Андрей Коваль. Языком сердца. О популяризации христианских ценностей
Языком сердца. О популяризации христианских ценностей
Андрей Коваль
Очевидным является тот факт, что церковная проповедь не должна и не может ограничиваться исключительно стенами храма. Современные реалии требуют от церковной полноты все большей активности и коммуникабельности. И страх перейти черту традиционных способов реализации проповеди евангельских истин может откинуть миссионерские усилия Церкви далеко назад. В условиях сектантского засилья (а сектанты не брезгуют ничем, только бы привлечь к себе как можно больше людей, заинтересовать их и в конечном итоге утвердиться в сознании общества как вполне приемлемый, параллельный традиционному (православному) церковный институт) просто преступно замыкаться в рамках узкого общества, для которого диалог с миром — задача второстепенная, а то и вообще ненужная.
Уже на втором столетии своего существования Церковь столкнулась с рядом проблем, вызванных увеличением числа христиан, что привело к некоторому упадку, понижению духовного уровня и ухудшению нравственного состояния Церкви. И как следствие этих процессов возникала реакция сопротивления со стороны некоторых христиан, оказавшихся неготовыми и неспособными к диалогу с миром. Конечно, современная ситуация несколько отличается от первохристианской. Акценты проблематики сместились, но суть осталась та же: каждый раз при попытке найти общий язык с миром возникает отрицательная реакция некоторых церковных людей. Они готовы скорее замкнуться в рамках своего узкого мировоззрения и мировосприятия, что несет на себе печать маргинальности, закостенелости и ретроградства и что само по себе противоестественно духу Евангельской проповеди. И в этой связи трудно найти слова более актуальные и насущные, чем те, которые высказал протопресвитер Александр Шмеман по поводу победы Церкви над монтанизмом: «…она (победа) была одержана в тот момент, когда перед Церковью стоял роковой вопрос: остаться кучкой «совершенных», отгородиться от всего, неспособного это совершенство вынести, или же, не меняя ничего в последнем своем идеале, принять в себя «массу», вступить на путь медленного ее воспитания? Остаться вне мира, вне истории или же принять ее как свое поле для тяжелого труда?» Стоит только добавить, что искушение отгородиться от всех и вся возникало перед Церковью много раз в течение всей ее истории. И всякий раз Церковь побеждала его, хотя и теряла при этом кучки «совершенных», готовых канонизировать самих себя еще при жизни.
Сегодня иногда создается горестное впечатление, что церковные люди разговаривают с миром на непонятном для него языке. И, наверное, главная миссионерская задача сегодня — найти точки соприкосновения с социумом, в том числе с молодежью, интеллигенцией, со всеми, кто требует к себе особого подхода. Ведь существует множество языков и способов выражения. Кому-то понятен язык науки, кому-то язык искусства. Церковь просто обязана обращаться к любому человеку на понятном для него языке, использовать все возможные средства, чтобы быть близкой всем без исключения, чтобы быть услышанной каждым человеческим сердцем.
И уже не просто удивительно, но печально и больно слышать высказывания, что христианину непозволительно и вредно посещать театры, филармонии, любоваться картинами, ибо все это производная страстей человеческих и является голосом мира, «иже во зле лежит». При этом для авторитетности приводят изречения святых отцов, естественно, без осмысления того исторического контекста, в котором эти слова были сказаны. Вполне понятно, в каком духе отзывался о театральных и цирковых зрелищах святитель Иоанн Златоуст, во времена которого еще так свежи были воспоминания о языческих кровавых представлениях смерти, в которых издевались над христианами. В качестве примера отрицательного отношения к театру можно привести слова известного церковного деятеля XIX века святителя Иннокентия (Борисова), который, обличая нецерковность современного ему общества, в довольно резких выражениях отзывается о посещении театра, особенно в дни Великого поста: «вместо того, чтобы молиться в храмах, рукоплещут в театрах, забывая о деле своего спасения…» Но здесь нужно принимать во внимание то, какая огромная интеллектуальная и нравственная пропасть лежит между обществом XIX и XX, а уже и XXI веков, какие различия в духовных и культурных ценностях у этих поколений. Вышеуказанная позиция в лучшем случае вызовет недоумение у обывателя, в худшем — оттолкнет от Церкви людей, тонко ощущающих красоту и гармонию при невнятном и смутном религиозном чувстве. Получается удивительная метаморфоза — там, где есть благодатная почва для того, чтобы найти общий язык с окружающим социумом, где есть вековой опыт поисков и стремлений человеческого духа, которые можно использовать в целях приближения людей к понятиям общечеловеческих ценностей, гармонии добра и красоты, происходит обратное! А ведь душевность — это первый шаг на пути к духовности, это первая ступенька вверх, поднимающая человека с уровня плотского. Не у многих получается сразу и во всей полноте открыть в себе глубокое религиозное чувство. И лучший способ подготовить фундамент для глубокого восприятия религиозных истин — обратиться к душе человека посредством таких форм и выражений, которые будут максимально доступны его сознанию и смогут запечатлеться в душе, пусть пока и через художественные и чувственные образы.
Время требует от нас максимальной активности, изобретательности, смелости. Церковная полнота должна в полный голос заявить о себе и с вдохновением первых церковных миссионеров без боязни обратиться к сердцам людей, ищущих истину. Проповедь должна звучать и с театральной сцены, и с полотен больших киноэкранов, и с маленьких холстов языком красок. И чем выразительнее будет этот глас, тем лучше, ведь через художественные образы намного легче донести к человеческому сердцу то, о чем можно говорить с церковного амвона годами и не быть услышанным. Язык такой проповеди можно назвать языком универсальным, языком сердца, доступным всем без исключения.
Говоря о театральном представлении как форме религиозной проповеди и церковного миссионерства, нужно отметить, что это явление имеет глубокие корни в истории Православной Церкви. Первое религиозное представление состоялось в 970 году в аббатстве Флери во время пасхальной службы, когда четыре монаха разыграли короткую сцену. Один из них, одетый в белый стихарь, изображал ангела, а трое других, одетых в ризы, представляли жен-мироносиц. Спустя век в обычай вошли процессии на праздник Входа Господня в Иерусалим. Из храма выносили статую Христа, а хор изображал толпу, идущую за Ним (в связи с этим приходит на память чин на Вербное воскресенье, существовавший в Русской Православной Церкви в XVII веке, когда патриарх выезжал к народу сидя верхом на осляти). Возникнув во Франции, подобные шествия распространились в Англии. Так родились религиозные драмы, названные мистериями. Они воспроизводили вехи христианской истории: творение, грехопадение человека, искупление и, наконец, Страшный Суд. Вскоре сложился еще один родственный мистериям жанр — миракли (чудеса) из житий святых и мучеников. Впервые такое представление состоялось в Англии и было посвящено святой Екатерине Александрийской. Роли в нем исполняли дети. До конца XII века оба жанра оставались сугубо церковными, но затем, выйдя на городские площади, превратились в театральные представления, разыгрываемые на языке простонародья. В XV веке такие спектакли иногда длились несколько дней, в них были заняты сотни актеров.
Отечественное театральное православное движение было начато святым Дмитрием Ростовским в начале XVIII века. Для учеников созданной им школы святитель в первый же год пребывания в Ростове написал «Рождественскую драму». Примечательно, что она идет и на современной сцене. Это яркий образец того, как, прививая вкус и интерес к спектаклям, нужно осуществлять нравственно-воспитательную программу.
Интересен в этом плане опыт Киевской духовной академии, которая в XVIII веке практиковала проведение дней майской рекреации, то есть дней отдыха, во время которых ставили трагедии или комедии религиозно-нравственного содержания, написанные под руководством профессора пиитики. Эти своеобразные драматические представления происходили обычно в торжественной обстановке при большом стечении зрителей.
Как видим, искусство и религия на определенном этапе духовно-нравственного становления человека взаимодополняют друг друга.
Что касается современного православного театра, то речь пойдет не о новшествах и церковных инновациях, а о возрождении старых, но забытых традиций. Но и эти старые традиции требуют сегодня нового осмысления, их нужно рассматривать в контексте наших жизненных реалий. Современный православный спектакль необязательно должен ограничиваться библейскими сюжетами. Сегодня нужен театр, отвечающий запросам общества, отображающий на сцене насущные проблемы нашей жизни с ее радостями и печалями, взлетами и падениями; открывающий ее прекрасные стороны и обличающий пороки и недостатки. Одно из главных достоинств театра в том, что он заставляет человека сопереживать происходящему на сцене. Очень часто люди ассоциируют себя с тем или иным героем, сравнивают жизненные ситуации. Театр направляет ход человеческих мыслей, формирует психологию, воспитывает чувство эстетики, заставляет задуматься.
Насущной для современного театра является также необходимость возвращения классическим произведениям их первоначального духовно-религиозного подтекста. Животрепещущую важность этого понимают актеры православного театра «Глас». Уже не первый год можно наблюдать, как кропотливо, с усердием и любовью они трудятся над практической реализацией высоких идей христианизации нашего общества, переводят эти идеи из сферы теоретических рассуждений и дискуссий в реальное, практическое дело. Имея за плечами опыт театрального искусства, они соединили его со своим личным религиозным опытом, православным мироощущением. До боли знакомые и «затертые» герои русских классических произведений на сцене православного театра «Глас» вдруг заговорили по-особенному. Секрет прост — этим персонажам вернули душу. Выпотрошенные, обескровленные, лишенные своих православных основ советскими «паразитами духа», герои Гоголя, Достоевского, Чехова вновь возвращаются к жизни в своем истинном обличии.
Наша задача сегодня не анафематствовать искусство, а вернуть его на свои исконные религиозные основы, освятить его особым духовным смыслом. Так, как это уже не первый год делает тот же православный театр «Глас», некоторые режиссеры и актеры кино, современные рок-музыканты (всем известно тяготение к православию лидера группы «ДДТ» Юрия Шевчука, которое находит отражение в его творчестве; лидер рок-группы «Алиса» Константин Кинчев прямо называет себя «солдатом РПЦ»).
Любое произведение искусства — это зеркало, в котором мы видим свое отражение, и если это отражение больше напоминает гротескный портрет, обличающий наши уродства и явно выраженные недостатки, то это лишнее подтверждение того, что людям необходимо как можно чаще заглядывать в это зеркало, пытаться что-то изменить в себе. Искусство можно сравнить с хирургическим скальпелем, который в зависимости от того, в чьих руках находится, может служить либо инструментом спасения, либо орудием смерти. Преступно оставлять этот инструмент невостребованным, тем самым отдавая монополию на авторитетность в вопросах культуры в руки меркантильных конъюнктурщиков, которые низводят искусство до уровня вульгарщины и пошлости в целях саморекламы и наживы. Церковь, конечно, не сможет пресечь такие поползновения, но может предложить достойную альтернативу, которую, как любое благое начинание Церкви, с энтузиазмом поддержат истинные ценители возвышенных форм выражения человеческой мысли и духа. Именно с такой синергии Церкви и общества, Церкви и интеллигенции, Церкви и современной думающей молодежи, студенчества и начнется возрождение вековых духовных ценностей нашего народа.