Наталия Кармазина: «Монастырь стал моим первым детским домом»

01.08.2005 archive, Вестник №47, Тема номера

Наталия Кармазина: «Монастырь стал моим первым детским домом»
Советский детский дом и религия для многих понятия несовместимые. Но не для Наталии Кармазиной, воспитанницы детдома № 13, ведь одним из первых домов, приютившим военную сироту, стал киевский женский Свято-Введенский монастырь. О духовном заряде, полученном в стенах святой обители, и о проповеди Христа среди своих сверстников, которых всевозможными путями ограждали от «религиозного мракобесия», ныне она рассказывает с радостью и ностальгией.

— До того, как попасть в детский дом, вы воспитывались в церковном приюте. Что вам запомнилось?
— В обители были маленькие уютные келии. Кроме участия в богослужениях, матушки занимались иконописью и рукоделием, делали стеганые одеяла, всевозможные украшения для храма. Я им помогала. Монашки жили в молитвах и труде. Незабываемые впечатления — когда ночью вместе с инокинями идешь на полуношницу.
В монастыре меня крестили. Я была уже большой девочкой. День крестин выпал на праздник Троицы. Во время таинства Крещения повели вокруг купели, а потом все расступились и на меня бросали цветочки и лепестки. Это произвело такое впечатление, что эту радость и благоухание я помню до сих пор. Торжественный проход мне снится в счастливых снах.
Когда я жила в монастыре, довольно часто посещала Печерскую обитель. Еще помню эпизод с приездом одного из русских митрополитов в конце 1940-х. Для него в Киево-Печерской Лавре открывали мощи святых. Я помню, как видела нетленные останки не через стекло, а в естественном виде.
С тех пор постоянно хожу в церковь и молюсь. Похоронила мужа и сына, и именно в храме я нахожу отраду. Думаю, Церковь помогла облегчить и их страдания. И сейчас я чувствую Божию благодать, поскольку у меня есть много друзей, которые мне помогают.

— В детском доме, вероятно, отношение к религии было иное?
— В детский дом я попала, зная азы Православия. Помню такой случай. На Пасху нам выдали яйца. Мы с подружкой их собрали и тайно пошли красить в ванную. К нам пришли, забрали крашенки, а потом ночью вызвали на совет дружины. Там хорошо «всыпали», а позже даже не хотели принимать в комсомол. Это был 1948 год.

— Мы затронули вопрос распространения веры. Как воспринимали ваши слова сверстники?
— С неподдельным интересом. Ведь они ни от кого и никогда не слышали этого. Беседы проходили под одеялом. Мы в послевоенные годы часто спали по два под одним одеялом, и я своим подружкам рассказывала про Христа. Здесь неподалеку было кладбище, я их туда водила на Пасху и рассказывала, что в этот день воскрес Христос.

— Теплые взаимоотношения между преподавателями и в среде воспитанников в детдоме, о которых рассказывают ваши ровесники, можно назвать в какой-то мере христианскими?
— Безусловно, то, что мы застали в послевоенные годы, ту душевную теплоту, которую нам передавали воспитатели, можно назвать подлинным христианским наследием, переданным советскому педагогу от наших православных предков.

— Сегодня возможно участие Церкви в окормлении детских домов и в воспитании детей-сирот?
— Я считаю, что церковная опека нужна воспитанникам, чтобы наставлять их на путь истинный. Кроме того, это может предотвратить деструктивное влияние всевозможных религиозных тоталитарных культов, которые нынче порабощают ум, волю и сердце молодого человека, особенно обделенного материнским теплом.

Материалы подготовил Владимир Свистун

Олександр Яровий. Мистецтво мороку і безвиході ( Репліка на відкриття виставки під назвою „Ecce Homo”)

Международная церковно-историческая конференция «Духовное наследие Крыма»