Митрополит Ириней: «Самые счастливые годы я прожил на Днепропетровщине…»

17.09.2014 top

Митрополиту Днепропетровскому и Павлоградскому Иринею – 75 лет. Большая часть жизненного пути уже пройдена. Ему пришлось пережить несколько абсолютно разных периодов в истории нашей страны: Великую Отечественную войну
, атеистические гонения советской власти, перестройку и развал СССР, активное возрождение духовности на изломе тысячелетий, расцвет православия в XXI веке, и вот сейчас – новый тяжелый виток в истории. Через все испытания в своей жизни владыка прошел с молитвой и Божией помощью. В чем его секрет? Что помогало не сломаться в трудные минуты? Где он черпал силы и мудрость? Испытывал ли, как все люди, страх, сомнения, разочарования? Об этом и многом другом мы поговорили с митрополитом Иринеем в преддверии его праздника – Дня ангела.

Увидел Спасителя во сне

– Владыка, каким Вы были ребенком?

– Я был активным, и мама всегда меня останавливала. При этом я любил послушание и с самого раннего возраста помогал маме по хозяйству. Всегда с удовольствием подметал двор, помогал заготавливать ботву для свиней. Так как в воскресенье нельзя было ничего делать, то мы в субботу готовили в два раза больше травы – 2-3 кошелки. Всю работу старались выполнить до захода солнца. В воскресные и праздничные дни никогда не брали нож в руки – так нас с детства приучили родители.

– А в воскресные дни Вы отдыхали?

– По воскресеньям мы всегда ходили в церковь. Очень ждали этого, готовились. После активной работы в субботу нужно было помыться, обязательно вымыть голову. Условия для этого у нас были самые простые. Вода – только холодная, ее набирали заранее, чтобы за день нагрелась на солнышке. Посещение храма в детстве всегда казалось каким-то особенным, торжественным.

– Вам не было скучно на длинных церковных службах?

– Нет, конечно! Напротив, было очень интересно. Помню, в нашем храме находилась огромная икона «Спаситель благословляет детей». Я всегда с умилением рассматривал ее: такой красивый Спаситель, вокруг Него дети, на руках – тоже дети. Я всегда стоял на службе с – папой неподалеку, разглядывал эту икону и думал: «Какие счастливые эти дети – они так близко видели Спасителя, беседовали с Ним, Он их благословлял». Я умилялся этим каждое воскресенье, это была моя самая любимая икона. И вот однажды, примерно в восьмилетнем возрасте, я увидел необычный сон. Большой красивый сад, вокруг много цветов. Я бегу и вдруг вижу, вдалеке сидит Спаситель и вокруг Него полно детей. Они радуются, смеются, улыбаются, а Он их благословляет и что-то рассказывает. Смутившись, я подумал: «Вот бы мне хоть на лицо Спасителя посмотреть…» Спрятался за дерево и долго стоял там, любуясь Спасителем. Потом решился подобраться чуть ближе через кусты. И так незаметно подошел совсем близко.

Вдруг Спаситель меня заметил и позвал к Себе. С трепетом и волнением я подошел к Нему. «Ну что ты стесняешься, какой ты хороший», – ласково сказал Спаситель. Я очень стеснялся Ему смотреть в глаза и что-либо говорить. Он взял меня на руки и прижал к Себе. В этот момент моя голова оказалась у Его шеи, и я подумал: «Пока Он меня не видит, я хоть в шею Его незаметно поцелую». В этот момент меня разбудила мама. Этот сон и чувства, пережитые во время общения с Богом, сильно впечатлили меня и остались в памяти навсегда. Спаситель меня тогда прижал к Себе – на всю жизнь! ‘

Немец чуть не покалечил отца

– Кто в вашей семье был лидером – отец или мать?

– Конечно, все слушались отца. Он очень много и тяжело работал, чтобы прокормить семью, днями не бывал дома. А по дому хозяйкой была мама, и ее мы тоже всегда слушались. Она вела домашнее хозяйство, и каждый день готовила обед. Послевоенное время было очень тяжелое, голодное. Всю живность у селян забирали. Если только услышат, что в каком-то доме есть поросенок или, к примеру, овца, то сразу же приходили и забирали. Мы тоже не были исключением. Поплачем в такой ситуации, да и живем дальше.

– А чем же тогда питались?

– Рыбы у нас никогда не было, мясо ели только по большим праздникам. Основной продукт – хлеб. У нас было заведено так: с утра мы выпивали стакан молока (конечно, кроме постных дней). А вот обед мама всегда готовила горячий, и кушали мы его все вместе: отец и мы, дети. Мама же себе не насыпала, а обычно доедала после всех нас. Когда мы спрашивали: «Мама, а почему ты себе не насыпаешь?» – она отвечала: «Да там и мне осталось, я потом поем». Однажды я заглянул в кастрюлю, а там, на дне, всего одна ложка борща осталась. Оказывается, после обеда мама высыпала туда все остатки с наших тарелок, добавляла кипяток и это кушала. Как-то, спустя время, она объяснила: «Мне ведь хотелось, чтобы вы все понаедались…» На ужин мы также выпивали только стакан молока или простокваши. До поступления в духовную семинарию я даже не знал, что можно питаться как-то иначе. А в семинарии был сильно удивлен: там кормили четыре раза в день горячей пищей.

Я благодарю Бога за то, что возрастал в семье, где не было роскоши. Но зато каждое утро и вечер мама нас молила. Она становилась перед иконами, мы рядом с ней – и так молились. Поначалу мама произносила молитвы по одной строчке, а мы за ней повторяли. А потом, когда мы подросли, то уже знали молитвы наизусть и молились все вместе. Папе было некогда – он очень много работал. Зато он всегда молил нас по праздникам, когда отдыхал. Это было очень торжественно, по-праздничному.

– Какие самые тяжелые воспоминания из детства остались в вашей памяти?

– Это послевоенные годы. Помню один случай. Когда немцы уходили, трое из них заехали к нашему дому напоить лошадей. Папа достал из колодца воду, налил в корыто. Лошади стали пить, а немец потребовал, чтобы он еще и накормил их. Папа взял косу, на­косил клевер и принес лошадям. Они стали с удовольствием есть. А один из немцев увидел в огороде высокие зеленые кусты конопли и подумал, что отец пожалел лучшую траву для их лошадей. В гневе он схватил косу и махнул ею, пытаясь попасть папе по ногам – но он успел подпрыгнуть, благодаря чему уцелел.

В этот момент второй немец остановил товарища, сказав: «Ты что не видишь, у него дети маленькие, он ведь калекой останется, и они с голоду помрут. Не трогай его!» Разозленный немец пошел сам косить коноплю, принес ее лошадям, а они стали отворачиваться, храпеть, так как не едят эту траву. После того, как лошади наелись клевера, немцы уехали. А мы еще долго плакали от испуга и молились, благодаря Бога за то, что сохранил нашего папу.

Мирились до захода солнца

– Существовали ли в вашей семье традиции, которых придерживались в любое время, невзирая ни на что?

– Мы всегда по-особенному отмечали Рождество и Новый год по старому стилю. К Новому году всегда убирали стол сеном, колосками, сверху мама накрывала скатерть, ставила кутью и другие яства. Вечером перед Новым годом вся семья собиралась вместе, молилась и после этого все кушали кутью. Так было каждый год. Аналогично вечеряли и накануне Рождества. Стол тоже застилали сеном, в углу ставили коляду (снопик из колосьев), рядом обязательно горшок с кутьей, накрытый хлебом. Во время ужина после молитвы папа переставлял этот горшок от коляды на центр стола, и после этого мы все кушали кутью. На Пасху мы обязательно ходили ночью, в храм на службу, освящали там праздничные яства, а придя домой, разговлялись. А вот личные праздники – дни рождения, юбилеи семейной жизни и тому подобное – у нас не принято было отмечать.

– Владыка, практически во всех семьях братья и сестры хотя бы иногда ссорятся между собой. Бывали ли у Вас ссоры с братом и сестрой?

– Естественно, у нас тоже бывали какие-то незначительные ссоры. Но мама нас приучила с раннего детства, что как только заходит солнце, надо обязательно помириться, чтобы не засыпать во гневе. Поэтому всегда, прежде чем приступить к вечерним молитвам, мы просили друг у друга прощение и делали земные поклоны друг перед другом. После этого становились на молитву – исразу все обиды забывались.

– Был ли человек, на которого Вы в детстве мечтали быть похожим?

– Да, это наш сельский батюшка. Он был очень добродушный, внимательный, всегда находил подход к самым разным людям, в том числе и к детям. Я очень хотел прислуживать ему в алтаре во время службы. Но там уже прислуживал сын батюшки и сын старосты. Куда уж мне соваться? Помню, как-то был маленький церковный праздник. Я сообразил, что эти ребята будут в школе и, если я пойду на службу, то батюшка позовет меня прислуживать. Поэтому вместо школы побежал в храм.

Мечта исполнилась: батюшка, позвал меня в алтарь. Я старался изо всех сил, с благоговением раздувал – кадило и подавал его. А в конце службы батюшка меня похвалил. Помню, радости моей не было предела. Прибежал я в школу, а там учительница накричала за то, что от меня пахнет ладаном и что я был в церкви. Она тогда поставила меня на колени в угол. Помню, стою я на коленях, молюсь потихоньку. А она заметила и опять стала кричать, чтобы перестал молиться, да еще и со злостью потянула меня за ухо.

Благодаря побоям получил паспорт

– Какое у Вас самое яркое воспоминание со школьных лет?

– Уроки у нас были обыкновенными – ничего особенного. Пионером я никогда не был, поэтому на мероприятия с участием пионеров и комсомольцев меня зачастую даже не приглашали. Поэтому каких-то ярких позитивных воспоминаний о школе у меня нет. Чаще всплывают негативные. Поскольку я наотрез отказывался быть пионером, учителя оказывали на меня всевозможное давление. Однажды я не выдержал и пожаловался отцу. После этого он не пустил меня в школу.

Вскоре к нам домой пришли представители школы – человек шесть. Папа с ними твердо поговорил: «Зачем вы травмируете ребенка? По Конституции мы имеем право его воспитывать в религиозном духе, как принято в нашей семье. Поэтому оставьте сына в покое, иначе я буду жаловаться в прокуратуру». После этого меня перестали открыто терроризировать. Но учителя догадывались, что я пойду в Духовную семинарию, и чтобы меня туда не приняли, выставили в аттестате все «тройки» – только по поведению стояла «5». Но это не изменило моих намерений – я все равно поступил в семинарию.

– Почему Вы выбрали именно Ленинградскую Духовную семинарию – ведь это очень далеко от дома?

– Окончил школу я в 17 лет. Специально решил поступать как можно дальше от родного села, так как боялся, что представители школы каким- то образом мне помешают. Поэтому и выбрал Ленинградскую Духовную семинарию. Отправил туда документы и получил вызов. Но ехать так далеко без паспорта не решился. А сделать паспорт тогда было очень трудно. Пошел я в паспортный стол, но там наотрез отказали.

«Я прошу вас, скажите, что нужно, чтобы получить паспорт?» – стал упрашивать я сотрудницу паспортного стола. В конце, концов, она рассказала, что нужно принести, справку от главы сельского совета. Поблагодарив ее, я отправился к сельскому голове. Хороший был человек. Он мне сразу честно сказал, что всем руководит председатель колхоза – сильный и влиятельный мужчина, и что без его разрешения он такую справку выдать не может.

Отправился я к председателю колхоза. Зашел в контору, а он как раз по телефону пытался кому-то дозвониться. Я встал в стороне и жду. Рядом уборщица наводит порядок. Так и не дозвонившись, расстроенный председатель вышел и спрашивает, что мне нужно. «Хочу поступать в учебное заведение. А так как ехать далеко, мне необходимо получить паспорт», – объяснил я и показал ему вызов из Ленинградской семинарии. Прочитав, в какое именно учебное заведение я намерен поступать, он разозлился и, разорвав на мелкие кусочки вызов, выбросил в урну. А потом подошел ко мне, схватил за ворот и закричал: «Я тебе дам такую семинарию, что только мокрое место останется!» – после чего изо всех сил швырнул меня в дверной проем. Зацепившись щекой за ручку двери, я поранился. На лице выступила кровь.

– Что я вам плохого сделал, за что вы меня бьете?! – выкрикнул я, а затем, открыв дверь, стал звать уборщицу. – Идите сюда, будете свидетелем избиения! – крикнул я ей.

– Боже, уже даже детей бьют! – выкрикнула уборщица, увидев мое окровавленное лицо.

– Я сейчас пойду к отцу, мы обратимся в прокуратуру и посадим голову, который избивает людей! Какое вы имели право рвать мой вызов? – кричал я председателю колхоза.

– Иди отсюда, а то я тебя сейчас вообще прибью! – прокричал в ответ разгневанный руководитель.

Пошел я домой, утирая слезы. По пути зашел к речке, умылся, и иду дальше в сторону дома. Вижу, председатель колхоза на машине в мою сторону едет. Я стал убегать в поле, так как подумал, что он снова будет меня бить. А он остановился и вышел из машины.

– Иди сюда! – крикнул мне председатель.

– А бить не будете? – спросил я.

– Не буду, – ответил он.

Подойдя ближе, я остановился на расстоянии нескольких метров и сказал:

– Говорите, что вам нужно, я вас хорошо слышу.

– Иди к голове сельского совета, он даст тебе справку на получение паспорта. Но если ты хоть кому-нибудь скажешь, что я тебя избил, то из-под земли достану и прибью! Ясно? – сказал он.

– Ясно, я никому не скажу. Мне главное справку получить, – ответил я и сразу же направился в сельсовет.

Там сельский голова уже подготовил справку. Отдавая мне ее, он с удивлением спросил:

– Как это тебе удалось убедить председателя?

– Сам не знаю, он почему-то вдруг раздобрился и согласился, – ответил я.

Принес я эту справку в паспортный стол, а там сотрудница мне заявляет, что у нее нет для выдачи паспортов. Опять мне пришлось отстаивать свои права:

– Раз так, завтра утром я приду со своим отцом. Он у меня человек строгий и сделает так, что вы здесь больше работать не будете, – грозно сказал я.

После небольшой перепалки, она пообещала, что к утру паспорт будет готов. Так и произошло. На следующее утро мы пришли вместе с отцом, и я сразу же получил паспорт.

Не выдал батюшку гонителям

– Надеюсь, на этом Ваши проблемы на пути в семинарию закончились?

– Не совсем. Так денег не было, отец продал полмешка пшеницы, чтобы купить билет на поезд до Ленинграда. Он проводил меня до Ровно, купил за 7 рублей билет в общий вагон, и дал еще 3 рубля с собой. А я его спрашиваю: «Папа, а если я не поступлю, как же тогда домой буду добираться без денег?» На это он ответил: «Не сомневайся – поступишь! А 3 рубля тебе хватит: за рубль доедешь на такси от вокзала до семинарии, и еще 2 рубля у тебя останутся на всякий случай. В семинарии кормят и одевают, так что тебе там ничего не нужно будет».

Так я и уехал. В Ленинграде от вокзала до семинарии дошел пешком, сэкономив 1 рубль. Войдя в здание семинарии, увидел дежурного, который, не обращая на меня внимания, разбирал почту. Я тогда подумал, что это какой-то очень важный человек, возможно даже, сам ректор. Стесняясь, я стоял в стороне, смотрел на этого солидного мужчину в очках и думал, как же обратиться к нему с вопросом.

В этот момент мимо проходила какая-то женщина из канцелярий. Посмотрев на меня, она воскликнула: «Ой, кто к нам приехал! Ванюша, не стесняйся, проходи!» Взяв меня за руку, привела в канцелярию. Там на старой печатной машинке работала благообразная старушка. Подняв на меня глаза, она сказала: «Ванюша! Надо же, как похож, и рубашка та же самая, что на фотографии!» Оказывается, они узнали меня, так как вместе с документами я отсылал фотографию. А рубашка у меня вообще была одна на все случаи жизни.

– А в семинарии были какие-то трудности при поступлении?

– Все документы у меня были в порядке. И экзамены я сдал хорошо, так как вызубрил все, что нужно. И вот приемная комиссия из восьми человек, изучив мои документы, сообщила:

– Мы не можем тебя принять, так как в документах нет рекомендации от священника.

– У меня есть рекомендация, – ответил я и достал из кармана недостающий документ.

– А почему же ты ее не сдал вместе с документами? – удивленно спросили члены комиссии.

– Не могу, – ответил я, – такое благословение моего батюшки. Он очень хороший, служит в селе. И когда давал мне рекомендацию, то сказал, чтобы я показал ее на экзаменах, но в личное дело не сдавал. Его ведь за эту рекомендацию могут лишить прихода, а у него семеро детей, и он не сможет их прокормить. Поэтому пусть я лучше не поступлю, но батюшку своего не подведу.

Члены комиссии переглянулись и попросили дать им прочесть рекомендацию.

– А назад отдадите? – спросил я.

– Отдадим, не переживай, – сказали они.

Затем все восемь человек по кругу просмотрели мою рекомендацию, и каждый из них записал в специальном журнале, что рекомендация имеется. Они посмеялись немного и вернули мне документ. Так я и поступил в семинарию.

А потом, когда уже начался учебный год, уполномоченный кинулся искать мою рекомендацию, чтобы выяснить, кто осмелился ее дать. Стал, меня допрашивать, а я пошел на хитрость и говорю: «Комиссия ведь засвидетельствовала, что у меня есть рекомендация? Так что, какие ко мне претензии – у меня на руках ее нет!». Уполномоченный угрожал, пытался выяснить, кто мне дал рекомендацию, но я так и не выдал своего батюшку.

Паломничество определило судьбу

– Владыка, в юности все мечтают встретить свою вторую половинку, создать семью, завести детей. Были ли у Вас такие мечты?

– В 12-летнем возрасте я впервые побывал в Почаевской Лавре – вместе с дедушкой мы ходили туда пешком (а это 120 километров!). Мне там очень понравилось – я был восхищен пением и обстановкой. Это было летом, в храм на ночевку тогда не пускали, поэтому ночевали мы прямо на улице. Я предложил дедушке заночевать у дверей, которые ведут в подземное помещение, где находятся мощи преподобного Иова Почаевского. «Рано утром, когда люди будут идти сюда на утреннюю Литургию, мы будем первые!» – сказал я дедушке.

Так и сделали. Дедушка одел меня в телогрейку. Сели мы у этой двери, прислонившись к стене, чтобы удобно было спать. Вдруг, спустя время, дверь скрипнула, приоткрылась и оттуда высунулась рука с одеялом. При этом незнакомый мужской голос произнес: «Возьми, дедушка, одеяло и укрой этого мальчишку – он еще пригодится церкви».

Как потом позже выяснилось, это был архимандрит Кирилл, который на сегодняшний день причислен к лику святых, как преподобный Амфилохий. Он часто сидел на монастырской галерее, окруженный голубями. Птицы безбоязненно садились ему на плечи и на руки, а я подходил и с любопытством наблюдал. Однажды он дал мне одного белого голубя подержать, я его прижал к себе, потом долго гладил, а он сидел на моей руке и тоже не улетал.

Почаевская Лавра меня настолько впечатлила, что я готов был там остаться сразу, но в то время это было невозможно. С тех пор в моем сердце зародилось сильное желание стать монахом. Я часто вспоминал это посещение Лавры и мечтал вернуться туда. Когда я стал учиться в семинарии, то, естественно, ребята знакомили меня с девушками. Но мне это было не интересно – так как с детства мои мечты были о монашестве, и мое сердце рвалось именно к такой жизни.

– Почему же тогда после окончания семинарии Вы не уехали в Почаевскую Лавру?

– Семинарию я окончил на «отлично» и сразу же стал проситься в Почаевскую Лавру. Но митрополит Никодим тогда сказал: «Монахи должны быть образованными, поэтому учись еще в академии, а там посмотрим». Исполняя послушание, еще 4 года я учился в академии, плюс 3 года служил в армии. Перед самым выпуском из академии, 21 мая 1968 года, меня рукоположили в сан диакона, а на следующий день – в сан священника.

Окончив академию и получив ученую степень кандидата богословия, я опять начал проситься в Почаевскую Лавру. Но митрополит снова ответил: «Мы тебя столько лет учили, ты окончил с отличием, и теперь должен отработать. Мы оставляем тебя здесь, при академии. А если ты захочешь принять монашество, то я тебя постригу в монахи прямо здесь».

Оставшись при академии, я с головой погрузился в работу. Одновременно нес несколько послушаний и был настолько загружен, что ни на что другое не оставалось ни сил, ни времени. Через год я принял монашество.

Предсказания старца Леонтия

– А как Вы попали в Японию? Почему выбрали именно эту страну?

– Я не выбирал, я подчинился церкви. Вместе с митрополитом Никодимом сначала съездил в Святую Землю (Иерусалим), а затем на святую гору Афон. Очень хотел остаться в одном из монастырей на Афоне, но митрополит сказал мне: «Молись, запасайся терпением, тебе уже место уготовано». Проявив послушание, я положился на волю Божью. По возвращении в Ленинград владыка сообщил, что меня направляют служить в Японию. Я был потрясен этой новостью, так как даже не знал японского языка.

Пока оформляли визу, меня отпустили домой попрощаться с родителями. Приехал я домой, рассказал обо всем родителям, а они в слезы, словно хоронят меня. Мама тогда посоветовала поехать к отцу Леонтию, которого в наших краях почитали, как прозорливого старца. Именно он благословлял меня на поступление в семинарию.

Отец Леонтий тогда вернулся после третьей ссылки, длившейся 10 лет. Он был уже старенький и сильно болел, почти никого не принимал. Но меня принял. Сначала он позвонил в колокольчик, чтобы собрались все, кто был в доме. Находившиеся там женщины подумали, что батюшка собрался умирать и созвал их, чтобы попрощаться. А он сам вышел к нам и стал говорить, показывая на меня: «Всех зовите сюда! Смотрите, кто к нам пришел! Знаете, где он был? Там где Спаситель своими ножками ходил, и святыньку нам привез», – не успев ничего сказать, я быстро достал из кармана иконочку и масло со Святой Земли и подал их старцу.

Приложившись к святыне и помазавшись этим масличком, он продолжал: «А еще он был там, где удел Божией Матери – на Святой горе Афон. И оттуда тоже святыньку нам привез!» Я в это время из другого кармана достал иконочки и святое масло, а сам думаю, как же спросить: ехать мне в Японию или нет?

А старец продолжает, словно отвечает на мои мысли: «А еще куда поедет он – туда, где солнышко встает! Да-да, надо ехать, послушание нельзя нарушать. Если будешь слушаться церкви, все у тебя сложится хорошо. Вернешься из Японии и полетишь еще через океан, а потом еще поедешь…» Он тогда предсказал события моей жизни на 17 лет вперед.

После этого он повелел старушкам срочно готовить обед в честь почетного гостя. А я стою в пальто и держу шапку (помню, купил ее за 3 рубля на барахолке). Отец Леонтий подошел, взял мою шапку, отвернул края так, что она стала похожа на скуфью, надел на меня, перекрестил и говорит: «Смотрите, какая у него шапка – золотая, какие камни блестят!» После этого он снял с меня шапку, подогнул обратно края, примерил на себя и вернул мне.

«Служи церкви, благодари Бога за все. Никогда не отказывайся от послушания – это большой грех! Не нарушай послушание – и все у тебя будет хорошо!» – эти слова, отца Леонтия я запомнил на всю жизнь. Получив благословение старца, я вернулся в Ленинград. И вскоре на Литургии в Александро-Невской Лавре митрополит Никодим возвел меня в сан архимандрита, и удостоил сразу двух наград: креста с украшениями и митры. Так сбылось предсказание старца Леонтия насчет золотой шапка с украшениями. Да и остальные его предсказания в отношении меня тоже со временем исполнились.

Оказывается в жизни, если несешь послушание и молишься, то Сам Господь посылает вразумление, силу, крепость и мужество в тот момент, когда это нужно. А вот когда человек пустой, не занят послушанием, не осознает важности послушания Церкви, то в самый решающий момент он может смалодушничать, совершить ошибку. А, положившись на волю Божью, всегда молишься: «Господи, Ты меня послал на это дело, я ведь не просился, а проявил послушание Твоей воле. Поэтому помогай мне!» И никогда при таком отношении Господь не оставит без своей помощи – я это ощущал на протяжении всей своей жизни.

«Самые счастливые годы прожил на Днепропетровщине!»

– Владыка, а когда Вы пережили самую большую радость в своей жизни?

–  Бог посылает очень много радости: когда молишься, когда что-то удается сделать, когда освящаешь новые храмы. Каждое освящение храма – это неземная радость! Я в своей жизни освятил более 500 храмов (в Америке, Казахстане, Украине). Невзирая на гонения и запреты, в тех местах, где я служил, храмы строились довольно быстро. Когда я был назначен в Днепропетровскую епархию, на территории области было 96 храмов – сегодня их уже более 600. И строительство активно продолжается. В Днепропетровской области сейчас действуют 3 епархии (Днепропетровская, Криворожская и Днепродзержинская), которыми управляют 4 архиерея (один из них –  мой помощник). Все это совершилось по воле Божьей.

Самые счастливые годы своей жизни я прожил здесь, в Днепропетровске! Хотя в каждой епархии, где я служил, было очень много хорошего. Везде меня окружали замечательные люди, которых я сильно полюбил, и они отвечали мне тем же. Каждый раз, когда меня переводили в другую епархию, люди сильно, скорбели, не хотели меня отпускать, в Казахстане даже задерживали поезд, на котором я уезжал. Мое сердце рвалось на части, но я прощался и ехал на новое место, подчинившись воле Божьей.

– Владыка, есть ли что-то важное, что Вы еще не успели сделать в своей жизни?

– Последняя глава моей жизни проходит здесь, на Днепропетровщине. За 20 лет для меня здесь стало все родное, я уже не мыслю жизни где-нибудь в другом месте. Хочется послужить столько, насколько Бог даст сил. Главное, чтобы не было войны, чтобы Бог послал нам мир.

Что касается планов, то я очень хочу восстановить старое здание епархии. Для этого уже разработан проект, и я верю, что Господь поможет это осуществить. Еще у меня есть задумки повысить уровень образования наших священнослужителей, чтобы все они имели педагогические дипломы государственных университетов. Это просто необходимо для того, чтобы наладить преподавание христианской этики в общеобразовательных школах. Многие наши священнослужители уже получают педагогическое образование, и я это одобряю. Дети жаждут Слова Божьего, они охотно его воспринимают, но для этого нужно идти в школы и учить их.

Я сейчас много молюсь за Украину, плачу, умоляю Бога, чтобы вразумил нас найти выход из нынешней ситуации без кровопролития. Все, что построено на крови – недолговечно и не принесет желаемых результатов!

Я верю, что наступит мир, стабильность, что мы сможем дальше плодотворно трудиться и славить Бога, воспитывать детей в духе православия и высочайшего жертвенного патриотизма, что восстановится любовь и правда Божия. Конечно же, мне очень хочется, чтобы все это исполнилось в ближайшее время.

Беседовала Елена Ефименко

«Днепропетровщина Православная», сентябрь, 2014.

Святейший Патриарх Кирилл. Духовное измерение человеческой личности

Матвей Славко. Донецкий старец Зосима.