МОСКВА. Вышла в свет книга о преподобном Паисии Святогорце

5 мая 2015 года Священный Синод Русской Православной Церкви постановил включить имя преподобного Паисия Святогорца в месяцеслов Русской Церкви.

Е.К. Никифоров: -Эту тетрадку мне вручил мой старинный друг, ныне антипросоп русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Святой горе Афон иеромонах Кирион. На афонское монашество его благословил духовник и основатель Свято-Введенского монастыря архимандрит Амвросий.

Вот с отцом Амвросием мы, то есть я, Алексей Рогожин, и Дмитрий Камотесов — основатели Братства «Радонеж» — и отправились в паломничество на Святую гору. Было это в 1993 году. Современный мир еще никак не затронул Афон, на всем лежала пыль столетий. Иногда — в прямом смысле слова. Не было телефонов — только у настоятелей крупнейших монастырей, не было даже грунтовых дорог, не было электричества — в Пантелеимонове генератор заводили на несколько часов вечером. Крыши там были худые, в дождь под течи в храме подставляли тазы, на службе с десяток человек, монашествующим — всем за 70 лет или более, кругом запустение.

Отец Кирион был одним из первых молодых монахов из России и послушаниями не был обделен. «А пойдемте, — говорит, — я отведу вас к своему геронте Паисию, человеку замечательному, к нему со всей Греции стремятся и простые, и знатные». А потом говорит отцу Амвросию, но и мы слышали: «Человек святой, к нему являлась и собеседовала с ним Божия Матерь. Я лишь свет сподобился видеть. Только вы никому об этом не рассказывайте. Заповедал сказать лишь после его кончины. Придется идти по горам, но тут все близко».

Пошли. Дорог, как я уже сказал, не было. Машин тоже. Монахи между монастырями при необходимости передвигались пешком или на осликах. Большей частью вообще не передвигались: послушаний в монастыре хватало. Лето, жара, надрываются цикады. Пришли.

Келья старца — вроде старой маленькой мазанки. На веревках — выцветшие подрясники. На Афоне от жары и пота они ветшают очень быстро. У дверей нас встретил старец: с виду крепкий и бодрый человек, лицо умное, с выразительными благородными чертами. Предложил по афонскому обычаю рахат-лукум, кофе и немного узо (местной анисовой водки). Как же бодрит в жару!

Отец Амвросий завел беседу про свой монастырь, а мы думаем: что же спросить у старца? Каждый спросил что-то свое, бестолковое, очевидное — и получил соответствующий простой и ясный ответ про то, как спасаться. Не грешить!

Сейчас, думаю, вот спросил бы про судьбы мира или еще про что великое, что происходит ныне на глазах, если б понял, с кем говорю. Но тогда самое великое было: как обустроить «Радонеж». Из церковных вопросов был тогда будораживший многих в Греции старостильный раскол. И нас календарная проблема интересовала. Спросили: «А вот говорят некоторые, что не должно у новостильников причащаться?» Он-то сам как афонит служил по старому стилю. «Хула это! Конечно, можно. Хула, хула», — повторил он взволнованно.

Вот и все.

Общее впечатление осталось точно такое, какое ныне выносишь из его книг или книг о нем: простота, рассудительность, здравомыслие. Уж Боже упаси меня написать про «лучащиеся любовью глаза», но забыть их трудно.

Через несколько лет отец Кирион передал мне маленькую ученическую тетрадку, в которой изложил воспоминания о своем геронте. Без изменений предлагаем их вашему вниманию.