Станислав Бондаренко. Мертвая земля живых людей

01.04.2006 archive, Вестник №55, Тема номера

Мертвая земля живых людей

Станислав Бондаренко

Лина Васильевна Костенко, выдающийся украинский поэт, ездила и ездит в Чернобыльскую зону почти двадцать лет в составе историко-культурной экспедиции, в которой состоит рядовым бойцом-архивариусом и исследователем. В экспедиции — около 20 человек, в основном докторов и кандидатов наук разных гуманитарных профилей. Они собирают материалы об истории Полесья, по крупицам отыскивают в зоне следы материальной и духовной культуры наших предков. В прошлом году Лина Васильевна встретилась в Чернобыльской зоне с Президентом Виктором Ющенко, который пообещал, что на основе собранных экспедицией материалов будет создан музей истории и культуры Полесья.
В одной из поездок экспедиции мне посчастливилось сопровождать Лину Васильевну и увидеть землю беды нашей — мертвую землю живых людей.
Почти во всех селах «тридцатки», где мы побывали в первый день поездки (Куповатое, Опачичи, Ладыжичи, Ямполь, Парышев), фоновые показатели равны киевским или даже ниже — от 12 до 22 микрорентген.
Тетка Настя из Ладыжичей, разменявшая 85-й годок, рассказывает, что недавно к ним приезжал молодой японец и сказал, мол, если бы для него здесь нашлась невеста, никуда бы из этой красоты не уезжал. Дед ее, как выясняется, только что «пошел по девкам» (то есть проведать соседок) и, стало быть, вернется к вечеру. После аварии дед даже на время не выезжал со своих мест, просто, когда всех вывозили, спрятался в лесу вместе с коровой. А Настя вскоре вернулась из эвакуации и очень рада жизни на родине.
— Те, кто переехал на новые места, умирают намного быстрее, чем наши тут. От переживаний!
— Большинство этих сел наверняка не нужно было эвакуировать, несмотря на их близость к Чернобылю, — говорит Лина Костенко. — В спешке, не разобравшись, отрезали — и все. Ведь тут чисто, и земля могла бы полноценно жить. А вот села Народичского района следовало выселять раньше. Самое печальное, что до сих пор нет сколько-нибудь четкой, разумной концепции развития зоны. Никто толком не знает, что дальше: будет она умирать или все-таки возродится полновесная жизнь в этом краю полищуков. А представьте, если специалисты ЧАЭС разъедутся по другим странам и, не дай Бог, что-то случится на укрупняющихся Ровенской, Хмельницкой или Запорожской станциях, куда тогда побегут жители? Может, навстречу друг другу и будут просто меняться местом жительства. А зона расширится до размеров страны, не дай Бог.
…Синеглазая старушка из Ладыжичей явно соскучилась по Лине Васильевне, хотя, как и большинство других женщин зоны, не знает, что Костенко — «письменниця», «символ України».
Мы слушаем душераздирающую историю хозяйки. После Великой Отечественной она осталась 18-летней вдовой с дочуркой на руках. И вот эту самую единственную дочь она недавно похоронила. Для чего теперь жить? На нее виновато-нежно поглядывает ее второй муж, тоже участник той войны…
— Знаете, — говорит Лина Васильевна, — тут в одном селе живут пятнадцать «девок» (бабушек) и всего один дед. Собираются вместе и часами поют. А у вас все-таки свой дед в доме!..
Прощаясь, мы полчаса целуемся с этой бабусей и не можем расстаться, потому что никому этого не хочется.
— В отличие от всех других людей, которые просто страшатся умереть, здесь боятся умереть так, чтобы никто об этом не узнал. Наши киевские заботы настолько мелкие и смешные по сравнению с мироощущением этих людей, что туда не хочется возвращаться.
Мне тут же вспомнилось написанное Линой Васильевной за несколько месяцев до аварии на ЧАЭС стихотворение:
“На конвертики хат літо клеїть віконця, як марки.
Непогашені марки — біда ще не ставила штамп.
Пролітають над ними віки, лихоліття і хмарки.
Я там теж пролітаю, я теж пролітаю там.
Опускаюсь на землю, на сизий глобус капусти,
На самісінький полюс, де ходе жук, як пінгвін.
Під склепінням печалі така хороша акустика,
Ледве-ледве торкнешся, а все вже гуде, як дзвін».
— Похоже, вы любите зону, как живого человека? — не удержался я от вопроса.
— Вы угадали. К подобному отношению меня подтолкнул своим гениальным предвидением Андрей Тарковский. Только теперь здесь не предугаданная, а конкретная — наша — зона. Я издавна больше всего любила жить в экспедициях по тогдашней большой «зоне» — Украине. Перед выходными Василь Васильевич (покойный супруг Лины Васильевны Василий Цвиркунов, много лет возглавлявший киностудию им. Довженко. — С. Б.) открывал дверцу нашего «Запорожца» с ручным управлением (В. В. потерял ногу во время войны и фактически вернулся с того света): «Куда едем сегодня?» И мы по несколько дней пребывали в семейной экспедиции — от южных родных его степей до Полесья. В одном из украинских монастырей отыскали могилу княжны Олениной, которой Пушкин посвятил больше всего стихов. Потом, попав в Париж, я сбежала оттуда почти за 200 км, где мне любезно помогли познакомиться с архивами, касающимися родственников Олениной. Я написала об ее удивительной судьбе.
— Обычно вы охотно говорите о зоне. А о себе и своей работе здесь умалчиваете…
— Что касается работы чернобыльской историко-культурной экспедиции, то об этом может рассказывать ее руководитель, а не я. Журналистов в экспедиции не любят. Однажды, к примеру, я сказала, что обнаружила и спрятала на время в зоне уникальные документы, касающиеся дезактиваторов, чтобы позже вывезти их из зоны. Журналисты напечатали об этом и указали в газете адрес — вскоре документы исчезли. За многие годы работы экспедиции в зоне было собрано, обработано и сохранено на нескольких столичных складах огромное количество экспонатов материальной культуры — изделий гончаров, вышивальщиц и других ремесленников. Иконы, рушники, даже столь популярные со времен Киевской Руси выдолбленные в колоде ульи и древние долбленые лодки. Но не я главная в этом деле, и рассказывать о нем должны другие.
…На следующий день на санпропускнике в Лелеве переодеваемся в новенькие камуфляжки, напяливая белые шапочки и повязывая на шею «лепестки». Лина Васильевна еще из Киева ехала в личном «обмундировании». Чувствуется, что это привычный для нее наряд. Свои кудри она так ни разу и не накроет, а «лепесток» не наденет даже возле саркофага. Она посмеивается над нами, как бравый старшина над новобранцами.
…Село Толстый Лес славилось уникальным объектом — трехсотлетней деревянной церковью, построенной без единого гвоздя. До аварии в ней служил легендарный отец Федор, офицер-фронтовик. Когда грянула чернобыльская беда, батюшку вывезли в Макаровский район, где тот, кто должен был обеспечить ему крышу над головой, спросил: «А ты кем работаешь?» Отец Федор ответил: «Служу Господу!» — «Вот пусть он и дает тебе жилье!» В Чернобыль отец Федор вернулся из Киева пешком и вел службы в тамошнем храме до тех пор, пока дочь не забрала его к себе в Чернигов.
Во время страшных пожаров 1996 года, когда сгорел не только бывший храм в Толстом Лесу, но и местное кладбище, огонь пощадил только могилу матушки. Уникальная деревянная церковь вспыхнула факелом в день поминок. Словно предчувствуя беду, Лина Костенко с коллегами по историко-культурной экспедиции за несколько недель до пожара обмеряла строение и сделала чертежи, благодаря чему сельчане, переселенные в Макаровский район, смогут поставить там аналог погибшего храма.
— Когда церковь догорала, я тоже была здесь с заснявшим все это Сергеем Марченко, — вспоминает Лина Васильевна. — Целый день простояла у порога сгоревшего храма, как в ступоре.
Наш водитель Миша показывает красные пятна на ногах, появившиеся в дни того пожара.
— Точно такие же были и у меня, — тихо говорит Лина Васильевна.— Избавиться от них помогли мази на альпийских травах, присланные дочерью. После того посещения Толстого Леса мне единственный раз в жизни стало плохо: прямо посреди дороги, к удивлению киевских водителей, я грохнулась в обморок.
Выезжаем из десятикилометровой зоны, где живет только дед Ображей, который, по словам Лины Васильевны, привязывает к лодке сомов, как свиней. Река Припять — его кормилица. Но здесь поочередно убили обоих его сыновей. Говорят, одного из них убрали браконьеры, польстившиеся на содержимое его сети. Через десять дней дед нашел в реке тело сына и прямо в воде поставил крест.
Вернувшись в «тридцатку», поворачиваем в старинное гончарское село Лубянка, где и поныне делают лубочные горшки.
— Это одно из моих любимых сел, — оживляется Лина Костенко. — Там, за греблей, живут потрясающие тетки-певуньи. После того как мы вместе посадили здесь картошку «под плуг», они одарили меня неслыханными песнями, начиная от духовных и кончая «сороміцькими». Здесь живут своеобразным колхозом: огород для всех пашет своими лошадками местный Михайло. А вот та «дача», куда я вас, как видно, никогда не приглашу, — Лина Васильевна показывает нам заросший кустарником и деревьями домишко, к которому уже нельзя подобраться. — Его мне в шутку «подарили» местные женщины. Так одна газета по глупости написала, что Костенко облюбовала себе в зоне дачу. Вот почему я недолюбливаю журналистов.
Подошедший к нам еще один Михайло, живший за греблей, неожиданно сообщил, что бабушек-певуний уже не стало. Рассказал также, что огромный деревянный крест у развилки дорог когда-то поставил он.
— А для чего?
— Во-первых, есть традиция ставить их у развилок, здесь же отмечаем праздники. На Троицу. Собираемся всем сельским миром, обедаем, поем. А что не допили, оставляем в ближнем дворе и назавтра снова собираемся…
В 2003 году Украинская Православная Церковь возродила Свято-Ильинский храм Чернобыля, единственный действующий в зоне. Блаженнейший Митрополит Владимир посетил церковь, передал иконы. Настоятель храма священник Николай Якушин — коренной чернобылец, а все «самоселы» — его паства. В декабре прошлого года храм посетил Президент Украины Виктор Ющенко, встретился с общиной, пообещал подарить ей микроавтобус, чтобы была возможность добираться и в храм на службы, и в Киев. Президент также пообещал подарить колокол, помочь с реставрацией Ильинского храма и в строительстве часовни на въезде в зону. Все это община к 20-летию Чернобыля делает своими силами, а обещанной помощи все нет…

Любимова Т.В., руководитель группы подготовки собак-помощников для инвалидов «Солнечный пес»: «Проблемы семей с детьми-инвалидами»

Протоиерей Валерьян Кречетов. «Православное понимание любви и брака и их подмены»