Михаил Сергеевский . Исповедник нашего времени

01.06.2007 archive, Вестник №69, Юбилеи

80-летие регента Митрополичьего хора Михаила Литвиненко

Исповедник нашего времени

Михаил Сергеевский

Жизненный путь каждого человека непрост. Путь же христианина, человека искусства, прошедшего почти все катаклизмы XX века, – не только непрост. Это героический подвиг. Именно подвиг совершил регент Митрополичьего хора Михаил Семенович Литвиненко, отметивший 1 апреля свой юбилей – восьмидесятилетие со дня рождения.
Родился Михаил Семенович Литвиненко в глубоко верующей семье. «У меня не могло быть другого пути, – вспоминает он, – я христианином родился и христианином жил». Он никогда не был ни пионером, ни комсомольцем. Он чувствовал презрение окружающих, ощущал себя второсортным человеком, но тем не менее это его нисколько не смущало – он жил своей жизнью, жизнью верующего человека.
В воспоминаниях Михаила Семеновича – страшные годы коллективизации, голодомор: «Помню страшный голодомор на Полтавщине 1932-1933 годов. Помню глаза моей школьной учительницы, когда она нашла сухой бурак, и слышу скрежет ее зубов, когда она пыталась грызть его. Вижу, как слезы катились из ее глаз. Я хорошо помню вкус листьев лещины. Макуха же была праздничным обедом. Я думал тогда: откуда у людей столько злости. Когда забирали моего деда, злобные «слуги народа» срывали узелки с семенами, подвешенные на чердаке. Из дома вынесли все. Было не на чем спать, нечем есть (ложки – и те забрали), не из чего напиться воды. Было страшно, но другой жизни я не знал и никогда не терял надежду, знал – есть правда в мире ».
За отказ вступить в комсомол он вместо аттестата с отличием получил простой аттестат с двумя тройками. Ему пришлось уйти из Киевского политехнического института из-за бесконечного давления комитета комсомола. В 1948 году Михаил Семенович поступил в Киевскую духовную семинарию, которую не успел закончить в связи с арестом в 1952 году – его обвинили в антисоветской деятельности с использованием религиозных и национальных предрассудков. Потом были допросы и приговор – 25 лет лагерей строгого режима вместо смертной казни. На одном из допросов Михаил Семенович ответил в лицо обвинителям: «Верил, верю и буду верить вечно и непоколебимо». Затем были годы лагерей, годы работы в страшных условиях. Позже, после смерти Сталина, срок уменьшили, появилась возможность создать концертную труппу. В 1955 году пришло освобождение, но, не получив «чистых документов», Михаил Семенович вынужден был скитаться. «Это было ужасно. Я вернулся в Киев, пришел в Лавру. Наместник меня с радостью принял, но в один из вечеров, прямо на всенощном бдении, пришли двое, вывели меня из храма и заставили написать расписку о том, что я за 24 часа покину Киев. Я приехал в Одессу, там в хоре кафедрального собора познакомился с моей будущей супругой, которая разделила со мной все тяготы жизни. На третий день свадьбы уполномоченный опять заставил меня отбыть в 24 часа. Потом были Миргород, Полтава, Кременчуг, Запорожье, Харьков – и везде без регистрации. Во время визита в Киев я обязательно приходил на службу во Владимирский собор, и однажды мне предложили работать регентом. Я сказал, что готов к работе, а через две недели получил телеграмму, приехал в Киев и услышал: «Принимайте хор». Получилось так, что в 1975 году, в канун престольного праздника равноапостольного князя Владимира, я принял хор Владимирского собора». После этого Михаил Семенович семнадцать с половиной лет был регентом Владимирского собора, до того когда бывший митрополит Филарет стал на путь раскола. «После Архиерейского Собора 1992 года, на котором митрополит Филарет обещал оставить пост предстоятеля УПЦ, но потом не выполнил своего обещания, я не скрывал своего негативного отношения к этому событию. Начало нашего разрыва произошло тогда, когда на праздник Благовещения Филарет сказал: «Никуда я не уйду». Перед литургией на Вознесение я принял окончательное решение. Никого не предупреждая, – ни хор, ни Филарета, – я спел: «И Господину нашему Блаженнейшему Владимиру, Митрополиту Киевскому и всея Украины… Многая лета!» Филарет был, конечно, в бешенстве, затем я сказал хору: «Друзья мои, будьте здоровы, я ухожу! Если кто пожелает со мной, идемте, где-нибудь Господь приютит».
Он ушел, и с ним ушло 25 хористов. После Михаил Семенович пошел к Блаженнейшему Владимиру. Предстоятель УПЦ благословил его петь сначала в Воскресенской церкви, а затем, когда разрешили использовать для богослужений храмы Верхней Лавры, в Трапезном храме и в Успенском соборе. Здесь и ныне трудится Михаил Семенович Литвиненко – регент Митрополичьего хора.
Нелегок труд регента, но Михаил Семенович с любовью несет это послушание. И теперь он продолжает проповедовать людям в песнопениях непоколебимую веру в Бога
Жизненный путь Михаила Семеновича – это царский путь, путь веры. И пусть в эти дни, когда этот поистине великий человек, исповедник нашего времени, отмечает свой восьмидесятилетний юбилей, Господь пошлет ему крепость и силу для трудов на благо Матери Церкви. Многая лета!

40-летие ректора Одесской духовной семинарии

Архимандрит Евлогий (Гутченко), ректор Одесской духовной семинарии: «Бессмысленность смерти тем очевидней, чем большим смыслом наполнена жизнь»

– Отец ректор, расскажите о самых ярких воспоминаниях Вашего детства.
– Для меня символично, что наше родословное древо своими корнями углубляется в древнюю Черниговскую землю. Родители мои из славного города Любеча, откуда родом преподобный Антоний Печерский. Все летние и зимние школьные каникулы я проводил в этом благословенном крае, любовь к которому сохранил по сей день. Одни из самых ярких всполохов памяти связаны с моими детскими впечатлениями от посещения храма Божьего. В то время в государстве проводились атеистические опыты, в результате которых в Чернигове были закрыты все храмы, кроме одного – Свято-Воскресенского. Бабушка приводила меня в этот небольшой уютный храм, который даже в будние дни был переполнен людьми. В моем сердце навсегда запечатлелись те дни, когда мы с бабушкой приходили к пещерке преподобного Антония в Любече. 23 июня, в день памяти святого, там собиралось много верующих. Милиционеры, переодетые в штатское, устраивали провокации, разгоняли людей. Православные, едва успев вознести молитву, со скорбью вынуждены были покидать это место.

– Основным контингентом верующих тогда были женщины. Не зря говорят, что во время гонений Церковь выстояла на бабушках…
– Бабушек не так-то легко можно было разогнать во время общих молитв. Они вели себя смелее и увереннее, в отличие от молодежи, которая в большей степени чувствовала свою зависимость от тоталитарной системы. Бабушки всегда с готовностью вступали в спор и даже своими ответами ставили в неловкое положение представителей власти. Я был свидетелем того, как прихожанки однажды спасли священника, на которого агенты КГБ решили устроить засаду. Чтобы предупредить батюшку, который из Беларуси направлялся в Любеч для совершения богослужения в Антониевой пещере, они сели на катер и, поднявшись вверх по Днепру, «перехватили» его на одной из станций, предупредив об опасности.

– Как в то время относились к религии Ваши родители?
– Они были люди нецерковные, но и атеистами их нельзя назвать. В Бога они веруют, однако религиозное чувство не находит у них должного проявления.

– Вы пришли к Богу в отроческом возрасте. Для учащегося советской школы увлечение религией было чревато негативными последствиями…
– В Одессе я познакомился с верующими людьми, мне подарили Евангелие, духовную литературу. Важную роль в моей жизни сыграло знакомство с иноками Свято-Успенской Патриаршей обители. Я часто посещал их, слушал наставления, исповедовался, причащался. Когда об этом узнали в школе, сразу начали возникать неприятные ситуации. Меня неоднократно вызывали к директору, который проводил внушения. Дошло даже до того, что учащимся запретили общаться со мной, угрожая в противном случае непринятием их в комсомол. В связи с такой напряженной ситуацией после восьмого класса я вынужден был оставить школу и поступить в Одесский техникум нефтяной и газовой промышленности. В скором времени в техникум поступила информация из школы о моей неблагонадежности. Меня выручила одна наша преподавательница, которая, к моему удивлению, «замяла» это дело. Наверное, она тоже была верующим человеком. Во время учебы я был направлен на практику в Псков. Посещение Псково-Печорской обители, которая всегда славилась своими духовниками и строгим уставом монастырской жизни, укрепило меня духовно и утвердило в желании посвятить свою жизнь Богу.

– Кто сыграл решающую роль в Вашем становлении как христианина?
– Господь послал на моем жизненном пути опытного духовника, замечательного и доброго священника отца Михаила, Царство ему Небесное, который служил на сельском приходе недалеко от Одессы. Даже в те безбожные советские времена он собрал вокруг себя полноценную общину. Отец Михаил и люди, которые его окружали, также помогали мне духовно расти, совершенствоваться в познании истины. Батюшка благословил меня принимать участие в клиросном пении и буквально за год я освоил азы богослужения. Из опыта приходской жизни в этом храме больше всего запомнилось то, что за каждой литургией поминались имена расстрелянных за веру, и, может быть, тогда это был единственный храм в СССР, где открыто совершалось богослужение новомученикам и исповедникам Российским и праведному Иоанну Кронштадтскому по факту их канонизации в Зарубежной Церкви. Невозможно описать то состояние, которое я испытывал, когда мы молились этим сонмам, миллионам мучеников и исповедников Российских. Отец Михаил провожал меня в армию, а во время службы поддерживал морально и материально.
Хотел бы упомянуть также келейницу отца Михаила Параскеву, которая смотрела за его домом, хозяйством. Она была очень глубокой веры, исповедница. В свое время вместе со своей семьей была выслана в Сибирь. Будучи ребенком, в 1916 году она была свидетельницей прибытия в Одессу всей царской семьи. Она мне рассказывала о событиях смутного времени, когда в Преображенском соборе Одессы служил обновленческий лжемитрополит, а православный митрополит Анатолий, нынешний священномученик, служил в Свято-Успенском соборе. Она вспоминала, как владыку Анатолия, после службы выходящего из храма, специально поджидали комсомольцы, которые забрасывали его карету камнями. Автомобиль владыке не разрешали иметь. Параскева была среди нескольких девушек, которые в ответ забрасывали камнями комсомольцев, чтобы обратить их внимание на себя и таким образом помочь владыке выехать из собора.

– Решение поступать в Одесскую духовную семинарию Вы приняли еще до армии. На службе любовь к молитве и богослужению пришлось совмещать со строевой подготовкой…
– Служил я в Грузии, в городе Гори, в ста километрах от Тбилиси. Храмов там не было, поэтому приходилось довольствоваться нечастыми командировками в Тбилиси, где я посещал храм Святого благоверного князя Александра Невского. В армии я служил при штабе, и, когда меня командировали в штаб дивизии или округа, которые находились в Тбилиси, посещал также кафедральный Сионский собор, где находятся великие православные святыни – крест, который святая Нина перевязала своими волосами, а также глава святого апостола Филиппа. Интересный факт – по вторникам Грузинский Патриарх Илия в те времена совершал специальные молодежные богослужения. Ни в Украине, ни в России я с подобным не сталкивался. В Александро-Невском русском храме я познакомился с монахинями и духовенством, духовными чадами покойного владыки Зиновия (Мажуги), впоследствии схимитрополита Серафима. Это также оставило глубокий след в моей жизни. В храме я исполнял клиросное послушание. Помню, у прихожан вызывал удивление русский солдат, который в форме поет и читает на клиросе.

– Наверное, Ваши посещения храма не прошли незамеченными …
– В армии я работал в секретном отделе, которые существуют при каждой воинской части. Там хранятся документы с грифом «Секретно», «Совершенно секретно». Как только моему руководству стало известно, что я хожу в Церковь, у меня состоялся серьезный разговор с замполитом полка. Он спрашивал о моем отношении к советской власти и даже о связях с ЦРУ. Конечно же, благо, что в то время церковное руководство лояльно относилось к власти, я привел пример Святейшего Патриарха Пимена, который тогда был Первосвятителем нашей Церкви. Говорил о его отношении к советской власти, говорил, что мы не враги и совершенно неправильно думать, что если человек верующий, то он против своей Родины, своего государства и т.д. Меня ненадолго оставили в покое, правда, сразу же убрали из секретного отдела, хотя оставили при штабе.
Следующая подобная беседа состоялась с начальником особого отдела КГБ. В каждой части, в каждом отдельном воинском подразделении был человек, который никому не подчинялся, даже командиру. Он имел свое руководство по линии госбезопасности. В армейской среде его называли «особистом». Все его побаивались, и когда он вызвал меня к себе, должен признаться, состоялась неприятная для меня беседа по поводу моих религиозных убеждений. После строгих внушений и психологического прессинга он предложил «немножко поработать на власть». У нас в части были еще верующие других направлений (баптисты, адвентисты), и вот он предложил мне узнать об их отношении к советской власти. Я сразу понял, в чем дело. В то время нельзя было сказать «нет», хотя как верующему мне нельзя было сказать и «да». Видя мою нерешимость, он распорядился зайти позже. Но я так и не зашел. Встретив меня в штабе, он спросил, почему я игнорирую его задание. Слава Богу, Господь дал мне решимость, и я ответил, что это не входит в мою компетенцию. Особист сказал, что я еще пожалею об этом. Я приготовился к самым резким поворотам событий. Однако Божьим промыслом этот же человек впоследствии оказал мне большую услугу в жизни. Начальник штаба, в котором я служил, яростно ненавидел христианство и все, что с ним связано. С ним-то мне и приходилось чаще всего «общаться» по поводу моих религиозных убеждений. Для полноценной дискуссии у него не хватало обычных слов, и каждый раз все упреки заканчивались отборной матерщиной, что мне и приходилось терпеть, так как я был простым солдатом, а он подполковником. В одной из таких бесед в ярости он пригрозил, что посадит меня в праздник Пасхи на гауптвахту. Это был 1988 год – перестройка, гласность и потепление в церковно-государственных отношениях способствовали открытию православного храма в городе Гори, где дислоцировалась наша воинская часть. К тому времени я уже был знаком со всеми священниками этой церкви и готовился встретить с ними Пасху. Помню, как мы с сослуживцами покрасили штемпельной краской яйца, так как другой не было, одним словом, готовились к великому празднику как могли. И вот объявляется о моем аресте, и меня садят на гауптвахту. Трудно передать чувства обиды, удрученности и беспомощности, которые я испытал в тот момент. Именно в таком настроении я встретил того самого особиста, который обещал мне отомстить за мою несговорчивость. На его вопрос «что случилось», я объяснил ситуацию и попросил, чтобы меня посадили на гауптвахту в другое время, заметив, что сама причина наказания мне неизвестна. К тому же это был юбилейный год тысячелетия крещения Руси. В Великую Субботу, 10 апреля, в газете «Известия» было помещено интервью Патриарха Пимена и его большой портрет. Особист, как человек, тонко чувствующий конъюнктуру политической ситуации, понял, что это политическое дело, и позвонил начальнику штаба, распорядившись освободить меня от наказания. Однако начальник штаба не унимался. Он пообещал уволить меня по окончании срока службы самым последним из моего призыва – в августе месяце. Так как я собирался поступать в семинарию, то столь поздний срок явно срывал мои планы. Однако меня временно перевели в штаб округа, где я быстро нашел понимание с подполковником, который был родом из Украины. По моей просьбе он позвонил в часть и распорядился уволить меня сразу после окончания командировки. И вот начальник штаба моей части, выполняя приказ подполковника из штаба округа, поставив печать в военный билет, предложил забрать крестик, который он у меня отобрал. И поскольку я отказался взять его, он мне предложил другой крест. Очевидно, отобранный у другого солдата. Посмотрев ему в глаза, я спросил: «Товарищ подполковник, у Вас есть дети?» Он удивился моему вопросу и ответил, что у него двое детей. Я сказал, что дарю эти два нательных крестика его детям, посоветовав ему немедленно крестить их. Он улыбнулся, пожал мне руку и сказал: «Гутченко, я желаю, чтобы ты познал истину». Я пожелал ему того же. После окончания армейской службы я прибыл в Одессу в мае и сразу начал готовиться к вступительным экзаменам. В том же году, милостью Божьей, я поступил в Одесскую духовную семинарию.

– В каком звании Вы закончили службу?
– После учебки я стал сержантом, командиром учебного отделения, мне присвоили квалификацию механика-водителя танка, затем должность писаря в штабе. Уволили меня из рядов Вооруженных сил в звании старшего сержанта.

– Освободившись от одной системы, Вы сразу попали в другую. Желания пожить «на свободе» не было?
– Семинарские годы навсегда останутся в моем сердце как самые счастливые в моей жизни. Весь ритм семинарии – это ритм церковной жизни. Говение постов, общение с духовенством, монастырские богослужения погружали в благодатную атмосферу особого церковного мира. Мой класс в семинарии был самым дружным. Спустя десятилетия после окончания, мы до сих пор общаемся друг с другом. Мы были объединены одной идеей, одной верой, желанием послужить Богу. Помню, как всем классом перепечатывали проповеди Блаженнейшего Митрополита Владимира, машинописный текст которых студенты хранили и передавали из рук в руки как самую большую драгоценность. Тогда еще духовная литература не издавалась, кроме «Журнала Московской Патриархии», богослужебного календаря и богослужебных книг. Но мы находили машинистку, которая печатала нам некоторые материалы. Семинарские годы пролетели, как один день. На четвертом курсе я был назначен преподавателем литургики на первом курсе и догматического богословия на втором.

– Как Вы пришли к решению о принятии монашеского пострига?
– Я был пострижен в монашество в Свято-Успенском патриаршем монастыре в возрасте двадцати четырех лет. И сейчас я считаюсь иноком этой древней обители, которую очень люблю. Поначалу хотел жениться. Помню, как со своим другом, с которым вместе учились в семинарии, поехали в паломничество в Свято-Успенскую Почаевскую Лавру. Ныне он уже протоиерей, благочинный одного из киевских округов, а тогда имел желание принять ангельский образ. Исповедуясь у почаевских иноков, мы спросили совета, как нам быть. Известный почаевский старец порекомендовал мне не спешить с женитьбой, пообещав, что через год все само решится. Другу же моему, наоборот, посоветовал о монашестве забыть и подыскать себе матушку. Ровно через год действительно все решилось – меня назначили преподавателем в духовной школе, и после серьезного разговора с ректором и владыкой я решил принять постриг. А друг мой женился, имеет детей и весьма счастлив в браке.
В иноческий чин облек меня митрополит Лазарь (ныне Симферопольский), он же рукоположил в иеродиакона. Через год на Одесскую кафедру прибыл митрополит Агафангел, который рукоположил меня в пресвитерский сан и доныне руководит моей духовной жизнью, пастырской и административной деятельностью и к которому испытываю искренние сыновние чувства любви, благоговения и благодарности.

– При постриге Вашим восприемником был знаменитый старец схиархимандрит Алексий (Филозоф). Расскажите немного об этой личности.
– Отец Алексий был мудрым пастырем, у которого мне было легко исповедоваться. Я всегда удивлялся тому, что он для каждого человека находил такое слово, которое отвечало на все вопросы и чаяния конкретной личности. Благость и понимание ко всем людям, колоссальное терпение к скорбям и лишениям были теми характерными чертами, которые выделяли его на общем фоне его современников. Да и сегодня редко можно встретить священника, который плакал бы, исповедуя людей. Люди тянулись к нему и при жизни и после его смерти.

– Вы всегда говорили, что семинария – это малая киновия. Очевидно, это предполагает более жесткие требования к дисциплине. Насколько оправдывает себя такой подход к организации учебно-воспитательного процесса в духовной школе? Может, имеет смысл основной акцент делать на образовании?
– Я считаю, что разумная дисциплина будет только способствовать правильному усвоению тех теоретических истин, которые преподаются в духовной школе. Кроме того, специфика духовного образования заключается в том, что теория обязательно должна совпадать с практической жизнью. Я очень часто повторяю студентам одно из моих самых любимых изречений преподобного Максима Исповедника: «Только лишь теоретическое знание богословия, без осуществления его в жизни, есть демоническое богословие». Если человек знает все о Боге, но не старается жить с Богом, тогда он не сможет постигнуть богословия как такового. Как теоретически можно долго рассуждать о свойствах меда, ни разу не попробовав его на вкус, точно так же и богословские истины будут лишены смысла без своего практического употребления. В духовной школе мы создаем условия для того, чтобы будущий пастырь не только из учебников узнавал о том, что такое православие, но и испытал его эмпирически. Христианское образование подразумевает в себе, прежде всего, стяжание человеком образа Божия. Мы не сможем познать Христа, только лишь изучая толкования Священного Писания или же изучая сухие догматические истины. Вместе с тем как информация поступает в ум, она должна пройти через сердечный фильтр. Если при постижении богословских наук не будет задето сердца человека, то весь процесс будет напрасным. Строгий устав духовной школы рассчитан на то, чтобы помочь студенту сконцентрироваться на своей внутренней духовной жизни.

– Сейчас много говорят о том, что мир «мельчает». Уходят из жизни выдающиеся деятели, а на смену им приходит поколение избалованное, ни к чему не стремящееся…
– Конечно, советская эпоха способствовала закалке духа, воспитанию характера. Даже в перестроечные годы поступающих в семинарию вызывали в КГБ. Мы ощущали враждебность этого мира, агрессивность советского правительства по отношению к Церкви. При этом защиты искать было не у кого. Может, поэтому мы были особо сплочены, чувствовалось единение духовное. Что касается нынешних времен, то я никогда не понимал людей, ругающих молодежь. Сейчас большинство студентов – замечательные молодые люди, стремящиеся к церковной жизни, к постижению богословских наук. Единственное, что в последнее время настораживает, – низкий общеобразовательный уровень абитуриентов, поступающих в семинарию после окончания средней школы. Не знаю, что дальше будет с нашим светским образованием, если все будет продолжаться в таком духе. Поэтому мы ввели такие предметы, как русский язык, украинская литература, история Украины. Мы стараемся восполнить пробелы и изъяны светского среднего образования. Раньше в семинарию поступали исключительно после армии. В духовную школу приходили абитуриенты, у которых за плечами уже была определенная жизненная школа. Армия – это действительно хорошая школа жизни, особенно для верующих людей. Сейчас приходят в основном восемнадцатилетние, и в этом есть свои плюсы и минусы. Слава Богу, наше духовное образование находится на должном уровне. К нам приходят люди, которые, несмотря на все искушения мира сего, желают послужить Церкви и осознанно воспринимают очень тяжелый крест, тяжелое поприще пастырского служения Церкви и народу Божьему.

– Всем известна притча о тетиве лука, который может сломаться, если ее перетянуть. Как расслаблялись студенты духовных школ в советское время?
– Мы ходили в кино, в филармонию, часто посещали Одесский оперный театр, музеи. Наша семинария располагается фактически на берегу моря, и кусочек пляж принадлежал монастырю. Одесситы его так и называли – «поповский пляж». Мы часто собирались у костра возле моря, пели песни, в том числе и под гитару. Мы дружили со студентами светских вузов, знакомились, общались со студентками консерватории, ездили друг к другу в гости.

– Отец ректор, пресс-служба УПЦ сердечно поздравляет Вас с юбилеем. Вы находитесь в расцвете сил, полны всевозможных планов. Наверное, с каждым годом Ваш жизненный опыт наполняется особым духовным смыслом. А Вы часто думаете о смерти?
– По этому поводу один философ сказал, что бессмысленность смерти тем очевидней, чем большим смыслом наполнена жизнь. Годы летят быстро, и со временем понимаешь, что жизнь – это действительно очень короткий миг. Но для христианина этот миг наполнен особым смыслом, ибо он знает, что самое главное его ждет за порогом смерти. Ваша фраза о том, что я полон планов, напомнила мне саркастическое высказывание Валентина Домиля: «В молодости точку опоры ищут, чтобы перевернуть мир; в старости – чтобы не перевернуться». Каждый человек, находящийся на церковном послушании, должен понимать, что ничего своего в Церкви он не имеет! В основе нашей деятельности должна быть любовь к Богу, ближним и к Матери Церкви. Даже когда человек отдаст всего себя ближним, станет всем для всех, он не получит права сказать «это я сделал».
Церковь надо любить и с этой идеей выходить на пастырское служение. И когда любовь станет основой нашей жизни, то никакие скорби, никакие неприятности, злоключения, которые встречаются в нашей жизни, не смогут нам повредить.

Беседовал Андрей Коваль

01.06.2007. ДНЕПОПЕТРОВСК. Православный лагерь «Покров» приглашает детей со всех областей Украины отдохнуть на живописных берегах Днепра

Митрополит Челябинский и Златоустовский Иов (Тывонюк): «Мы знали, что мы совершаем дело Божие, а поэтому ничто нас не могло запугать»