Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир. Cхиархиепископ Антоний (Абашидзе)

Cхиархиепископ Антоний (Абашидзе)

В XVIII веке учиненной царем Петром I «Табелью о рангах» российское духовенство было низведено на степень замкнутого и весьма невысокого сословия. «Вольнодумные» дворяне петровской и екатерининской эпох, а затем и обезбоженная разночинная интеллигенция насаждали доходившую до презрения неприязнь к пастырям Христова стада. В такой обстановке нужно было много ума и сердца, нужно было обладать пламенной верой, чтобы отмести соблазны знатного происхождения и блестящей мирской карьеры ради духовного поприща. И именно так поступил молодой князь Давид Абашидзе, предпочтя пышному титулу «Ваше Сиятельство» монастырское послушание, смирение, молитву, пастырский труд.
Будущий архипастырь, в миру Давид Ильич Абашидзе, родился 1 октября 1867 года в принадлежавшем его семье имении под Тифлисом (Тбилиси). Он происходил из старинного, славного в грузинских летописях вельможного рода. Князь Абашидзе — по отцу, по материнской линии он был в родстве с другим знаменитым княжеским семейством — Багратуни, тем, из которого вышел герой отечественной войны 1812 года генерал Багратион. Семья Абашидзе была богата, пользовалась почетом, имела связи при императорском дворе. Родители готовили сына и наследника, князя Давида, к тому, чтобы он приумножил мирскую славу рода. После окончания Тифлисской гимназии он продолжил обучение на юридическом факультете Императорского Новороссийского университета и окончил его с отличием в 1891 году. Отличался Давид и в других занятиях, свойственных дворянской молодежи: в совершенстве владел искусством верховой езды, превосходно фехтовал и танцевал. Перед талантливым и высокообразованным аристократом открывался путь и к высоким судебным должностям, и к постам в министерстве юстиции, и к придворной карьере. Вместо всего этого князь Давид, неожиданно для своей родни, уехал в Киев и там, в стенах Киево-Печерской Лавры, принял иноческий постриг. Монашеское имя он получил в честь великого ревнителя Православия святителя Димитрия Ростовского. Он не оставил письменных воспоминаний об этом периоде своей жизни. Мы можем только догадываться о том, что привело к решению принять иноческий образ. Подобный путь — из высокопоставленной семьи, после изучения светских наук — в монашество прошел светоч Русской Церкви XIX века святитель Игнатий (Брянчанинов). Вероятно, князь Давид так же, как он, разуверился в возможностях мирских наук и занятий, обретя истинный смысл жизни в служении Всевышнему. Своими талантами и образованностью инок Димитрий (Абашидзе) мог принести большую пользу Церкви. Это заметило начальство Лавры, направившее его на обучение в Киевскую духовную академию. По ее окончании в 1896 году он был удостоен звания кандидата богословия и посвящен в сан иеромонаха.
В том же году отец Димитрий назначен преподавателем Священного Писания в Тифлисскую духовную семинарию. Среди его воспитанников оказался Иосиф Джугашвили, впоследствии вошедший в историю под жестоким псевдонимом — Сталин. С этим семинаристом, бывшим тогда скромным и даже застенчивым, прилежным в изучении Библии, писавшим стихи на духовные темы, отец Димитрий сошелся особенно близко. И юноша, казалось, тоже привязался к своему заботливому наставнику.
В 1897 году отец Димитрий был назначен инспектором Кутаисской духовной семинарии, а через год, в этой же должности, возвратился в Тифлисскую духовную семинарию. Здесь он попытался возобновить доверительные отношения с Иосифом Джугашвили. Но юноша к тому времени стал угрюм и скрытен, казалось, его гложет какая-то тайная тоска, о причинах которой он наотрез отказывался рассказывать своему наставнику. Несколько раз Джугашвили уличали в нарушении семинарской дисциплины, посещении революционных сборищ и хранении нелегальной литературы, правда, до поры отцу Димитрию удавалось «прикрывать» своего любимца. Однако в мае 1899 года Иосифа Джугашвили все-таки отчислили из семинарии. И после этого отец Димитрий пытался вразумить «заблудшую овцу», не раз встречался с Иосифом, писал ему письма. Но бывший семинарист все теснее связывался с революционным подпольем. А отец Димитрий продолжал свое служение Церкви, при этом начал устно и в печати выступать с пламенными проповедями, обличающими революционное безумие.
В 1900 году отец Димитрий был возведен в сан архимандрита и назначен ректором Александровской Ардонской духовной семинарии, а 23 апреля 1902 года состоялась его хиротония во епископа Алавердского, викария Грузинского Экзархата. В речи при наречении в святительский сан он засвидетельствовал свою готовность к жертвенному служению на ниве Христовой в грозные времена надвигающейся на Отечество смуты:
«Страшное и ответственное служение возлагает на меня Господь.
Как нести мне немощному и грешному этот святой, освященный Кровью Спасителя Крест, не паду ли под Ним при первых стезях своих?
Готов смутиться и устрашиться дух мой и тем, что наступают времена люта, умножаются нечестие, лжеверие и неверие, появляются во множестве образ имуще благочестие, силы же его отвергшиеся, готовые все святое достояние Церкви обратить в средство для достижения своих низменных жалких стремлений, увеличивается число лжеучителей и наставников, не через церковь входящих, а инуде прелазяших, и все они, бесчинно ходящие, стремятся к одному — разодрать Тело Церковное.
Восхождение на кафедру епископскую есть приближение к Голгофе. Но Голгофа не может устрашить христианина, для нее мы рождены, ибо без Голгофы нет Воскресения, без страданий — нет радостей. И я, немощный, посему со светлым о Господе лицом приступаю к великому служению, обещаясь служить Единому Господу и Богу Христу Иисусу, исхитившему меня мсиз пасти греха, очистившему и освятившему меня своею всемогущею благодатью».
В первые же годы святительского служения Преосвященный Димитрий проявляет замечательную ревностность, деятельность его обширна и многообразна. Он занимается делами духовного образования, председательствует в Грузинском епархиальном училищном совете. Разбирается в очень сложных, неимоверно запутанных в то время вопросах организации церковной жизни в Грузии, возглавляет Комитет по изданию грузинского церковного обихода. Находит время для занятий историей: возглавляет Археологический музей Грузинского Экзархата и организовывает пополнение его собрания. Одновременно владыка Димитрий является настоятелем Тифлисского Спасо-Преображенского монастыря и завоевывает такую любовь иноков, что при вести о его отъезде «вся братия рыдала в голос».
В 1903 году Преосвященный Димитрий назначен епископом Гурийско-Мингрельским, еще через два года из родной своей Иверии-Грузии перемещен в Россию — епископом Балтским, викарием Подольской епархии.
А в 1906 году епископ Димитрий получает назначение на находившуюся тогда в катастрофическом положении Ташкентскую и Туркестанскую кафедру и известие об этом воспринимает с духовным ликованием, ибо пред ним открывается простор для многих трудов на ниве Господней… Посланная владыкой Димитрием еще с дороги в Туркестан телеграмма гласила: «Радостно о Господе гряду к вверенной мне Христом Спасителем пастве, в дерзновенной надежде на бессмертную, великую Небесную помощь Святого Духа в добром и верном строении Церкви Божией в обширном, отныне и для меня родном краю. Твердо уповаю на доброту и любовь дорогих сопастырей и пасомых, всех сынов Руси Святой. Димитрий, епископ Туркестанский».
Между тем у не столь мужественного архиерея подобное назначение могло вызвать отнюдь не радость, а страх. Туркестанская епархия не случайно именовалась «самой дальней и самой бедной в Русской Церкви». Приходы были разбросаны по огромной территории, охватывавшей нынешние Узбекистан, Киргизию, Туркменистан, Казахстан. Священников не хватало; духовенство крайне неохотно ехало в этот край, где обитали незнакомые народы, откуда доходили тревожные слухи о землетрясениях, об эпидемиях чумы и холеры.
Смута 1905 года, потрясшая Россию, не миновала и Туркестан. В Ташкенте и в других городах вспыхивали мятежи, бунтовала учащаяся молодежь, восставали солдаты, террористы убивали правительственных чиновников, лилась кровь. Тем временем Ташкентская городская Дума подносила венки «борцам за свободу» и подстрекала народ на попытки освободить арестованных заговорщиков. Всевозможные разрушительные партии, от кадетов до анархистов, гласно и в печати поносили царя и законную власть, силились разжечь братоубийство. Вспышки революционного мятежа были подавлены, но яд революционной пропаганды разливался все шире.
Революция 1905 года была только «генеральной репетицией» темных сил — кануном переворота 1917 года. И в преддверии этой катастрофы Туркестанская епархия казалась совершенно беспомощной, ограбленной и униженной чиновничьим произволом, с растерянным духовенством и горсткой сельских приходов, лишенной возможности влиять на народ и даже — своей внутренней стойкости. Однако перед грозным испытанием Господь укрепил и Туркестанскую ниву Свою, послав на нее достойного делателя.

«Получив весть, что архипастырем назначен к нам Преосвященный Димитрий, епископ Балтский, мы возрадовались духом, что Господь услышал вопль наш и увидел слезы наших детей, и посылает нам на утешение благородного и высокообразованного архипастыря и отца, полного сил и разума.
Нам сразу сделалось веселее на сердце, и мы стали смотреть вперед с надеждой на лучшее будущее.
Наши надежды и ожидания стали вскоре подтверждаться», — такими словами выражало свои чувства по поводу прибытия нового архипастыря духовенство Туркестана.
Действительно, имя Преосвященного Димитрия (Абашидзе) могло вселять добрые чаяния. По возрасту он был в те времена одним из самых молодых архиереев Русской Церкви: тридцатичетырехлетним воспринял он посвящение в епископский сан, назначение в Туркестан получил в 38 лет. Но слухи о замечательной ревностности, проповедническом даре и личном обаянии этого молодого архипастыря уже широко распространились в церковных кругах.
С первых же шагов своего служения в Туркестанском краю Преосвященный Димитрий начал завоевывать симпатии во всех слоях общества. Духовенство, дотоле униженное и растерянное, было обласкано новым архиереем — и воспрянуло. Многообразные познания помогали ему находить общий язык с «интеллектуальной элитой».
Сердечными чувствами к новому архиерею сразу же проникся знаменитый просветитель Николай Остроумов, а в Верном вокруг него составился кружок православной интеллигенции, вдохновляемый им на дело просвещения народа.
Преосвященному Димитрию удалось «разрубить петлю на шее епархии», затянутую чиновничьей «экспроприацией» городских храмов. По народной поговорке «Не было бы счастья, да несчастье помогло» епархии помогло вернуть законное достояние возмутительное происшествие, свидетелем которого стал Владыка Димитрий во время объезда епархии. В селении Кармакчи он застал аукцион, на котором армейские чиновники продавали храм, ставший им ненужным после вывода гарнизона. Здание храма приобрел человек не православного вероисповедания, иудейский купец, намеревающийся устроить там какие-то склады. Сейчас, после многих пережитых нами десятилетий тотального богоборчества, нам не в диво слышать о том, как кощунственники обращали дома Божии в различные «учреждения и заведения» еще и гораздо похуже торговых складов. Но тогда в Православной России подобное поругание святыни не вмешалось в рамки разума, виделось чудовищнейшим явлением, вопиющим к Небесам. Однако и земная власть — власть православного кесаря — не должна была терпеть подобных вещей. О случившемся в Кармакчи епископ Димитрий решился писать на «Высочайшее Имя» — лично благоверному императору Николаю II, и описал бедственное положение, в котором оказалась епархия вследствие чиновничьего произвола.
Преосвященный Димитрий высказывал «нижайшее прошение» срочно вернуть епархии 34 храма, не имеющих к военному ведомству никакого отношения. Письмо оканчивается заверениями в верноподданнических чувствах и преданности Государю.
Вот когда пригодились владыке Димитрию знатное происхождение и связи его семейства. Грузинская аристократия имела при дворе немалое влияние: так, письмо из Туркестана, миновав бюрократические рогатки, легло на стол святого императора Николая ІІ. Благочестивый Государь был до глубины души возмущен антицерковными действиями своих чиновников в Туркестане, особенно же безобразным происшествием в Кармакчи. По личному царскому приказу началось восстановление разрушенной церковной жизни в Туркестане.
Даже сегодня, когда к нашим услугам самолеты и автомобили, кажутся поразительными размах и стремительность передвижений владыки Димитрия по епархии. Преодоление центрально-азиатских дорог еще в середине XIX века считалось для путешественников подвигом: о «гиблых местах», сквозь которые им приходилось идти, с ужасом вспоминали молодые разъездные священники. Преосвященный Димитрий сумел посетить все углы и закоулки этого необъятного края.
Маршруты поездок архипастыря предварительно публиковались в журнале «Туркестанские епархиальные ведомости» (им же основанном), при этом помечалось, что сроки прибытия в тот или иной населенный пункт могут быть передвинуты из-за возникших на пути «церковных надобностей». Такие «надобности» чаше всего появлялись в селениях, где еще не было храма. В таких случаях владыка Димитрий времени не жалел: пламенно проповедовал, воодушевлял, стыдил за недостаток усердия к святой вере так, что крестьяне позажиточнее тут же развязывали кошельки, и все село засучив рукава приступало к строительству. Вскоре новый храм появлялся, а у архиерея прибавлялось забот, ибо к нему поступала очередная «слезница» с просьбой прислать священника.
При таком образе действий архипастыря за те шесть лет, когда он окормлял епархию, число храмов в Туркестане увеличилось более чем вдвое (с 78 до 161). «Туркестанские епархиальные ведомости» ежемесячно сообщали то об освящении новых храмов, то о начале строительства. Перечислять их все, значит переписать половину названий сел и поселков с карты Туркестанского края 1912 года.
Попечением владыки Димитрия в епархии созидались не только скромные храмы, но и величественные дома Божьи, достойные славы зодчества Святой Руси. Было завершено, наконец, тянувшееся десятилетиями строительство Софийского кафедрального собора в Верном, который по красоте сравнивали с Покровским собором (храм Василия Блаженного) на Красной площади в Москве, а его создателя, местного архитектора Андрея Зенкова, современники называли «гигантом и сказочником». В книге «Хранитель древностей» Ю. Домбровский пишет об этом храме: «Высочайший, многоглавый, узорчатый, разноцветный; с хитрыми карнизами, с гофрированным железом крыш… Внутри собор огромен. Его здание распахнуто, как шатер: под ним масса южного солнца, света и тепла». Верненский собор имеет высоту более 44-х метров и поныне является вторым по величине деревянным зданием во всем мире. В те же годы дивной красоты храмы были воздвигнуты в Самарканде, Коканде, Асхабале (Ашхабад), Байрам-Али, Иссык-Кульском Свято-Троицком мужском монастыре.
Среди начинаний, которые прежние архиереи считали «невозможными», было желание духовенства иметь в Туркестане свой печатный орган. Преосвященный Димитрий преодолел эту «невозможность» со стремительностью, свойственной ему в делании всякого доброго дела. Первый редактор основанного им журнала «Туркестанские епархиальные ведомости» протоиерей Михаил Андреев писал об истории этого издания:
«Явился на кафедру молодой энергичный Владыка, и не стало никаких препятствий: явились люди, нашлись средства, и журнал начал входить в жизнь и служить пока единственной связью между разбросанным на тысячеверстные расстояния духовенством… Дело издания было самым дорогим делом Владыки. Как он мучился от недостатков издания, а больше всего от своего бессилия предотвратить эти недостатки… Выход номера для Владыки был постоянно праздником, и какою радостью дышало его лицо, если в номере была оригинальная статья».
«Туркестанские епархиальные ведомости» за несколько лет сделались авторитетным изданием, имевшим значительное влияние на состояние умов в Туркестане. Епархиальный журнал с момента своего открытия стал «единственной связью между разбросанным на тысячеверстные расстояния духовенством». Однако того, чтобы такая благая связь оставалась «единственной», Преосвященный Димитрий допустить не мог. Одним печатным словом не должно было заменять живого сердечного общения пастырей Туркестана: им нужна была возможность встретиться лицом к лицу, поделиться пастырским опытом, да и просто своими радостями, болями и заботами. Проведение общеепархиального съезда духовенства Туркестана прежде казалось слишком дорогостоящим и вообще «немыслимым», а владыка Димитрий начал созыв таких собраний, на которых служители алтаря со всех концов необъятного края почувствовали свое единство в делании священного дела Христова; многие из них при этом увидели друг друга впервые.
Среди многих и тяжких трудов по управлению епархией Преосвященный Димитрий все же находил время для поездок в Россию и на Украину, паломничеств к древнерусским святыням. Эти поездки были для архипастыря отнюдь не отдыхом: они как бы включались в число его деяний на благо туркестанской паствы. Благодаря им, владыка Димитрий сумел решить еще одну «неразрешимую» задачу: послать священников во все храмы епархии, хотя число приходов в ней за то же время увеличилось вдвое. Он лично объезжал российские духовные семинарии, пламенными речами «о жаждущей делателей туркестанской ниве Божией» возбуждал ревностность в их воспитанниках и увозил их собой в Туркестан, чтобы рукоположить в священный сан и послать на служение в сиротствующие без духовенства приходы. Хотя духовного училища ни в Ташкенте, ни в Верном открыть не удалось, владыка нашел способ и на месте пополнять ряды духовенства: сославшись на отдаленность и особое положение епархии, он выхлопотал в Святейшем Синоде право рукополагать благочестивых мирян из числа учителей или грамотных казаков. К концу пребывания епископа Димитрия в Туркестане священники были во всех храмах, к этому имелся еще штат «разъездных» пастырей, появилась возможность укреплять большие приходы, удовлетворять, например, такие прошения, как «направить второго священника в огромный Беловодский приход из тысячи дворов». Быстрота и красота храмоздания в Туркестане при этом архипастыре становилась возможна еще и потому, что из своих поездок он неизменно привозил крупные пожертвования российских благотворителей на нужды «самой дальней и самой бедной епархии». Еще одним даром Преосвященного Димитрия пастве края были привозимые им из паломничеств святыни: частицы мощей великих угодников Божиих, святые иконы.
Несмотря на все тревожные явления, невзирая на всю активность разрушительных сил в Туркестане начала 10-х годов прошлого XX века, они явно уступали силам, хранящим в русском народе веру православную и верность законной власти. На огромной площади Туркестана в 1906 году было только 80 приходов. Покидая епархию, владыка оставил удвоенное число православных приходов, обеспеченных земельным довольствием.
Весной 1912 года весть о том, что императорским указом Преосвященный Димитрий переводится на Таврическую кафедру.
В годы Первой мировой войны владыка Димитрий совершил поступок, заставивший заговорить о нем всю Россию. Движимый патриотическим порывом, он три года в качестве простого судового священника плавал на одном из военных кораблей Черноморского флота, участвовавшем в сражениях. За проявленное при этом мужество он получил редкую награду: панагию на Георгиевской ленте.
В 1915 году владыка Димитрий был возведен в сан архиепископа. На Поместном Соборе 1917-1918 гг. он сыграл видную роль, ополчившись против домыслов околоцерковной интеллигенции и чиновников, пытавшихся воспрепятствовать спасительному для Русского Православия восстановлению Патриаршества. Имя самого архиепископа Димитрия (Абашидзе) фигурировало в первом, так называемом «большом» списке кандидатов на Патриарший Престол. В охваченной революционным безумием Москве именно владыка Димитрий взял на себя переговоры с большевиками и с изумительным бесстрашием сумел добиться от них прекращения обстрела Кремля, что позволило продолжить работу Поместного Собора.
В конце 1918 года архиепископ Димитрий возвратился в свою Таврическую епархию. В Крыму уже бушевала гражданская война, полуостров переходил из рук в руки. В воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) упомянуто о том, как Высокопреосвященный Димитрий помогал офицерам царской армии укрыться от «революционной» расправы. Гражданская война сделала невозможным единое управление Русской Церковью. Когда в Крым вошли войска барона Врангеля, владыка Димитрий был избран председателем Временного Высшего Церковного Управления юго-востока России, окормлявшего паству на территориях, еще контролировавшихся Белым движением. Он пытается выступить миротворцем между противоборствующими станами: летом 1920 года по его почину в Крыму объявляются «дни покаяния», к участию в которых владыка надеется привлечь и красноармейцев. Его подпись стоит первой под «Посланием Временного Церковного Управления на юго-востоке России православному русскому народу», в котором сказано:
«Многими тяжкими грехами осквернился народ наш в недобрые годины мятежного лихолетия и смуты: бунт и измена, пролитие крови и братоубийство, безбожие и осатанение, богохульство и кощунство, разбой и лихоимство, зависть и хищение, блуд и растление, празднолюбие и празднословие… Люди русские, православные! Явите силу покаяния, возвеличите Святую Русь делом, словом и мыслью, отвергните соблазны антихристовы, и возвеличит Господь избранников Своих, исцелит их и умирит».
В это время владыка Димитрий узнал, что его бывший семинарский воспитанник Иосиф Джугашвили занял видный пост в большевистском руководстве. Сталин был представителем Совнаркома в командовании Юго-Западного фронта, развернутого против войск Врангеля. Владыка Димитрий пишет ему письма, умоляя отпустить брошенных большевиками в тюрьмы священнослужителей, и «стальной нарком» удовлетворяет его просьбы.
После поражения Врангеля большинство находившегося в Крыму духовенства вместе с его войсками ушло в эмиграцию. Однако владыка Димитрий, несмотря на уговоры своих собратьев, наотрез отказался покинуть отечество. Митрополит Антоний (Храповицкий) назвал такое его решение «самоубийством». Казалось совершенно очевидным, что владыке Димитрию — пламенному обличителю революции, архипастырю Белого стана — не приходится ждать пощады от большевиков-богоборцев. И он готовился принять венец мученичества за Христа Господ. Бог, однако, судил иное.
Владыка Димитрий не пытался укрыться: в архиерейском доме в Симферополе его арестовали, затем вынесли приговор: «расстрелять за контрреволюционную деятельность, участие в вооруженной борьбе против Республики». Но приговор направили на утверждение Сталину, и тот заменил казнь тюремным заключением. В тюрьме архипастырь томился около двух лет. Там он потерял зрение, и ослепшего архиерея выпустили на свободу.
Добрые люди помогли владыке Димитрию добраться до истока его иночества — Киево-Печерской Лавры. После его многодневной слезной молитвы у гробниц преподобных отцов Печерских свершилось чудо: Господь частично вернул ему зрение. В 1926 году он принял схиму с именем Антоний, в честь основателя русского монашества, и начал подвизаться в затворе в Лаврской Китайской пустыни, в жестоком посте и молитве. Его духовным сыном стал живший в соседней келье архимандрит Ермоген (Голубев), впоследствии наместник Киево-Печерской Лавры, неколебимый исповедник Имени Христова, многие годы страдавший в каторжных лагерях, а после войны в святительском сане окормлявший Среднеазиатскую епархию, отстаивавший святое Православие во времена возобновления гонений на Церковь.
Служение схиархиепископа Антония (Абашидзе) не ограничилось одной молитвой. Подобно своему небесному покровителю, преподобному Антонию Печерскому, он не оставлял без наставлений православный народ, и слово нового Киево-Печерского старца, схиархиепископа Антония, далеко разносилось по несчастной, терзаемой богоборцами Русской земле. Полуслепой архипастырь оказался духовно зорче многих своих «глядевших в оба» собратий: в своих посланиях он выступал с обличениями обновленчества и «григорианского» раскола. Строгим внушением он сумел образумить своего бывшего келейника священника Матфея Долиндо, сделавшегося было одним из лидеров «григориан». Вернувшись в лоно Матери-Церкви, отец Матфей принял мученическую кончину за Христа.
Мирное житие схиархиепископа Антония в затворе было прервано вторжением богоборцев, закрывших Киево-Печерскую Лавру и разогнавших иноческую братию. Святитель-схимник был вынужден вернуться в мир: он жил в Киеве, скитаясь по домам верующих, питая их словом духовного наставления. Господь наделил его даром прозорливца и чудотворца, по его молитвам совершались исцеления, духовные его чада избавлялись от опасностей и бед.
Во время немецкой оккупации Киева схиархиепископ Антоний вместе с группой иноков поселился в пещерах Киево-Печерской Лавры, возобновив молитвенную жизнь великой обители. Старец-схиархиепископ Антоний (Абашидзе) мирно отошел ко Господу в конце 1943 года и был погребен близ места своих подвигов, у входа в ближние пещеры Киево-Печерской Лавры. В годину революционной смуты он явил себя доблестным исповедником Христовым, обличителем безбожия и беззакония, правилом веры и образом кротости, наставником истинного благочестия. В Киеве его почитают как преподобного подвижника, молитвенника и прозорливого старца.

01.02.2005. СИМФЕРОПОЛЬ. В восстановленном Александро-Невском соборе появится нижний храм

Иерей Арсений Черникин. О патрологии православной