разделять обеспокоенность верующих тем, что лаврские строения передаются в аварийном состоянии. Конечно, многие церковные строения эксплуатировали различные коммерческие структуры и довели строения до критического состояния. В этом случае надо заниматься не популистскими решениями, а передавать имущество в работоспособном состоянии. Мы предлагали передать всю Лавру Церкви одномоментно, одним решением, а затем уже искать варианты отселения из монастыря сторонних организаций. Я считаю такой вариант единственно верным. То, что передача затягивается и находятся бесконечные препоны, свидетельствует о том, что власти скрыто поддерживают раскольничьи группировки в Украине и всеми способами стараются навредить каноническому Православию — исторической Церкви нашего народа».
Не исключаю, что к такому юбилею, как 80-летие лаврского заповедника, будут подготовлены речи, особо ретивым работникам музея вручат ордена и медали, присвоят звания «заслуженных». Только вот устраивать шабаш на костях предков — дело хотя и традиционное для безбожников, но не до такой же степени!
Вот лишь некоторые «достижения» музея за восемь десятилетий.
«Во время создания Музейного городка, — пишет товарищ Гришин в «Очерках истории Киево-Печерской лавры и Заповедника», — на территории бывшей обители еще жили монахи. В конце 1929-го — начале 1930 года религиозную общину монахов с территории Лавры выселили (о том, как происходило это изгнание, смотри выше. — Авт.)». «Существуют различные мнения о причинах этого выселения и окончательного прекращения деятельности монастыря в 1930-е годы», — продолжает товарищ Гришин и ссылается на «различные мнения», изложенные в одиозном журнале «Безвірник» и газете «Комсомолець України» за 1929-1930 годы. Щуку бросили в реку? Чтобы понять, чьи это «мнения», я приведу только названия заголовков. Валерьянка у вас, дорогой читатель, недалеко? Итак: «Чорне кубло», «Притулок ченців у державному музеї», «Неприхована релігійна пропаганда у Києво-Печерській лаврі», «Кубло ченців мусить бути знищене». Достаточно? Думаю, да, ибо не хочу оскорблять далее чувства верующих.
В 1930 году закрытые Владимирский кафедральный и Софийский соборы стали филиалами ВМГ (Всеукраинского музейного городка). Нет сомнения, что такое вот перепрофилирование этих храмов спасло им жизнь. Но хозяйничанье в них людей, насмехающихся над чувствами верующих, привело к их обветшанию, поставило на край гибели, впрочем, как и многие объекты бывшего Киево-Печерского монастыря.
Аппетиты безбожной власти росли, возможности ВМГ увеличивались. Именно в 1929-1930 годах по стране прошла волна варварских разорений «объектов культа». Что не было отобрано на продажу за границу (предметы культа) или расхищено чиновниками (от секретарей ЦК партии до мелких сошек на местах), уходило в запасники ВМГ.
Среди должностей, официально утвержденных для ВМГ, я выделю должность помощника директора ВМГ по политпросветительной части. Ему подчинялись экскурсовод-лаборант и еще десять «временных экскурсоводов». Появление последних объяснялось тем, что для обслуживания возраставшего количества экскурсантов «постоянных экскурсоводов» не хватало. Сколько людей, побывавших на экскурсии в ВМГ, было идеологически обработано этими сексотами, выяснить не удастся никогда. Одно ясно: сотрудники ВМГ внесли свою, далеко не скромную, лепту в дело формирования нового манкуртного поколения советских людей. В ВМГ с 1930 года существовал «Отдел участия Красной Армии в гражданской войне на Украине». Даже одно название впечатляет. Что уж говорить о необходимости пребывания отдела на территории обители, которая от этой самой армии пострадала со страшной силой. Особенно в 1918-1919 годах. В то время бандитские красноармейские налеты на старинную обитель были обычным делом.
К 1932 году ВМГ неплохо устроился и на Донбассе, создав на территории бывшего Святогорского монастыря (ныне — Лавры) еще один Антирелигиозный музей, практически свой филиал. В то время в корпусах упраздненной большевиками обители существовал Всеукраинский дом отдыха трудящихся.
Подбирая материалы для этой статьи, я обнаружил, что репрессивная машина не обошла стороной даже сотрудников ВМГ. Казалось бы, уж они, как «жена Цезаря», должны были находиться вне подозрений, ан нет. Специальная комиссия ОГПУ-НКВД, работавшая под брэндом ЦК КП(б) Украины, занимаясь поиском врагов на территории ВМГ, пришла к выводу, что, скажем, директор ВМЗ Куринный оказался украинским буржуазным националистом и руководил не так, как нужно. Он был раскритикован «за отсутствие классового подхода в научной деятельности, увлечение стариной и непонимание процесса нового социалистического музейного строительства».
Досталось и его сотрудникам. И это в самом очаге ведомства, ведущего оголтелую антирелигиозную политику… Как отмечает Гришин, цитируя статью в журнале «Безвірник» за октябрь 1934 года, «весь научный и технический состав был заменен людьми, преданными делу социалистического строительства нашей страны, которые сумели увязать свою музейную работу с общими задачами соцстроительства на основе речи тов. Сталина на XVII партийном съезде и на основе решений XII партийного съезда КП(б)У и XVII партсъезда ВКП(б)». Множество уволенных сотрудников ВМГ подверглись политическим репрессиям, правда, эти «вредители» расстреляны не были.
К началу Великой Отечественной войны ВМГ был огромным «культурно-просветительским центром УССР». С момента открытия и до начала 1941 года этот гнусный рассадник безверия посетили не менее 2,5 млн. наших граждан. Бывали здесь и иностранные гости. Как правило, к посещению ВМГ последними спецорганы готовились очень тщательно. Так, профессор Иван Никодимов вспоминал, что «сама по себе идея образования в Лавре Инвалидного городка с успехом могла конкурировать с проектом создания в ней Антирелигиозного музея. Однако новые поселенцы принадлежали далеко не к спокойным жителям. Они были не обездоленными мирными инвалидами, а морально мелкими людьми, озлобленными на всех, особенно на «буржуазию», к которой относили и монахов. Они делали все, чтобы нарушить покой и мирную жизнь обители (до создания здесь ВМГ. — Авт.), и Лавра в этот период много страдала. Уже при входе в Лавру богомольцев встречали крики, пьяные песни, музыка, ругань, шум… Однако вскоре после закрытия Лавры (как монастыря), к общему удивлению, все храмы ее по приказу советских властей начали энергично ремонтировать, пещеры электрифицировать, купола освежать. Это было тем более странно, что в стенах Лавры был устроен Антирелигиозный музей, центральное учреждение Музейного городка. Однако недоразумение разрешилось, когда однажды утром в Лавре появился наряд милиционеров, одетых с иголочки и в белоснежных перчатках. Вслед за ними к Святым вратам подкатили вереницей роскошные интуристские автомобили. Из них вышли иностранные гости. Оказывается, их привезли осматривать Лавру, чтобы убедить, будто советская власть не уничтожает монастыри, не разрушает храмы, не преследует духовенство. Лавра производила на гостей весьма импозантное впечатление нетронутого монастыря. Кресты и купола блестели позолотой, на колокольне оставались висеть несколько колоколов, в которые для пробы можно было и позвонить, иконы поражали своей яркостью и свежестью, все здания были тщательно отремонтированы. Одно время у входа в монастырь даже позировали два замаскированных под монахов субъекта. Это был весьма утонченный политический маневр — убедить иностранных гостей в терпимости советской власти в вопросах религии… Поэтому-то вошло в обыкновение всех иностранных гостей, приехавших в Киев, прежде всего возить в Лавру. Именно этим антирелигиозным целям должна была служить теперь поруганная, ограбленная, ликвидированная обитель. Таким образом, Лавра как монастырь закончила свое существование и стала в лучшем случае лишь историческим памятником, открытым для публичного обозрения, а в худшем — ширмой для проведения антирелигиозной пропаганды. У Святых ворот, через которые в прежние времена с благоговением вступали в Лавру толпы богомольцев, а теперь приходили и проезжали без всякого уважения и воспоминания о святости места, посетителей встречал рой гидов или попросту антирелигиозных работников. Для входа в Лавру вы должны были приобрести билет, причем таковые были нескольких сортов: с правом осмотра лишь Великой церкви и Трапезной, или Исторического музея, или Антирелигиозного музея. За добавочную плату посетитель приобретал купон на право осмотра пещер…»
Что же изменилось за эти годы? Почти ничего. Монахам «бросили кость», милостиво разрешив арендовать у заповедника свои же святыни. По-прежнему экскурсоводы рассказывают о такой фальсификации, как уничтожение Успенского собора немцами, а не советскими диверсантами. Чтобы провести службу в отстроенной святыне — Успенском соборе, составляется письмо, подписанное самим митрополитом. А вот директор заповедника (всего лишь мелкий госслужащий) по своему усмотрению решает, дать согласие на такое мероприятие или нет. Есть еще одна — моральная — сторона. Многие туристы недоумевают, почему монахи продают входные билеты в свою же обитель, не понимая, что как раз они-то и протестуют против такого ханжества. К тому же несведущему нужно долго объяснять, где государственная часть обители, а где, собственно, монастырь. Хотя если присмотреться, все становится ясно. Обшарпанные строения, показушная чистота — государственная часть; ухоженная, обласканная бескорыстным трудом насельников территория — часть монастыря. Что ж, с таким вот юбилеем!
В статье использованы документальные материалы из фондов ЦГАКФФД имени Пшеничного, Государственного архива города Киева, Государственного архива Киевской области, фондов Киево-Печерского историко-культурного заповедника. Особая благодарность пресс-службе Украинской православной церкви за содействие в подготовке этого материала.

01.06.2010. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Решением Синода создана Комиссия по взаимодействию Русской Православной Церкви с музейным сообществом

Обращение Межконфессионального совета Крыма «Мир — дар Божий»