Протоиерей Михаил Макеев: «Лавру и семинарию закрыли под видом ремонта»

01.05.2007 archive, Вестник №68, Даты

Протоиерей Михаил Макеев:
«Лавру и семинарию закрыли под видом ремонта»

– Отец Михаил, расскажите, какой была Киевская духовная семинария, когда Вы поступили в число учащихся? Кто из преподавателей больше всего запомнился?
– Я поступил в КДС в 1951-м году. В тот год умер знаменитый ректор о. Борис Шулькевич. Весь Киев был в трауре. Он был весьма грамотен и добрый по характеру. Все семинаристы плакали, когда он умер. Следующим ректором был о. Владимир Ганецкий. Он был преподавателем с большим опытом. Я хорошо помню нашего инспектора, приехавшего из Москвы – о. Александра. Он служил в церкви на Красноармейской и преподавал у нас пастырское богословие. Еще из знаменитых деятелей того времени можно назвать о. Сергия Афонского, которого называли «ходячей энциклопедией». Он ходил в семинарию из Покровского монастыря в рясе, в то время как уполномоченный по делам религии запрещал ходить по городу священникам в рясе или подряснике. А он был крупного телосложения, и так пешком от самого монастыря шел в семинарию. Нас поражало, что он мог к любому месту из текста Нового Завета назвать параллельные места из других посланий или книг как Нового, так и Ветхого Завета. Его боялись, и на его уроках шума никогда не было, даже вопросы боялись задавать. К тому же он был регентом в Киево-Братском монастыре, когда при нем была еще духовная академия. Он отличался своим голосом и манерой пения. Полной его противоположностью был о. Иоанн Гарянов. На его уроках студенты, к примеру, чинили свою одежду, ботинки подбивали. А он им говорил: «мальчики, лучше б вы послушали». У него был родственник, ректор Ленинградской семинарии о. Константин, который ранее нес послушание ректора в Жировицкой семинарии. Также преподавал у нас о. Константин Кальчевский, который приехал из России по направлению учебного комитета. Он преподавал у нас общую историю. Имел три высших светских образования и к тому же, окончил Московскую духовную академию. Это был любвеобильный старец, настоящий отец своих детей. Часто клал под подушки студентам то шоколадки, то перчатки, носовики, еще какие-то подарки. А мне, когда я был в армии, все время посылки присылал. Нас обычно забирали в армию по два человека, со второго курса, а я пошел один. Мне было тяжело служить, и я все жаловался в письмах, а он мне отвечал: «большому кораблю большое плавание». Помню еще диакона Михаила Бойко, который мне писал: «Ну что ж, Мишуня, пятерки получал? Вот теперь докажи на деле свои пятерки. Что ты раскис. Ты же воин? Покажи, что ты воин!». Отец Константин о себе писал, что так увлекся науками, что забыл, что он человек мужского пола и ему надо жениться. А когда задумался, так ему миновало сорок лет, и поэтому остался целибатом. Его письма я храню до сих пор. Когда он еще работал методистом, то ездил верхом на коне и, видимо, однажды конь взбесился и скинул о. Константина. При этом он ушиб себе колено и всю жизнь ходил немного хромая. Когда я уходил в армию, он мне показал большой золотой крест с цепочкой и сказал, что я получу его, когда вернусь. А когда я вернулся, то его перевели в Московскую семинарию, так как к тому времени почти все семинарии закрыли. Он служил под Москвой и поехал к своему студенту на Великий Четверг, где ночевал в церковном доме. Ночью этот дом подожгли комсомольцы, и так он там и сгорел. Второй класс оканчивали Михн, Макариус, Свистун. А со мной о. Алексий Ильющенко, который жил в покоях митрополита Иоанна (Соколова). Был еще преподаватель отец Иоанн Кузнецов, преподававший у нас в первом и втором классе. Тогда был такой закон, что в старших классах (третий и четвертый) могли преподавать только те, кто защитил кандидатские диссертации. Едлинский был у нас секретарем ученого совета. В третьем классе учились о. Николай Хоменко, Рудневский и Ильющенко.

– Назовите свои самые любимые предметы.
– Моим самым любимым предметом было нравственное богословие, особенно когда появилась новая когорта преподавателей, окончивших Московскую академию. Это были Гермоген Шиманский, который, кстати, работал над созданием танка Т-34. Гермоген Иванович часто нам
рассказывал историю о том, что когда в детстве умирал, то папа, который работал железнодорожником, послал праведному Иоанну Кронштадскому телеграмму, что умирает мальчик. Через сутки пришел ответ: «Мальчик будет жить»… Был он очень строгим преподавателем, чем-то напоминал Сарычева, когда я учился в Московской академии. А Сарычев был такой сухой, наставит за урок двоек и тихонько уйдет.
Вспоминаю случай, связанный с бывшим помощником инспектора
Саратовской семинарии Дулуманом, который отрекся от Бога. Так вот, он
однажды выступал в Киеве по радио и в университете с лекциями, направленными против бытия Бога, после чего на площади Калинина устраивал вечер с такими же лекциями. И наши студенты тоже туда ходили. После этого Шиманский спросил, кто был на лекции. Всем, кто был, поставил по двойке. По его словам, мы еще не были духовно крепки, и потому слушать эти лекции нам было непозволительно.

– Отец Михаил, а о. Владимир Сокальский преподавал у вас?
– Да. Это был замечательный гомилет. Он организовал при семинарии кружок гомилетики, а до этого никто не знал, что такое вообще существует. Эти занятия были внеурочные. Я туда также ходил. Там мы изучали проповеди митрополита Николая (Ярушевича). У Сокальского была своеобразная манера чтения. В Андреевской церкви был такой обычай — каждую среду читать акафист Андрею Первозванному, собирался весь Киев послушать, как он равномерно и догматически произносит проповеди.

– Я читал проповеди Афонского, но все же они лучше воспринимаются на слух…
– У него они были академические, а о. Владимир Сокальский старался вести диалог с прихожанами. Он был просто умницей, занимался библиотекой, все время добавлял в ее фонд новые издания. Когда я вернулся из армии, ректором был уже отец Иоанн Одинский. Вспоминается также о. Николай Концевич, интеллигент, прекрасно владел словом, был со всеми вежлив. Он тоже посылал мне и письма и посылки в армию. В то время был «Карибский кризис», была угроза ядерного удара. Надо было вокруг Москвы сооружать защитный пояс, собирали людей отовсюду, забирали студентов из институтов, университетов и нашей семинарии. Семьсот человек забрали из Киева. Посадили в вагон, на перроне были невесты, родители, а я был сирота. Так отец Михаил Вишняков наготовил мне чемоданчик в дорогу. Поезд уже двинулся, и вот он подбегает и бросает мне целую кипу книг, на обложке которых красовалась надпись «Киевская духовная семинария». Все сразу начали говорить, что вот среди нас есть поп, все начали спрашивать так ли это, ну а отрекаться нельзя, и вот я доехал только до Конотопа, а уже стал для всех попом! Был еще такой случай. Хлопцы пекли картошку на складе, а мне тоже хочется, и вот я говорю: «дайте картошину», а они мне отвечают: «отпусти семь грехов», а я не растерялся и в шутку сказал, что это очень много, на один согласен. Потом после армии прибыл к нам о. Иоанн, впоследствии митрополит Виндленд, духовное чадо митрополита Днепропетровского Гурия, который за четыре года закончил семинарию и академию, кроме того, он имел светское образование – был преподавателем в горном институте. При нем мы провели отопление в Андреевской церкви, где до этого была калориферная система, сделали мы храм внутри, где раньше был дровник. Сам он был смиренный, но в тоже время настойчивый в учебном процессе, хорошо знал и преподавал Догматическое богословие. Свою семейную жизнь я начал в армии, где специально женился, зная историю с Чистовым, когда его отчислили за то, что женился до окончания семинарии. Ректор не разрешал жениться до окончания учебы. В духовной школе не было ни одного священника, ни диакона. Даже трапезу благословлял староста. Тогда о. Иоанн решил, что в семинарии должен быть свой священник. И поскольку я пришел из армии и был соответственно старше, он пошел ходатайствовать за меня, чтобы меня рукоположили. Я очень обрадовался, так как хотел послужить диаконом. Я написал прошение, он также поручился за меня, что я достойный и отправил прошение митрополиту на подпись, однако, безрезультатно. Вот так у нас без священника и закончилось бытие семинарии, после чего нас перевели в Одессу.

–Вы учились в Одессе?
– Я закончил семинарию в Киеве и поехал в Москву.

– В каком году вы рукоположились?
– Я пришел из армии в 1957-м, в 1958 закончил семинарию и в 1959 рукоположился. А после этого в 1961-м закрыли Лавру и семинарию. Сначала под видом ремонта, а потом поместили туда какой-то институт.

– Что вам дала духовная семинария в духовно-интелектуальном плане?
–Я обрел то, что искал. Будучи в школе гонимым за то, что прислуживал в церкви и за то, что пропустил три дня учебы из-за Пасхальных дней, был выкинут из седьмого класса. А мои книги полетели в грязь. И я полмесяца учился как бы заочно. А еще помню в школе, если я выходил раньше всех после звонка, меня догоняли ребята, прыгали на шею и били кулаками. Дразнили попом. Я всегда хотел быть на клиросе, читать «Царю Небесный…», лампадку зажигать. И так и случилось, когда попал в семинарию, стал старостой и на трапезе и молитву читал, и лампадку зажигал. Ну и конечно, Лавра повлияла. У нас все студенты делились на «светских» и «духовных». Первые стремились погулять по городу, а вторые старались пойти в Лавру, помолиться в пещерках. Мы в Свято-Успенской Лавре пели на ранней литургии. Помню, тогда регентом был отец Феодосий на правом клиросе, а на левом епископ Нестор. После этого нас всегда поили чаем, и потом мы пели позднюю в Андреевской церкви. Тогда там богослужение начиналось в десять утра и длилось где-то до часа. На них ректор проповеди всегда говорил около часа, так что студенты просто изнемогали от этого. Те же, которые приходили на службу после ранней, легче это переносили, так как перед этим немного подкреплялись у монахов. А после поздней службы ходили по пещерам Лавры. Поэтому там мы получили духовный ориентир. Нас учили, что школа не дает знания, а показывает путь к знанию. Читал много в семинарии, общался с духовными людьми. Соборы, Лавра одухотворяли нас. Кто бежал после обеда в кино, а кто в Лавру.

– Дорогой отец Михаил, большое спасибо за Ваше интервью. Желаю вам здоровья, духовных и физических сил, а самое главное — спасения души и чтобы у Престола Божия молились за всех нас. Многая и благая лета!
– А я желал бы, чтобы студенты не теряли связь со старой семинарией. Допустим, я еще застал преподавателей, которые учились и преподавали в Киевской духовной академии. И вот преемственность потерялась. Хрущев как закрыл Лавру и семинарию, так этот пробел остался и по сей день. Семинаристы и молодежь не интересуются богословием, как было раньше, а увлекаются бизнесом. По окончании духовных школ идут торговать. Это очень печально…

Беседовал профессор Киевской духовной академии,
Протоиерей Георгий Соменок

60-летие возрождения КДС

Архиепископ Тульчинский и Брацлавский Ионафан. Слово мира к спорящим о каноническом статусе УПЦ

Архимандрит Евлогий (Гутченко), ректор Одесской духовной семинарии. Самосвятский раскол в Украине