Диакон Андрей Кураев: «Наша церковь до сих пор не умеет жить в условиях информационных войн»

— Почему все журналисты обвинили УПЦ в том, что она ввязалась в политику, а поддержка греко-католиками или другими конфессиями своих политиков не считалась чем-то плохим?
— Двойные стандарты давно уже не удивляют. Например, от православных Украины требуют порвать их чисто номинальную связь с Московским Патриархом. А от украинских католиков не требует разрыва с Римским папой ради все той же самостийности.
Проблема нашей церковной жизни в том, что наши иерархи умеют проповедовать, но плохо умеют объяснять. Наша церковь до сих пор не умеет жить в условиях информационных войн. У нас в Церкви по старинке ценят слово. Редкое слово, однажды сказанное, все равно для нас ценно. В «информационном обществе», увы, произошла девальвация слов. Сегодня нужно много слов. Инфошум забивает мысль и речь, вымывает кладовую памяти. Значит, надо раз за разом возвращаться к одним и тем же темам и объяснять наш мир перед разными людьми. Надо постоянно вновь и вновь актуализировать свою позицию, обосновывать ее, объяснять, искать новые аргументы для объяснения старой веры. Точно также нужно постоянное, а не разовое усилие при объяснении церковной реакции на события современной жизни.
Не менее печально и отсутствие сословной солидарности. К сожалению, я часто вижу, что как только священник своими выступлениями вызывает недовольство каких-либо влиятельных людей, то наши архиереи за него не вступаются. Вместо того чтобы защищать его, тут же говорят, что «это его личная позиция, а я, Ваше Превосходительство, немедля уберу его с этого прихода, дабы неповадно ему было впредь Вам досаждать!»

— Но ведь эта ситуация и не изменится. Архиереи — люди пожилые, а пожилые люди своих взглядов и стиля жизни почти никогда не меняют…
— Во-первых, оставим место для Божьего чуда. Во-вторых, когда-то же надо начинать. Лет через 20, когда меня уже не будет на этой земле, семинаристы будут писать диссертации на темы «Миссионерская методика диакона Андрея Кураева». А пока приходится в самой церковной среде доказывать, что само миссионерство нужно.

— В церковной среде мне приходится слышать совершенно иную точку зрения. Якобы миссионерство не нужно, потому что, кого нужно, Господь Сам приведет к вере…
— В ответ могу сказать только одно. Если бы апостолы следовали такому принципу, то в таком случае церковь осталась бы в пределах Палестины. Нашли бы апостолы десяток спонсоров, позолотили бы купола… Но в Евангелии не сказано «Сидите на приходе в ожидании дохода». Там есть призыв идти и учить.
Я семинаристам своим, московским, недавно сказал: ребята, я понимаю, что здесь, среди вас есть будущие епископы… Надо было видеть их реакцию. Ведь там из 50 человек в зале человек 20 сидит за ноутбуками.

— В игры играют?
— Трудно сказать. Они делают вид, что конспектируют мою лекцию, я же в силу своей испорченности подозреваю, что лазят в Интернете или готовят другие уроки. Но как только прошла фраза, что в этом зале сидят будущие епископы, в дремном зале произошло резкое шевеление. Раз — и все глаза уже над экранами. Я же продолжаю: ребята, когда вы станете архиереями, вспомните эту мою просьбу. Будет приближаться годовщина вашего поставления во епископы. По этому поводу будет, конечно, обсуждаться программа празднеств. Так вот я прошу: на оргкомитете вы предупредите: «Дорогие отцы, я не корова, траву не ем, поэтому не нужно мне дарить 350 букетов цветов от каждого прихода. Тем более что это недешево. И поэтому у меня просьба: если хотите сделать мне подарок, приносите эквиваленты этих букетиков в конвертах. Я же даю вам честное слово, что эти деньги я использую на нужды миссионерской деятельности». Учитывая, что в году штук шесть таких праздников, когда священники дарят цветы своему епископу, — день рождения, именины, день назначения на кафедру, престольный праздник кафедрального собора, Рождество и Пасха, то это будет регулярный источник финансирования миссии.

— Другими словами, вы считаете, что церковь слишком мало средств тратит на проповедь?
— Большой бюджет разве что у Московской семинарии. Порядка 180 000 долларов в месяц. Это мало — в расчете на тысячу студентов, полторы сотни преподавателей, аналогичное количество сотрудников и рабочих. В итоге моя зарплата профессора составляет 70 долларов. Кстати, украинских денег в этой сумме нет (УПЦ ни копейки не перечисляет в бюджет Московской патриархии), а украинские студенты есть (на моем нынешнем курсе около 10 человек).
В одной из южных российских епархий на прошлой неделе я узнал, что месячный бюджет семинарии там составляет 500 долларов. Это включая еду для студентов, зарплату преподавателям. В Западной Украине месячный бюджет одной из православных семинарий, как я узнал тоже на днях, составляет около 300 долларов. Как видим, на будущее нашей церкви выделяются неприлично маленькие суммы.
И я никогда не слышал, чтобы на ежегодных отчетах Патриарх сказал бы: «на миссионерское служение в Москве за прошлый год выделено столько-то средств из епархиального бюджета». А Москва ведь тоже вполне языческие джунгли.

— Вы говорите о том, в каких ужасных условиях учатся семинаристы. Но в обществе господствует совсем иной стереотип — поп, который ездит на «Мерсе»…
— Я сам спрашивал своих московских семинаристов: «Объясните мне миссионерское значение «попа в «Мерседесе». Они забухтели, что это нехорошо, это людей отталкивает, смущает, возмущает. Я говорю, что всё это понимаю. Но считаю, что все-таки есть положительная сторона в этом.

— Интересно какая?
— Однажды женщина привела ко мне своего мальчика и просит: поговорите с моим Мишей, я хочу, чтобы он был православным. Ну, как тут не вспомнить замечательный вопрос «армянскому радио»: в чем отличие еврейской мамы от террориста? Ответ гласит, что с террористом можно договориться. В данном случае мама хотела, чтобы ее сын стал православным христианином. Миша мальчик умный, замечательный. Встречаемся, дискутируем. Он соглашается, все понимает и принимает, но креститься не хочет. И вдруг он на несколько лет просто исчезает из моего кругозора — ни пересечений в университетских коридорах, ни звонков. Прошлым летом звонит: «Поздравьте меня, отец Андрей, я крестился». Я как бы сержусь: «Ну, ты мог бы мне об этом сказать. Я же, наверно, какое-то отношение к этому событию имею». — «Да, конечно, имеете, но, понимаете, я не в Москве крестился, я в Германии». «Что же, тебе в Москве храмов было мало?» Так вот последующий ответ и имеет смысл тут процитировать: «После университета я получил грант в Германии, там нашел русский храм, стал в него ходить. Знаете, тогда в московских храмах мне было очень трудно сказать «мы» вместе с нашими бабушками, трудно было вместе с ними стать на колени. А в Германии прихожане православных храмов — это ученые, студенты, бизнесмены и семьи, которые московские бизнесмены тут прячут от наших бандитов, то есть люди более-менее успешные в этой жизни. И вдруг в их жизни, оказывается, тоже есть место для Бога. Вот вместе с ними мне легко было встать на колени. И поэтому там я крестился».
Такой же месседж я читаю в крестном знамении Евгения Плющенко. Когда олимпийский чемпион в минуту своего триумфа изображает на себе крестное знамение — это, я думаю, для многих людей значит больше, чем телехроника, в которой несчастная вдова ставит свечку за своего погибшего мужа. Это значит, что можно быть с Богом и в радости. Можно помнить о Нем и в дни здоровья и успеха.
Вот так и священник с ноутбуком или в хорошей машине может дать понять, что христианство — оно для людей, а не для какого-то одного социального класса.

— Получается, зрелище «попа на «Мерсе» может кого-то привести в церковь?
— Кого-то это может шокировать и тем оттолкнуть, а кого-то — шокировать и тем самым привлечь. Есть группы людей, которые смущаются при виде священников в богатой машине. А есть люди, которые скажут: «Надо же, оказывается, можно стоять прочно на земле и быть православным христианином». Очень важно понять, что когда тебя зовут в православие, тебя не в средние века зовут, не в пещеру, не в келью под елью. Можно быть православным и быть молодым, можно быть православным и быть современным, быть православным и быть успешным.
А машины разные бывают. Скажем, в Киеве или в Москве иномарка — это признак среднего достатка. Вообще священники всегда жили на уровне крестьянина-середняка или бюргера, мещанина-середняка. Священники по своим доходам никогда не относились к высшим, по-настоящему богатым. Всегда на этой границе — середнячок-беднячок. Так же и сегодня. Я бываю в сотнях священнических домов, и могу сказать, что это далеко не бизнес-класс.
Иномарка сегодня — это вполне доступная вещь, которая, вдобавок, оказывается даже более экономична, чем «Жигули». Как-то настоятеля одного из московских монастырей я застал за листанием автокаталога. Вот, говорит, выбираю, «Лексус» купить или «Вольво». Я возмущаюсь: слушай, отец, ты же патриот, ты должен на «Волге» ездить. Он задумчиво закрывает каталог: «Слушай, я действительно патриот, я люблю Россию. Но понимаешь, мой патриотизм кончается, когда дело доходит до машин. В данном случае ведь как выходит: спонсор готов подарить на выбор любую из этих машин. Но он подарил машину и ушел, а дальше-то за ремонт, за бензин, за обслуживание я должен буду платить из монастырских средств. Вот и окажется, что содержание подаренной «Волги» будет стоить дороже, чем содержание «Вольво». Поэтому для монастыря дешевле, если я буду ездить на «Вольво».

— То есть машины священникам просто дарят?
— Бывает. В московском храме, где я служу, иномарка лишь у одного священника. «Вольво». Но это самый бескорыстный наш сослужитель. Вот ему один прихожанин просто и подарил свою «старую» машину после очередного апгрейда. Ведь бывает такая ситуация, когда человек переходит в более высокую социальную группу. Там появляются новые требования — на какой машине ты ездишь, в каком квартале, в каком доме живешь. И прежние его атрибуты на его новом уровне ему уже не нужны. Вот он и дарит старую и еще хорошую машину. Знаю случаи, когда даже дома дарили священнику, а не только машины.
Короче, если священник выходит из хорошей машины, это вовсе не означает, что он подлец.

— Но ведь откуда-то появляются эти разговоры про священников, которые не соответствуют своему призванию?
— Я не собираюсь говорить, что в церкви все нормально. Число подлецов в рясах стабильное и евангельское — каждый двенадцатый. Но грязь всегда заметней, чем чистота. Да и с логикой не у всех наших судей хорошо. Вот только что он видел батюшку, который шел в залатанной рясе, дальше увидел другого священника на богатой машине. Но вывод сделал по одному — и обо всех. Разные мы. И есть много таких батюшек, которые гораздо лучше меня.
Интервью вел Влад Головин, газета «Дело»

Протоиерей Алексий Бабурин, Терапия, содержащая религиозный компонент, приводит к исцелению больного

Предстоятель Украинской Православной Церкви Блаженнейший Владимир, Митрополит Киевский и всея Украины: «Слова «европеец» и «христианин» должны быть синонимами»