Валентин Лукияник. Мечты заблудшего человечества или «Прекрасная смерть»
МЕЧТЫ ЗАБЛУДШЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
ИЛИ «ПРЕКРАСНАЯ СМЕРТЬ»
Валентин Лукияник,
Председатель Союза православных братств УПЦ
В настоящее время ряд стран принял законопроекты, разрешающие эвтаназию как законодательно обоснованное медицинское убийство из согласия пациента. Термин «эвтаназия» происходит от греческих слов «eu» (хорошо) и «thanatos» (смерть). В теории выделяются два вида эвтаназии: пассивная эвтаназия (намеренное прекращение медиками поддерживающей терапии больного) и активная эвтаназия (введение умирающему лекарственных средств либо другие действия, которые влекут за собой быструю смерть). К активной эвтаназии часто относят и самоубийство с врачебной помощью (предоставление больному по его просьбе препаратов, сокращающих жизнь).
Впервые эвтаназию легализовали в 1996 году в Северной территории Австралии. Четыре неизлечимо больных человека успели воспользоваться правом на смерть, но девять месяцев спустя федеральное правительство закон отменило. Между тем эвтаназию поддерживает две трети австралийцев.
С 1 апреля 2002 г. эвтаназию узаконила Голландия, где давно существовала практика медицинского содействия желающим расстаться с жизнью: ежегодно врачи помогают умереть 4 тысячам больных. Подобный закон скоро примут в Бельгии. Терпимо относятся к «врачам-убийцам» в Швейцарии, Швеции, Франции (один из основателей организации «Врачи без границ» министр здравоохранения Бернар Кушер признал, что помогал умереть тяжелораненым во время войны во Вьетнаме и Ливане).
В США эвтаназия разрешена только в штате Орегон, где в 1997 году принят Акт о достойной смерти.
По данным Американской медицинской ассоциации, большая часть больных, умирающих в больницах США, уходит из жизни добровольно с помощью медперсонала. Считается, что негласно существует подобная практика и в России, несмотря на резкое и безоговорочное осуждение активной эвтаназии.
Эвтаназия, «право на смерть», — может ли человек умирать тогда, когда считает нужным, имеет ли кто-либо право выносить подобные смертельные вердикты себе или другим, где грань, определяющая такую необходимость, — этот вопрос сегодня касается не только проблем врачебной этики, но и самого широкого социального спектра этических постулатов общества, которые превратились благодаря соблюдению традиции в своеобразные духовно-нравственные монады, которые неделимы и нерушимы, представляют собой последнюю инстанцию определения критериев нравственности.
Следуя принципам автономной этики, когда человек сам является законодателем нравственного, общество пришло в великий духовный упадок, поскольку отвергнув религиозное учение об образе и подобии Божием в человеке, неизбежен поиск земных идеалов, наиболее универсальных моделей управления человеческим обществом.
Истоки переворотов и революций в широком значении этого слова находятся именно в этом неизбежном поиске мятущейся души, которая, утратив покой из-за принятия во внутрь себя мятежного духа Денницы, желающего быть «яко Бог», не находит покоя, потому что утрачено начало созидания, заложенное в образе Бога-Творца, который несет в себе каждый человек. Мартин Хайдегер утверждает, что только из храма возможен взгляд на предметный мир, как на мир творения. Мы с приходом эпохи гуманизма столкнулись не просто с явлением крайнего богоборчества, свойственного, прежде всего падшим ангелам, но с переворотом духовно-нравственного характера. Даже если рассматривать Церковь как институт социальный и в связи с этим богоборчество как борьбу с Церковью, нужно увидеть еще одно угрожающее явление, если хотите, явление апокалиптическое, неотвратимое. Не хотелось бы нагнетать и без того накаленные страсти в ожидании последних времен. Нужно отметить нечто другое, свидетелями чего мы часто бываем, но как бы пропускаем незамеченным: каждый из нас видел фрукты на столе. Потом проходит несколько дней, особенно, если жарко, — мы видим, как эти фрукты начинают подвергаться гниению, и этот процесс уже не обратим, т. е. возвращение в первоначальное состояние невозможно. Мы можем наблюдать это, попробовать замедлить процесс, но возвратить время вспять — это не в человеческих силах. Используя такую иллюстрацию, хочу сказать, что мятежное начало эпохи гуманизма, когда рушились императорские престолы, падали веками блюдомые нравственные бастионы, на страже которых стояла во все времена Церковь, это знаменательное начало, за которым следовало многообещающее научно-техническое развитие в связи с приходом капиталистического способа социально-экономических отношений, привело к убийственным явлениям духовно-нравственного загнивания человечества.
Гуманизм стал катализатором не только позитивных, но и многих пагубных явлений той жаркой порой дня, которая превращает великолепные фрукты в жалкие гниющие предметы. Пренебрегши Декалогом, Божественными Заповедями, люди непрестанно пытаются создать автономную, независимую от Божественных начал гуманистическую этику. «Право на смерть», право на собственное самоубийство, эвтаназия — это одно из следствий подобных отчаянных попыток.
Сегодня мы можем наблюдать такое абсурдное явление в мире, как «Церковь Эвтаназии», основанную Крисом Корде. Этот человек утверждает, что внечеловеческий разум вступил с ним в телепатический контакт и сообщил, что жизнь на планете Земля находится под угрозой уничтожения. От лица обитателей Земли, находящихся в иных измерениях, этот разум, который Крис обозначил для себя просто как Существо (в православной традиции эти существа называются бесами), сказал ему, что экосистема нашей планеты стремительно разрушается. Все живое в скором времени может погибнуть. И все из-за того, что на Земле чрезмерно расплодился один единственный биологический вид — homo sapiens. Крис проснулся в слезах, выкрикивая фразу из своего сна «Спаси планету — убей себя!» Так возникла «Церковь Эвтаназии». Неужели человек подошел к той грани, за которой разверзается перед ним пропасть дьявольского небытия в такой мере, что он стает адептом воистину бесчеловечной идеи — убить себя для спасения …, нет, не того, кто имеет душу живую, а планеты, Земли, которая создана для человека-хозяина, человека-Богоподобного, господина над тварью.
Сторонники эвтаназии утверждают: «Христианский императив «не убий!» имеет основание лишь в пределах и границах жизнедеятельности здоровой части человечества и не имеет универсального характера. Мало того! Интересы самосохранения и сохранения своего рода дают естественное основание и «право» сообществам людей на лишение жизни тех, кто препятствует здоровому развитию человечества. Главным критерием применения эвтаназии является отношение к труду. Элементы, не желающие и не могущие (т. е. инвалиды и старики, — прим. авт.) трудиться (профессиональные уголовники и им подобные лица), подлежат эвтаназии в высших интересах развития человечества». Таким образом, существуют некие «высшие интересы человечества», на алтарь которых возможно принесение человеческих кровных жертв. Жизнь, согласно таким прогрессивным гуманистическим идеям, требует смерти во имя жизни.
Не нравственность и добродетель отныне украшают человека, а исключительно социально-прагматические установки, следуя которым, человек — это биологический организм высшего порядка, и если он неполноценен, то для оптимально комфортного существования социальной системы биологический организм-паразит должен быть уничтожен «в высших интересах развития человечества». Произнося эти слова, не ощутит ли каждый из нас особый запах дыма из крематориев, которых должно быть больше, потому что и работы станет больше, при этом — исключительно «в высших интересах развития человечества». Кто из нас в таком случае будет застрахован от превращения в обузу для других и, следовательно, от гуманной, человечной эвтаназии-самоубийства, а в некоторых случаях — и от убийства?
Человек-бунтарь, который отрекся от своего «сыновства Богу», пренебрег сокровищем Божественного образа и подобия в себе, превратился в животное, единственным, бесцельным смыслом существования которого является наиболее комфортная жизнь и желательно — столь же комфортная смерть. Человек гуманный желает жить и умирать безболезненно и беспечально, как во сне, или, может быть, как будто и не было его никогда. Достигая великих успехов в развитии техногенных процессов, мы являемся свидетелями духовного истощения человечества. Сухое дуновение ветра еще одного жаркого дня жизни (а жизни ли?) нашей цивилизации все более убийственно, особенно, если запасы воды живой, о которой говорил Господь наш Иисус Христос, уже столь мизерны, что едва ли человеческий глаз сможет увидеть еще один день своего дурманящего сонного триумфа прогрессивного существования. Столкнувшись с явлением эвтаназии, Церковь и общество имеют дело не просто с попыткой легитимации убийства или самоубийства, как многие думают.
Эвтаназия в своем истинном виде, а не в том, как нам стараются ее представить, — это отчаянный крик умирающего человечества Богоподобного, на смену которому приходит человек звероподобный. Этот человек боится, как и зверь, боли и огня, прячется от этого всепоядающего огня страждущей и милующей, распинаемой и мучимой многими самодостаточными «Я» Божественной любви, в потемках автономных императивов своей недоразвитой души.
Отношение Православной Церкви к сути эвтаназии предельно понятно: это грех, грех смертный, который вопиет к Небу об отмщении за него. Это убийство такого же рода, как и убийство нерожденной жизни. Бог смерти, в том числе и физической, не создал. Бог подарил человеку жизнь полную и вечную (не онтологически, а благодатно). В православной экклезиологии и сотериологии такие понятия не рассматриваются вообще. Эвтаназия — плод западного мировоззрения, которое возникло на тупиках религиозного кризиса заблудшего секуляризированного общества, вплоть до богоотступничества, материализма и атеизма. Это — одна из черт вырождения общества, сумрака западного образа жизни, уже очень далекого от Христа и Его Церкви.
Парадокс: с одной стороны, дико требовать или благосклонно желать смерти другого человека, пусть даже безнадежно больного, с другой — беспокоиться об отмене смертной казни для ужасных преступников, бороться за жизнь животных, насекомых, деревьев и находить красивые обоснования для смерти человека. Такова логика богоотступничества, таково логическое завершение греха: «мудрость мира сего — безумие пред Богом».
Можем ли мы, православные христиане, противостоять этому духовно-нравственному разложению? Думаю, можем, — прежде всего, личным терпением и следованию добродетели. Мы сможем противопоставить человекозверю нашу деятельную, терпеливую и сострадательную веру в Богочеловека. Эта вера преображает наше существо, просвещает духовное зрение, пробуждает от сна, очень часто болью и страданием, которое умножает у нас терпение, соделывает достойными несения великих и тяжких крестов самых немощных, не ищущих «права на смерть», а единственно спасения своей души, непрестанно взывая: «Помилуй мя, Господи! Милостив буди мне, грешному!»