Україна Православна

...

Официальный сайт Украинской Православной Церкви

30.11.2011. КИЕВ. Василий Анисимов:Власть боится трогать Филарета Денисенко и его «крышу»

Пресс-служба Украинской православной церкви в этом году отмечает десять лет. Как она создавалась и какие события этому предшествовали? Что помешало ей закрепиться как мощному информационному ресурсу? Каков уровень церковной прессы на Украине? Есть ли шансы запретить самопровозглашенный «Киевский патриархат», и кто его «крышует»? Об этом и многом другом в интервью «Интерфакс-Религия» рассказал руководитель пресс-службы УПЦ Василий Анисимов.
- Василий Семенович, пресс-служба УПЦ десять лет назад была создана светскими людьми. Какие традиции церковной журналистики вы брали за основу?
- Я думаю, что в Церкви едва ли не все должно делаться светскими людьми по той причине, что нас в сто или даже в тысячу раз больше, чем священнослужителей. По благословению священноначалия, в меру знаний и умения. Мы все составляем Церковь и несем за нее ответственность. У нас один известный журналист как-то заметил, что к Православной церкви надо относиться как к родной речи, родной земле. Это очень важное замечание. И лучше, чтобы участие в церковном делании было личной необходимостью человека, а не «во исполнение» каких-то указаний. По крайней мере, никаких решений о создании пресс-службы Церковь не принимала. Посоветовавшись с Блаженнейшим митрополитом Владимиром, мы создали информационную структуру, начали работать, а затем уже Блаженнейший сам провел через Священный Синод решение о пресс-службе как синодальном учреждении. Я, кстати, его об этом даже и не просил.
- Но ведь работа светских людей в церковной структуре требует согласованности духовного наставничества и профессиональной работы?
- Умное наставничество профессиональной работе не помеха. Глупо, когда светский человек без соответствующих знаний начинает учительствовать на пастырской ниве, но и к священнослужителям не надо относиться как ко всезнайкам. Сейчас вообще некий сдвиг произошел в отношениях знающих и незнающих. Авторитет наставника базировался на том, что он обо всем знает больше ученика и умеет все делать лучше. Ученика отдавали в монастырь или в школу, где его учили уму-разуму. Теперь же, благодаря информационным, коммуникативным технологиям, ученик о многом, прежде всего о самих технологиях, знает больше учителя и пользуется ими лучше. Так что наставник все еще с сохой, а ученик уже с трактором, и надо учиться друг у друга и в школе, и в вузе, и в Церкви.
Конечно, пресс-служба принесла в Церковь традиции светской прессы, прежде всего газеты «Козы»-»Независимости», в которой работали или публиковались журналисты пресс-службы.
- А почему такое странное название?
- Это была республиканская молодежка, орган ЦК комсомола Украины, называлась «Комсомольское знамя», а в народе, по первым буквам, — «КоЗа». Она стала главным перестроечным демократическим изданием республики, вышла из партиздата, переименовалась в «КоЗу», затем в «Независимость». Это была самая популярная ежедневная газета. В 1992 году, во время раскола, у нее был тираж 1,7 миллиона экземпляров, который в независимой Украине до сих пор никто не превзошел. Ее школу прошли многие известные украинские журналисты, публицисты, политики, тот же Дмитрий Табачник. 1991 год принес ей славу самой вольнолюбивой: газета оказалась единственной из центральных изданий, выступивших против путча. В Москве среди защитников Белого дома был наш спецкор, который диктовал репортажи, внутри расклеивали нашу газету, которая свидетельствовала, что, кроме гэкачепистской Украины Кравчука, есть еще и демократическая Украина. Когда путч провалился, Украина стала независимой, Кравчук — президентом, было постановлено, что финансы со счетов запрещенной Компартии Украины пойдут на поддержку нашей газеты и других независимых СМИ. Когда стали эти деньги искать, то оказалось, что Кравчук их перевел главе «Киевского патриархата» Филарету якобы на восстановление Успенского собора. Собор восстановили за госчет, а партийные деньги ищут до сих пор. Так что борцам с путчем досталась слава, а гэкачепистам (Кравчуку и Филарету) — власть и деньги.
- Поэтому газета стала враждебно относиться к Филарету?
- Она всегда враждебно относилась к Кравчуку и ко всей партийной верхушке. По крайней мере, с середины 1980-х, когда я начал в ней работать. У нас часто негативно говорят о демократии, свободной прессе, но ведь во многом благодаря им были сорваны планы Кравчука-Филарета загнать УПЦ в раскол. Загнать не пряником, а кнутом. Они были уверены, что административным давлением, прямым насилием они за пару лет это сделают. Были организованы пропагандистская дискредитация, травля, шельмование УПЦ, ее именовали «пятой колонной», Блаженнейшего Владимира — московским шпионом и так далее. Из Филарета же лепили героя-патриота, он не сходил с телеэкранов, а православные иерархи были в информблокаде, им не давали возможности защищаться от клеветы, изложить свою позицию. Помню, как митрополит Агафангел выступал в парламенте (владыка был тогда народным депутатом) и какой вой подняли нардепы — крики, оскорбления, улюлюканье. Блаженнейшему митрополиту Владимиру впервые дали полминуты телеэфира лишь через полтора года — поздравить свою паству с Рождеством. Церковные же информресурсы были очень слабенькие, главное церковное издание — «Православная газета» — печаталось чуть ли не подпольно в какой-то районной типографии в Черниговской области, с ужасной полиграфией.
В этих условиях иметь такой влиятельный общеукраинский ресурс, как газета «Независимость», которая очень активно разоблачала кравчуковскую раскольничью аферу, — было делом чрезвычайно важным. Когда в 1997 году мы с Кирилловским приходом столицы впервые решили издать по материалам «НЗ» за пять лет сборник статей, который назывался «Истинный лик филаретовского патриархата», пошли в библиотеку работать над подшивками (тогда еще не было электронных версий газет), то публикаций оказалось несколько сотен.
- Но, судя по всему, влияние-то было небольшое, раз раскол продолжал существовать…
- Почему же? Общественность была осведомлена, повсеместно произволу оказывали сопротивление. Помощь приходила, откуда и не ожидали.
Скажем, у нас была такая «Украинская правныча фундация», которая стремилась по европейским канонам строить в Украине правовое государство. Ее возглавлял депутат Верховной Рады, руховец Сергей Головатый, известный юрист, который впоследствии при нескольких правительствах был министром юстиции. Мы тесно сотрудничали, я участвовал в их конференциях и акциях. Как все правозащитники, они работали исключительно по американской повестке, поэтому, естественно, никаких беззаконий в отношении православных, русскоязычных, русских в упор не видели. Я в одном материале об очередном филаретовском беспределе выступил с критикой в их сторону, указав, что для наших правозащитников права православных верующих не являются правами человека. Действительно, ситуация была абсурдная: мы на международных семинарах в Киеве, в высоких залах, со светилами правовой мысли из США и Европы обсуждаем высокие юридические материи, а на дворе — самый настоящий мордобой, избиение верующих и захваты их храмов. Головатый собрал журналистов многих газет и, сославшись на мою статью и на аналогичные критические высказывания, от имени своей Фундации дал юридический анализ создания филаретовской УПЦ-КП, указав на десятки статей законов и Конституции, которые были при этом нарушены Госкомрелигий, правительством, Верховной Радой и лично президентом Кравчуком. Это правовое экспертное заключение было опубликовано в парламентской газете «Голос Украины» под заголовком «Когда законники становятся фарисеями», перепечатано другими изданиями. Более того, Сергей Головатый подал депутатский запрос в Генпрокуратуру, и Генеральный прокурор вынес протест, признающий УПЦ-КП незаконно созданной организацией.
- Но это ведь ни на что не повлияло. К тому же Генеральная прокуратура не единожды выступала против раскола.
- Протест удовлетворяется в суде, но Кравчук был в шоке от вердикта прокуратуры, поэтому решил дело до суда не доводить и провел через парламент постановление о снятии генерального прокурора, а с ним и всей коллегии. В суд некому было идти. Это была осень 1993 года, реакция Генпрокуратуры, конечно, была запоздавшей, уже более года шли захваты храмов. Но сам скандал остудил действия власти, ведь они обещали Филарету за пару лет все общины и епархии загнать в раскол, а здесь все ее действия признаны незаконными, никто этого не опроверг, и все чиновники понимали, что вдруг за содеянное когда-то придется отвечать. Захваты пошли на убыль, Филарет устроил истерику, обвинив власть в предательстве: бросили на полпути, вместо филаретовской единой оказалось три юрисдикции, причем две самозвано именовались «Киевскими патриархатами». Так что даже в железобетоне произвола свободное слово может неожиданно и с пользой отозваться.
Второй раз Генеральная прокуратура вынесла протест в 2002 году. Его инициировала уже сама пресс-служба УПЦ. В Верховной Раде существовало межфракционное депутатское объединение в защиту канонического православия, куда в основном входили депутаты левых партий — коммунисты, социалисты, витренковцы. Они выступали с заявлениями, где филаретовство именовался мафией, такой же, впрочем, они считали и саму власть. Понятное дело, власть на них мало реагировала, поэтому мы предложили депутатам обратиться в Генпрокуратуру и по существу. Депутаты со своими юристами подготовили депутатский запрос Генпрокурору, к нему приложили много документов, в том числе и юранализ Сергея Головатого. Мы делали все демократично, открыто: провели пресс-конференцию, на которой выступили юристы, лидер компартии Петр Симоненко, другие депутаты. Генпрокуратура вынесла протест, опять поставивший филаретовский раскол вне закона.
- И опять сняли генерального прокурора?
- Протест выносил заместитель генерального прокурора, сам генеральный уходил в депутаты. На этот раз вердикт прокуратуры шокировал уже президента Леонида Кучму, который в то время уже вовсю дружил с Филаретом и строил с ним «поместную Церковь». Я был на встрече журналистов с Кучмой и, помню, когда его спросили об этом деле, он не мог сдержать своего крайнего раздражения и негодования. Тогда уже шел кассетный скандал, связанный с убийством журналиста Гонгадзе, протестные акции сотрясали страну, власть шаталась, от Кучмы гонцы помчались к Блаженнейшему уговаривать не поддерживать протест в суде, нашли какую-то зацепку, позволяющую это отложить, поскольку и без того взрывоопасная ситуация, а тут еще филаретовский спрут выкорчевывать — не губи, отец родной, любимую родину. Власть, кстати, всегда на этом играла, поскольку знала, что гражданский мир для Блаженнейшего — это святое.
- Ну, а чем раскол так страшен для власти?
- Филарет всегда шантажировал власть организацией протестов, беспорядков: только троньте, тут же галычан автобусами завезу — мало не покажется. Это же он в 1995 году организовал «черный вторник», едва не стоивший Кучме президентского кресла. Кстати, уголовное дело по тем событиям до сих пор не закрыто, а лишь приостановлено. А ведь те события были не чем иным, как попыткой государственного переворота, и так напугали президента, что он быстренько из пророссийского стал «многовекторным», украинонероссийским. Обещал всех организаторов наказать, всю правду рассказать, но до сих пор решиться не может. Ведь тогда, во время побоища, были потравлены газом, побиты, пострадали не только боевики, депутаты, Леонид Кравчук, но и послы западных держав, в том числе посол США, которые тоже участвовали в организованной Филаретом провокации.
- А какая заинтересованность Запада в межправославном конфликте?
- Он традиционно поддерживает все антиправославное, русофобское. В Украине множество гуманитарных фондов, которые нас учат, какими мы были, есть и должны быть. Отклонения пресекаются жестко, даже на уровне посольств. И это известно без всяких викиликсов. В 1997 году в Одессе собрались православные патриархи, чтобы засвидетельствовать, какая Церковь в Украине истинная, и призвать раскольников к покаянию и объединению. Это были Святейший патриарх Константинопольский Варфоломей, Святейший патриарх Московский Алексий, Святейший патриарх Грузинский Илия. Они прибыли в Успенский монастырь, рассказали журналистам о цели их встречи, сделали краткие заявления и пошли вместе с Блаженнейшим митрополитом Владимиром в патриаршую резиденцию подписывать воззвание к раскольникам, чтобы они объединялись вокруг УПЦ, канонической Православной церкви. Они его должны были зачитать перед СМИ, и мы ждали их на улице. Проходит полчаса, час, затем выходит расстроенный патриарх Варфоломей и спешит на корабль. Стали выяснять, что случилось. Оказалось, его даже в монастыре нашел по телефону посол США в Украине и строго-настрого запретил что-либо подписывать. США не могли допустить, чтобы в Украине исчезли русофобские расколы, а Константинопольский патриарх не мог ослушаться американцев. Вот такое невмешательство.
Кстати, когда Збигнев Бжезинский был в Киеве, то сотрудники пресс-службы УПЦ просили его объяснить, почему после распада СССР Русская православная церковь объявлена им главным врагом США. Он открещивался и заявлял, никогда ничего подобного не утверждал, это ему приписали злопыхатели.
- Но правовое решение проблемы раскола так и не состоялось.
- Ее можно решить хоть сегодня, при любом генпрокуроре, было бы желание. Я говорил с генеральными прокурорами Виктором Шишкиным, Михаилом Потебенько, при которых выносились протесты, с другими юристами, они убеждены, что любой суд удовлетворит этот протест, поскольку с юридической точки зрения создание УПЦ-КП — чистая афера, причем шитая белыми нитками. Ее фабула банальна и примитивна, изобличена самими участниками, даже видеозапись есть. Филарета расстригли, переизбрали на харьковском Архиерейском Соборе УПЦ, но у него остались канцелярия, печать, общецерковная касса в несколько миллиардов рублей, дворец на Пушкинской, дача в Плютах, Владимирский кафедральный собор. Как со всем этим расставаться и куда нести печаль свою? На награбленном создали свою незаконную организацию под дланью президента, депутатов, находящихся в ее руководстве. Горстка людей, никого не представляющих, объявила себя «Церковью», правопреемницей всего православного имущества, финансов и ценностей в Украине. Понятно, что никакими нормами закона ни тогда, ни сейчас, задним числом, это оправдать нельзя. Это — форменное, организованное преступление. Сейчас генеральная прокуратура Украины вернулась ко многим делам прошлого десятилетия, думаю, что и церковная афера должна стать объектом ее пристального внимания.
- Вы сказали, что депутаты Верховной Рады входили в руководство раскола?
- Они и сейчас в его руководстве находятся. Это такое многоуровневое «крышевание» беззакония, придуманное Филаретом. Первая «крыша» — президент (так было и при Кравчуке, и при Кучме, и при Ющенко), а с ним, естественно, и вся вертикаль власти от правительства, Госкомрелигий, до губернаторов, глав районов со своими информационными ресурсами. Вторая — законодатели с их неприкосновенностями. Третья — политические партии, вроде тех же националистов-тягнибоковцев, ющенковцев. Даже сейчас галицкие облсоветы принимают официальные обращения к власти не трогать Филарета. Четвертая — внешнеполитическая, типа тех же американцев и связанных с ними фондов-грантов, радиоголосов, СМИ. Пятая (а на самом деле — первая) — бизнес. Мы много разоблачали коммерческую деятельность филаретовских структур: это и филаретовский коммерческий банк, и псевдогуманитарка, и ввоз иномарок, и торговля нефтью, и даже наемничество. Наконец, это старые номенклатурные связи (Филарет ведь более 40 лет в Киеве) и СБУ. Это настоящий спрут, прикрывающийся религией, поэтому власть боится его трогать. С первых же дней Филарет создал так называемую «высшую церковную раду» в УПЦ-КП, куда включил с пяток парламентариев, очень злых националистов. Не отрицал, что дает им деньги. У нас заполучи нардепа с его иммунитетами в руководство любой структуры — и можешь не обращать внимание на правоохранителей.
Я помню, как по требованию нардепов — кстати, членов той же филаретовской «церковной рады», Генеральная прокуратура отрыла уголовное дело против меня и редактора газеты, как водится, за клевету. В рамках его надо было изъять подлинники двух документов, которые находились у другого нардепа, возглавлявшего еще и государственную сельхозкорпорацию. Следователи прессовали нас месяца три по полной программе, а вот документы, которые, кстати, свидетельствовали о многомиллионной коррупционной схеме депутатов и филаретовцев, вытребовать так и не смогли: депутат просто посылал прокуроров подальше, и те ничего не могли сделать.
- Но от прокуратуры-то вы защитились?
- И не однажды. Однако уголовное преследование журналистов как-то не было популярным, и филаретовцы больше практиковали иски о защите чести и достоинства. Их подавали и филаретовские депутаты, и председатель Госкомрелигий Зинченко. Это достаточно выматывающее занятие, когда в суды годами ходишь, как на работу. По церковной тематике это длилось до победы Кучмы, а по журналистике расследований — вплоть до закрытия «Независимости» в 2000 году. Это была всеобщая практика борьбы мафии со свободой слова. Шло тотальное разграбление страны под всякими реформаторскими, патриотическими предлогами, каждый волок, что мог (Филарет вот — церковную кассу), а любая публикация, естественно, вызывала противление. Ты три дня пишешь материал, а потом три месяца в суде доказываешь, что все написанное — правда. Иски были запредельными, не будешь в суд ходить — удовлетворят истцов, арестуют газетные счета, разорят издание, что в конце концов и произошло с «Независимостью». Честь и достоинство разрешалось защищать по доверенности, сами депутаты или мафиози лишь однажды появлялись в суде, а затем присылали адвокатов, а те прямо говорили: выиграем или не выиграем — не важно, но крови попьем, так что в ближайшие месяцы тебе будет не до газетной писанины.
- Но как вы определяли достоверность информации?
- Везде и всегда находились порядочные люди, которые были возмущены властным произволом и ложью и поэтому снабжали нас достоверной информацией, на основе которой мы и писали материалы. Один из них был даже советником президента Кравчука по религиозным вопросам и из президентской администрации по телефону, через салфетку (это изменяло голос), рассказывал об истинном положении вещей. И таких источников было несколько.
Когда мы создали пресс-службу, то я привлек к работе в ней бывших референтов трех раскольничьих «патриархов» (Мстислава, Димитрия из УАПЦ и Владимира Романюка из УПЦ-КП), один из них даже возглавлял ОВЦС у Филарета. Они всех раскольников знали, как облупленных, у них сохранялись связи и контакты в раскольничьих структурах, и не было проблем любую информацию проверить и уточнить. Так что наша информация всегда была достоверной, и никакой лжи даже об оппонентах мы не допускали.

- Почему все-таки СМИ обходили церковную проблему стороной?
- Не хотели с властью ссориться, а в условиях культивируемой московофобии защищать что-то связанное с Москвой тоже было не с руки. Понимаете, Филарет же не просто хитрый, он изобретательно хитрый, для него главное — все замутить, оболгать, сбить человека с толку. Даже на названии своей преступной структуры целое филологическое разводилово устроил, половина украинцев до сих пор разобраться не может.
До филаретовского раскола было в Украине зарегистрировано две Церкви — Украинская православная церковь (УПЦ) и раскольничья — «Украинская автокефальная православная церковь» (УАПЦ). Первая — это бывший экзархат Русской церкви, тысячелетняя Православная церковь Руси, основанная святым князем Владимиром, в нее входили все украинцы с древнейших времен до наших дней. Она — часть Русской церкви, которая получила автономию и с 1990 года стала именоваться УПЦ. УАПЦ возродилась при Горбачеве в память созданного в 1921 году самосвятского раскола, в нее бежали от унии и Филарета западноукраинские общины и священники. Когда в 1992 году Филарет с Кравчуком свой раскол организовали, они объявили, что их структура пользуется уставом УАПЦ, и назвали ее УАПЦ-КП. Затем букву «а» убрали и перерегистрировали ее как УПЦ-КП («Украинская православная церковь — Киевский патриархат»). Но в Украине уже была УПЦ, и любой юрист вам скажет, именовать новую структуру именем организации, к которой она никакого отношения не имеет, — это уже преступление, и уже по одному этому она должна быть снята с регистрации. Тем не менее, получилось, что якобы есть две равноценные Церкви, только одна относится к «клятым москалям» (Московский патриархат), а вторая — своя, родная («Киевский патриархат»). И хотя филаретовской УПЦ-КП без году неделя, а УПЦ 1020 лет, многие уверены, что первая и есть древняя Церковь Украины, поскольку Киев старше Москвы. И этот сумбур продолжается до сих пор, почитайте только опросы общественного мнения. Люди объявляют себя приверженцами «Киевского патриархата», но уверены, что их патриарх — Кирилл или Владимир. А иностранцы вообще мало что понимают и спрашивают: почему УПЦ-МП — святое, а УПЦ-КП — преступное, вы, случайно, не шовинист?
Вот так сатана, враг рода человеческого, и действует: чтобы сбитый с толку человек принимал не благодатные спасительные таинства Церкви Христовой, а их подмену в исполнении анафематствованных, беглых и ряженых паразитов.
- Почему создать пресс-службу решили лишь в 2001 году?
- В Церкви были свои СМИ, профессиональные журналисты работали у Блаженнейшего пресс-секретарями, но церковные издания были и по сей день остаются просветительскими, пастырскими, на них мало кто обращал внимание. А в 2001 году мы оказались в еще большей блокаде, чем при Кравчуке. Тогда власть организовывала «планетарный визит» папы Римского в Украину. Ватикан назвал данный визит «реваншем истории», поскольку до этого ни разу нога понтифика не ступала на киевскую землю. После погрома в начале 1990-х униатами трех православных епархий в Галиции никто его в Киеве на белом папамобиле не горел желанием видеть, но Кучма через колено решил нагнуть всех на торжественно-радостную встречу. Было объявлено, что чуть ли не миллион униатов и католиков прибудут из-за рубежа, еще миллион соберут в Украине. УПЦ оказалась единственной, кто выступил против, и на нее обрушились буквально все — шельмование по всем телеканалам и другим СМИ длилось месяца три перед визитом: «византийская ересь», «подстилка Москвы», столетиями державшая нас в болоте мрака и невежества, а теперь мешающая европейскому прорыву Украины, и так далее. Наша холуйская национальная интеллигенция вдруг напрочь забыла запорожцев, Кобзаря, Лесю, Грушевского и с пеной у рта стала доказывать, что Рим всегда был светом для Украины, а православие, Москва — тьмою. Ватикан пригласил полторы сотни редакторов, журналистов ведущих СМИ для поездки в Рим, можно было поехать даже с семьями. Один мой друг поехал с сыном-подростком. Бесплатный проезд, проживание, питание, месяц в Вечном городе и Италии — конечно, кто, когда и где о журналистах так бы еще позаботился? Вернувшись, они, конечно, удесятерили «мочиловку» противников папского визита, ежедневно их изобличали как врагов Украины и ее светлого будущего. На центральных каналах даже рубрики появились: до визита 79 дней — что сделано, как готовятся, почему москали неправы.
Беда заключалась в том, что нам просто заткнули рты — ни в одну газету нельзя было пробиться, ни на телевидение. Шло одноканальное шельмование. Правда, неожиданно плечо подставили коммунисты, спасибо им, что стали публиковать наши материалы, даже брошюру выпустили.
Но надо было создавать что-то профессиональное и со своим аналитическим, наступательным информационным продуктом входить в информпространство. И тут подвернулся случай. Мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться тогдашний лидер Партии регионов Николай Азаров, он руководил Налоговой службой Украины. Я пришел к нему, и он сказал, что вот создана партия, а информационных ресурсов у них нет, и нужно посоветоваться, как ими обзавестись в преддверии очередных выборов. Я предложил им создать свою всеукраинскую общественно-политическую газету с мощной корсетью по всей стране, а при ней сделать еженедельное православное приложение, за которое можно было не медля взяться.
- Почему приложение, а не отдельное издание?
- Отдельное бы никто не потянул, и не из-за отсутствия финансов, а из-за отсутствия кадров. У нас и сейчас-то с ними негусто. А проекты с приложениями мы уже обкатывали, и они были достаточно успешными.
- Но не создали ни газеты, ни приложения к ней?
- Пришлось идти другим путем. Время поджимало, Азаров не хотел создавать что-то с нуля, поэтому он попросил узнать, какие издания можно приобрести, уже существующие. Многие газеты тогда едва сводили концы с концами. Я предоставил Азарову на выбор пять изданий, указав их долги, плюсы и минусы, он дал слово, что приложение будем делать при любом из них. Они все пять изданий купили, а церковное издание решили делать отдельным проектом. По указанию Азарова со мной встречались олигархи, но никакого толку в периодическом светском православном издании они не видели: какая там в Церкви информация, какая аналитика, полемика, о чем там можно писать. И это длилось достаточно долго, пока мне не позвонил один азаровский бизнесмен и не предложил обсудить проект. Главным было найти людей, создать информационно-аналитический пресс-центр, который бы аккумулировал религиозную информацию, создавал свой новостной, аналитический, полемический информпродукт и распространял его и сайтом, и газетой, и журналом, и телепрограммой.
Договорились, что бизнесмен берет на себя финансовое и техническое обеспечение, а я — людей и всю творческую работу. Пошли к Блаженнейшему, он благословил, но попросил все материалы перед публикацией приносить ему, что все эти десять лет мы исправно делаем. Потом получили благословение у патриарха, и работа закрутилась. К нам пришли более десяти творческих сотрудников — журналисты, богословы, священники, финансово-техническая сторона тоже была на высоком уровне: приличные зарплаты, современный офис с выделенной линией Интернета, новейшие компьютеры, связь, транспорт. Мы запустили ежедневную ленту церковных новостей, откликались на все церковные и околоцерковные события, завязали тесные связи со светскими СМИ, могли ездить в командировки туда, где были конфликты и нарушались права православных, привозить оттуда репортажи, проводить самим пресс-конференции, активно полемизировать с властью, расколами, унией, сектами. Думаю, что если бы мы с теми ресурсами и возможностями поработали не полтора месяца, а хотя бы год, то мы сильно бы укрепили позиции Церкви в информационном пространстве и запустили много серьезных проектов.
- А что случилось дальше?
- Оказалось, что наши спонсоры перед выборами очень даже хотят использовать созданный информресурс, его влияние на верующих, благословение Блаженнейшего для борьбы с политическими оппонентами регионалов. Мне так и было сказано: вы уже стали на ноги, а почему не изобличена антиправославная сущность таких-то людей? И называются фамилии известных политических деятелей. Я объясняю, что мы изобличаем людей за конкретные антицерковные дела, а не потому, что они находятся во власти или в оппозиции. Напротив, мы все политические силы стараемся объединить вокруг Православной церкви. И я бегаю по парламенту, прошу депутатов подписать обращения в защиту храма или монастыря, а здесь их должен изобличать? За что? Но дело пошло на принцип, к тому же бизнесмен вмешался в редакционную сферу — и пришлось хлопнуть дверью. Так что на сытных хлебах долго не получилось удержаться.
Затем нас приютил Фонд единства православных народов: дал помещение, компьютеры. Опять брали благословение у митрополита Владимира и патриарха. Но это была очень бедная организация, мы помыкались года два, и Блаженнейший вернул нас в родные пенаты — в Киево-Печерскую лавру, где все уже приходилось делать самим: изыскивать средства, а ресурсы и возможности были более чем скромными.
- Вы говорили о кадрах как главной проблеме церковной прессы. За десять лет ситуация изменилась?
- Церковная пресса как была, так и осталась, в основном — любительская. Вот через пресс-службу прошло с десяток студентов КДА, замечательные ребята, почти все кандидатские по богословию защитили, один сейчас докторскую за границей пишет, двоих приняли в Союз журналистов. Они здесь годами, в свободное от учебы время постигали журналистские навыки и чему-то научились, но это ведь все равно не их призвание. Они же в духовные школы поступали, чтобы стать священниками, богословами, служить на приходе, преподавать, писать научные труды, чем они ныне все и занимаются. Журналистика для них — хобби, не более, и то — в прошлом. Хотя, смотрю, и сайты на приходах сделали, и блоги завели. Но уровень, конечно, любительский. Недавно один бывший сотрудник участвовал в православном форуме за рубежом, я попросил его написать о нем заметку, он прислал — еле предложения одно к другому клеит. Два года ничего не писал — дисквалифицировался. Так что внутри Церкви выращивать профессиональные кадры не получается, хотя есть, конечно, исключения. Церковная журналистика никак не хочет двигаться от любительства к профессионализму.
- Когда Вы начинали путь в журналистике, какие познания о Церкви имели?
- Я когда начинал, то и о Церкви, и о журналистике познания имел небольшие. Зато вот сразу с первыми своими публикациями получил вполне определенные познания в том, что значит преследование за инакомыслие. Дело в том, что я, как и два других журналиста, работавших в пресс-службе, начинал в самиздате, который в советское время преследовался, как и Церковь, не за какой-то вред, а по самому факту существования. Мой друг поэт-лирик даже свою первую книжку назвал «Я сам из дат печали».
Я учился на филфаке в нашем знаменитом Киевском государственном университете, на втором курсе в 1977 году нам, молодым литераторам, надоело только говорить и спорить о литературе, философии и творчестве, и мы организовали литературное общество, стали издавать свой ежемесячный журнал, где было около 30 авторов, поэтов, прозаиков, публицистов, сатириков — все студенты филфака, журфака и других факультетов. Следом на нашем же курсе появился еще и рукописный литературный журнал. Но заре новой литературы все-таки не удалось полыхнуть, на третьем номере нас накрыли. Я успел опубликовать две статьи и один рассказ — все на уровне пробы пера. Тем не менее пошло-поехало: дознания, следователь КГБ, проработки на собраниях и в парткомах, оргвыводы. И тянулось это долго, чуть ли не год. С нашего курса с филфака двух ребят исключили из университета и сразу забрили в армию, считалось, что она более всего исправляет идеологически заблудших. А один парень пострадал больше всех: он поступил уже после армии, поэтому его посадили, и освободился он уже при Горбачеве, в 1988 году. По сравнению с ними мы все отделались легким испугом.
- А в чем легкий испуг заключался?
- Выгнали из общежития, дав возможность немного поскитаться, прорабатывали на парткомах, собраниях и комитетах, позволили закончить вуз, но вместе с дипломом вручили повестки в армию, еще и характеристику подлую, о неблагонадежности, дали. Начальник штаба части, куда я прибыл проходить воинскую службу, не поверил собственным глазам, говорил: знаешь, лейтенант, с такой характеристикой тебя надо держать под стражей, а не солдат тебе доверять. Характеристика в советское время много значила, находилась в личном деле, под грифом, — ее же не выбросишь, это как волчий билет — навсегда, который ограничивал возможности устроиться на творческую, научную, тем более — на руководящую работу. Вот так боролись со свободным творчеством, свободным словом, многим судьбы ломали. Я спрашивал у своего однокурсника, он был коммунистом, комсоргом факультета, а после независимости — даже первым замом министра иностранных дел Украины: для чего он такую характеристику писал. Он сказал, что его парторг филфака заставил. А парторг у нас был главным борцом с антисоветчиной и национализмом, перед ним все украинские писатели бледнели и трепетали. Сегодня он у нас главный националист, борец с коммунизмом, директор Института украиноведения.
- Но студенты получали где-то знания о Церкви?
- В полугодовом курсе научного атеизма, где не столько рассказывали о Церкви, сколько разоблачали ее. Я не знаю, как советскому журналисту они были необходимы в его работе, но филология, особенно литературоведение, без знания Библии — профанация. Ну, как можно быть специалистом в области древней литературы или классической, русской ли, украинской, без этих знаний? Ведь летописцы и классики писали для верующего народа, который знал, кто такой шестикрылый Серафим, явившийся к поэту, и понимал, с кем беседовал Иван Карамазов. Но ведь эта профанация тянется до сих пор: христианскую литературу изучают вне христианства. Рыбу вне моря. Хотя индивидуально никто не запрещает Библию читать. У нас, конечно, и такой возможности не было, потому что книг не было. Мне, студенту, одна богомольная старушка, оглядываясь по сторонам, дала на пару недель страшно потрепанную Библию, еще дореволюционного издания, так я с лупой разбирал текст, выписок целую тетрадь сделал, потому что не думал, что когда-то удастся еще раз ее в руках держать.
Поэтому надо дорожить свободой слова (а не лжи), потому что она дорого досталась, и не нашими трудами, а трудами предшественников; дорожить свободой доступа к сокровищам нашей веры и культуры, к этому океану, который нас никогда не покинет.
А когда работал уже в газете, церковный ликбез со мной проводили сами священнослужители.
- И вы находили общий язык?
- Потому что был взаимный интерес. Я думаю, что журналист не должен стараться выглядеть докой там, где он ничего не понимает, должен задавать любые вопросы, даже самые глупые. Я помню, что и у Филарета даже спрашивал, что он так от детей-то своих отбивается, что это такой уже страшный грех? Он мне растолковывал, что он монах. Сейчас — монах, а когда-то не был им, дети-то взрослые. Что за беда-то? А он опять объясняет, что он монах от юности своей и так далее. Тогда публикации о Церкви были внове, и сами священнослужители писали, звонили, подбодряли, поправляли и всегда — поддерживали. И киевские священники, и отец Зосима Донецкий, и архиепископ Ионафан, и митрополит Никодим, и, конечно же, Блаженнейший Митрополит Владимир. За 20 лет нашего знакомства, когда бы я ни пришел к Блаженнейшему, не помню ни единого случая, чтобы он не принял, не уделил время, не выслушал, не дал совета. Спросишь, когда можно зайти, у него один ответ — «в любое время дня и ночи». Так ему отвечал и его учитель — святой Кукша Одесский. Митрополит всегда поправит, если какой-то ляп в материале допустил — посмеется, но не зло, терпеливо все растолкует и непременно напутствует — держаться и не сдаваться! Однажды я у него долго выпытывал, как Церковь должна относиться к какой-то появившейся проблеме. Он слушал меня, а потом говорит: что вы все время спрашиваете — вы столько уже написали о Церкви, попробуйте сами сформулировать ответ, обоснуйте, ведь есть знание и книги. Напишите, принесите, вместе подумаем. Я написал, принес, он поправил, завизировал. Вот такое приглашение к соработничеству светского журналиста и напоминание о том, что Церковь — это наше общее дело.