АЛЕКСАНДР ДВОРКИН. ПАТРИАРШЕЕ ЕДИНСТВО И ГОСУДАРСТВЕННЫЕ РАЗДЕЛЕНИЯ В ПОЗДНЕЙ ВИЗАНТИИ

01.12.2009 archive, Вестник №99, Тема номера

Государствам, даже самым долговечным, рано или поздно приходит конец, они гибнут, распадаются или видоизменяются, но Церковь, как столп и утверждение Истины остается неизменной, обеспечивая единство во Христе для всех своих членов, в каких государствах они не жили бы.
ПАТРИАРШЕЕ ЕДИНСТВО И ГОСУДАРСТВЕННЫЕ РАЗДЕЛЕНИЯ
В ПОЗДНЕЙ ВИЗАНТИИ.
А. Л. Дворкин

Как историк, я опасаюсь проводить параллели между разными периодами существования тех или иных государств и уж тем более, ссылаться на эти па-раллели при объяснении происходивших тогда событий. Всякая историческая эпоха уникальна, невоспроизводима и неповторима, как уникальна и неповторима каждая человеческая личность из взаимодействия которых друг с другом и с Богом состоит исторический процесс. Но это не значит, что мы не должны воспринимать исторический опыт как что-то давно прошедшее и, следовательно, совсем ненужное и не пытаться учиться на исторических уро-ках.
За две тысячи лет существования христианства Церковь накопила богатейший опыт существования в разных государствах и выстраивания взаимоотношений с самыми разными государственными властями, как с безразличными к христианству или открыто враждебными к нему, так и с дружественными Церкви или даже искренне христианскими. Представитель последних, великий император Юстиниан I в своей знаменитой 6-й новелле (535 г.) впервые сформулировал знаменитый принцип симфонии, который для многих православных станет видеться идеальным способом взаимодействия двух властей: церковной и светской. Во вступлении к новелле Юстиниан формулирует главный идеологический принцип:
Величайшие дары Божии, данные высшим человеколюбием,– это священство и царство. Первое служит делам Божеским, второе заботится о делах человеческих. Оба исходят из одного источника и украшают человеческую жизнь, поэтому цари более всего пекутся о благочестии духовенства, которое, со своей стороны, постоянно молится о них Богу. Когда священство беспорочно, а царство пользуется лишь законной властью, между ними будет доброе согласие (симфония) и все, что есть доброго и полезного, будет даровано человечеству.
Чего Юстиниан не мог сформулировать – это как симфония (согласие) будет установлена между такой эсхатологической реальностью, как Царство Божие, явленное в Церкви и таинствах, с одной стороны, и, с другой стороны, такими неизбежными в обществе «человеческими делами», как насилие, войны, социальное неравенство и т. д., которые государство само по себе не может ни преодолеть, ни избежать. Так что во вступлении к 6-й новелле описывается не более чем стремление к идеалу, мечта, к которой можно приблизиться, но которая в полной мере никогда не была воплощена в реальность. Но в тексте есть и богословская ошибка: в Новом Завете не содержится ни одного слова, подразумевающего возможность достижения некоей непод-вижной статичной симфонии между Царством Божиим и миром, но, скорее, все его содержание указывает на неизбежность постоянного напряжения между частичными, неадекватными и несовершенными достижениями челове-ческой истории и абсолютным чаянием нового мира, где Бог будет все и во всем. Ведь цели любого, даже самого лучшего государства всегда ограниче-ны этим миром, в то время как Церковь всегда эсхатологична и нацелена на Царство Божие.
Государствам, даже самым долговечным, рано или поздно приходит конец, они гибнут, распадаются или видоизменяются, но Церковь, как столп и утверждение Истины остается неизменной, обеспечивая единство во Христе для всех своих членов, в каких государствах они не жили бы.
Я хотел бы проиллюстрировать вышесказанное кратким обзором отношений Церкви и различных государственных образований, существовавших на тер-ритории Византийской империи в самом конце ее долгой истории.
После злополучного IV Крестового похода, участники которого захватили и разграбили Константинополь, на территории Византийской Империи возник-ло несколько государств. Часть из них управлялась крестоносцами, часть венецианцами, часть – генуэзцами. Греческих, православных держав было три: Никейская империя, Эпирский деспотат и Трапезундская империя. Также были два славянских царства: Болгарское и Сербское. Были (и постоянно росли) территории, контролируемые турками. А за северными имперскими границами простиралась территория православных русских земель. После возвращения императоров и патриархов в Константинополь (1261 г.) церковные центры всех этих государственных образований на имперской территории, за немногими исключениями, вернулись в юрисдикцию Константинопольского патриарха (Сербия и Болгария – опосредованно). Вот и получилось, что Константинопольский патриархат стал единственным гарантом единства всех этих разнородных в политическом отношении земель. У каждого государства были свои интересы и все хотели заполучить себе «карманную» церковную юрисдикцию (если мы можем в рассказе о позднем Средне-вековье использовать этот терминологический анахронизм), эти интересы обслуживающую. Но поддаться на такое давление для Церкви значило бы изменить своему призванию, перестать быть собой. Разумеется, пойти на это она не могла.
Но, наверное, самая сложная ситуация складывалась в Константинополе, где Вселенский Патриарх попрежнему существовал рядом со Вселенским Римским императором в древней столице тысячелетней Империи. Но Империя эта постоянно сокращалась и сжималась как шагреневая кожа: турки неуклонно наступали, отрывая от христианского царства все новые города и тер-ритории. Политические перспективы были весьма безрадостными. Императоры пытались делать все возможное, чтобы каким-то образом империю спасти.
Византия существовала на фоне постоянных переговоров об объединении Церквей. Многие ее политические деятели и представители светской интел-лигенции считали очевидным, что без помощи Запада Империи не выжить. Эти люди думали, что если такую помощь можно получить лишь ценой под-чинения Православной Церкви Риму, то на это необходимо пойти, ибо альтернативой является только гибель. Такого мнения придерживался, например, император Михаил Палеолог, подписавший Лионскую унию (1274 г). Однако она была отвергнута народом, а император анафематствован и умер вне общения с Церковью. Но к середине XIV в. положение стало куда более угрожающим. Уния казалась нужной уже не чтобы откупиться от врагов-христиан (Михаилу Палеологу больше всего угрожал Карл Анжуйский, со-биравший грандиозный крестовый поход против схизматиков-греков), а чтобы заручиться поддержкой в борьбе против постоянно наступающих невер-ных.
Тем не менее, лучшие люди в Церкви, начиная с патриархов, весьма обоснованно сомневались, стоят ли любые политические выгоды отказа от правой веры и вечного спасения. Но для интеллигентов-гуманистов высшей ценно-стью ощущалось эллинистическое культурное возрождение (тут мы видим корни зарождавшегося тогда церковного национализма, сегодня ставшего на-стоящим бичом православных народов), естественно немыслимое под турецкой властью. Ввиду этого никакая цена за спасение Константинополя не ка-залась им слишком дорогой.
Можно говорить о том, что они не были настоящими православными. Но они не были и политическими реалистами. Тот бесконечный торг – уния за Крестовый поход или Крестовый поход за унию, – который императоры посто-янно вели с папами, походил на разговор двух глухих. Папы ошибочно считали, что императоры располагают достаточной властью для принуждения своей Церкви и своего народа к принятию унии. А императоры ошибочно считали, что папы располагают достаточной властью, дабы заставить все за-падное христианство отправиться в крестовый поход на турок. Но в XIV в. эра крестовых походов ушла в невозвратное прошлое. Папы слишком долго и охотно пользовались этим инструментом, провозглашая крестовые походы против язычников на севере Европы, против еретиков на юге Франции, против своих политических врагов в Германской империи и, наконец, против врагов французских королей, под чьей властью они находились с 1309 г. Произошла девальвация понятия, и призывы пап к священной войне уже никто не воспринимал всерьез, тем более что европейские государства слишком глубоко были погружены в свои собственные проблемы, выяснения отношений и дрязги, чтобы обращать внимание на далекую восточную окраину. И, наконец, для многих в Западной Европе греки казались еще отвратительнее турок. Например, великий Петрарка писал: «Турки – враги, а греки – схизматики, и значит – хуже врагов».
Вот типичная история, иллюстрирующая ситуацию. Император Иоанн V 15 декабря 1355 направил в Авиньон папе Иннокентию VI письмо с просьбой послать ему пять галер и 15 транспортных кораблей с тысячей пехотинцев и пятьюстами рыцарями. В обмен на это, Иоанн V обещал в 6-месячный срок обратить в католичество всю Империю. Свое слово он предлагал подкрепить присылкой к папскому двору 6-летнего сына Мануила, чтобы тот получил там католическое воспитание и образование. Император поклялся, что если он не выполнит обещания, то немедленно отречется в пользу Мануила.
Но папа, как ему этого не хотелось бы, не мог ответить на такое выгодное предложение, ибо у него не было ни галер, ни лишних воинов, а император, при всем своем отчаянном положении, вскоре понял, что, имея на руках лишь папское благословение, он не сможет заставить своих подданных при-нять католичество. Об этом он и известил папу. Переговоры прервались на несколько лет. В конце концов, у Иоанна V совсем сдали нервы и в 1369 г. он прибыл в Рим с большой свитой и лично принял католичество. Но это ни к чему не привело. Хуже того: несмотря на такой отчаянный шаг, венецианцы, через территорию которых император проезжал на обратном пути, арестовали своего нового единоверца за долги и продержали в плену два года, покуда ценой невероятных усилий его сын и наследник Мануил не вызволил его оттуда. Это показало, что даже за продажу своей веры императором, папство не могло заплатить ему ничего.
Народ Византии однозначно выступал против унии. Реалисты видели, что она не только не разрешит всех проблем, но вызовет еще больший раскол. В 1437 г. из 167 епархий Константинопольского патриархата в границах Империи насчитывалось лишь 15. Единственным связующим звеном между ними оставался сам патриарх. Было очевидно, что если он подпишет унию с Римом, епархии просто откажутся ему повиноваться. Да и турки, под чьей властью находилась большая часть епархий, немедленно запретят им общение с имперской столицей. А как отнесутся к унии остальные патриархи или громадная Русская Церковь?
Как показал опыт, турки на завоеванных территориях хотя бы проявляли ми-нимальную терпимость и позволяли Православной Церкви существовать, в то время как латиняне начинали свое правление с попыток искоренения Пра-вославия. Таким образом, реалисты считали, что лучше предаться неизбеж-ному и подчиниться телом неверным, сохранив при этом свою веру, чем от-дать душу латинянам. Более того, даже само единство греческой нации и православной веры было бы легче сохранить народу, объединенному под господством мусульман, нежели его небольшой части, присоединенной к ок-раине Западного мира. Фраза, приписываемая последнему премьер-министру Византии Луке Нотарасу: «Лучше чалма султана, чем тиара кардинала», была не такой шокирующей, какой казалась сначала.
Отец двух последних императоров, Мануил II Палеолог прекрасно это понимал. Главный совет, который он дал перед смертью (1425 г.) своему сыну и наследнику Иоанну VIII, был примерно таким: «Все время веди переговоры об объединении с латинянами и никогда ничего не подписывай». Однако Иоанн VIII не внял мудрому совету отца. Под, как ему казалось, неопровержимым гнетом обстоятельств, он отправился с большой делегацией на Ферраро-Флорентийский собор (1439 г.) и подписал там унию. Народ и Церковь ее отвергли. Когда под давлением папства уния была все-таки официально провозглашена с амвона св. Софии в Константинополе, люди перестали туда ходить, и литургии совершались в пустом храме. Но и политических выгод уния не принесла. Всего чрез несколько лет, в 1453 г. Константинополь пал под напором турок, и Империя прекратила свое существование. Выбранный императором и светскими кругами путь оказался тупиковым.
Именно Церковь, гораздо более чем любые государственные образования способна объединить народ. Вспомним нашего великого соотечественника св. благоверного князя Александра Невского, который, двумя веками раньше стоял перед таким же выбором: попытаться сохранить политическую незави-симость, предав веру папству или унизиться перед Ордой и утратить политическую независимость, но, таким образом спасти людей и сохранить веру. Он выбрал второе, и мы знаем, что этот его выбор стал судьбоносным. Благодаря этому выбору мы сегодня православные. Единство политически раздробленного и порабощенного татарами народа сохранила Церковь, как сохранила она его в тяжелую годину Смутного Времени, как сохранила она его в годы коммунистического лихолетья, в самом начале которого было восстановлено патриаршество на Руси, ставшее сердцем и средостением этого единства. Церковь продолжает хранить это единство и сегодня, существуя в разных го-сударствах, среди бурного моря политических, культурных и религиозных разделений. И, тем не менее, она остается единым и неделимым столпом и утверждением Истины, ведущим свой единый народ царским путем к Царствию Божию.

01.12.2009. ЖИТОМИР. Єпархию посетил архиепископ Оттавский и всея Канады Серафим

01.12.2009. ХМЕЛЬНИЦЬКИЙ. Владика Антоній вручив нагороду секретарю міськради в день його народження