Україна Православна

...

Официальный сайт Украинской Православной Церкви

Илья Назаров. О ЕВРОИНТЕГРАЦИИ, «МАЙДАНЕ-II» И «ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРАВОСЛАВИИ»

Нынешние осень и зима в Украине выдались необыкновенно насыщенными драматическими геополитическими сюжетами, обострившими до крайности и внутренние противоречия украинского общества: между отдельными олигархическими кланами, представленными оппозицией и «партией власти», внутри самой «партии власти», между ментально несородным населением западных и юго-восточных регионов и, наконец, между задавленным бедностью, бесправием и коррупцией большинством народа и привилегированным слоем общества.

 

Начавшееся с конца лета безаппеляционное и, как нам говорили «сверху», безальтернативное сближение с Евросоюзом, вызвавшее торговую войну с Россией, было внезапно остановлено заявлением премьер-министра Н. Азарова 21 ноября 2013 года, что и породило Майдан-II. В этом ремейке «оранжевой революции» 2004 года названные выше противоречия, вылившись во вспышку недовольства части украинского общества, были умело разогреты оппозицией, европолитиками и кукловодами из олигархического «бомонда» для подрыва президентской вертикали власти. Как известно, все СМИ, Европа и США безоговорочно были на стороне «восставших». При этом главным преступлением, вменявшимся Майданом в вину президенту В. Януковичу и его команде, было сворачивание курса на евроинтеграцию, якобы сулившего украинцам неисчислимые экономические и правовые блага, ради сближения с «Таежным союзом», лидер которого – Россия, на протяжении столетий заступала украинскому народу путь в Европу, являясь виновницей всех его прошлых и нынешних бед.
Ожесточенная полемика между представителями власти и непримиримой оппозиции, как ни странно, имела в качестве «общего знаменателя» взаимное признание теми и другими непреложности «европейского цивилизационного выбора» Украины. Отбиваясь от нападок оппонентов, бульдозером «таранящих» солдат из оцепления администрации президента, премьер и сам президент без устали приводили неотбиваемые экономические аргументы, препятствовавшие на сегодняшний момент подписанию соглашения об ассоциации с ЕС, тем не менее, подчеркивая верность стратегическому евроинтеграционному курсу. И при этом ни одним из участников многочисленных «круглых столов» (в том числе и представителями православного духовенства) в дискуссию не был введен аргумент об уходящей корнями во Владимирово крещение Руси православной идентичности большинства населения Украины, его принадлежности к определенному, отличному от западного, культурно-историческому типу, ядром которого на протяжении столетий являлась Церковь – хранительница неповрежденного православного вероучения.
Этот критерий для определения нашей потенциальной комплементарности или же несовместимости со сложившимися в ходе многовековой культурной эволюции европейскими общественными институциями так и не прозвучал из уст политиков, оперировавших в основном экономическими категориями : навязанными нам еврокомиссарами таможенными тарифами, квотами поставок украинской продукции на европейский рынок, евростандартами, введение которых не предусматривало адекватной компенсации, убийственными для населения условиями предоставления кредитов МВФ и т.п. Не прозвучал он и из уст представителей отечественных масс-медиа. Следовало бы ожидать, что он будет привнесен в дискуссию представителями христианских конфессий, называющих себя православными. Но он не был привнесен. Более того, их представители в октябре 2013 года подписали известное заявление о поддержке курса правительства на евроинтеграцию.
Можно понять, почему это заявление подписали главы протестантских, католической и греко-католической конфессий – им нынешняя Европа при всех ее явно нехристианских юридических инновациях кажется меньшим злом в сравнении с Россией. Можно объяснить тем же и реакцию анафематствованного РПЦ лидера УПЦ КП Филарета (Денисенко). Но огромное недоумение православных вызвала позиция значительной части нашего священноначалия, присоединившегося к заявлению или молча принявшего его. Никого уже не удивляет табу, наложенное на дискуссию о цивилизационной идентичности Украины в светских средствах массовой информации и официальных научных кругах (где она изначально не является «диссертабельной»). Эта проблема была загнана в «темники» еще со времен президентства Л. Кравчука, поскольку беспристрастный анализ исторического материала свидетельствовал о цивилизационном сродстве большинства населения Украины с народами России и Беларуси, а не Польши и Литвы – наших главных лоббистов в «приемной» Евросоюза. Ведь не секрет, что наши властные и бизнес-элиты, кто настойчивее – как люди из «команд» Л. Кравчука и В. Ющенко, кто умереннее – как окружение «многовекторного» Л. Кучмы и регионалы, стремились связать будущее страны с Европой, и потому обсуждение вопросов о комплементарности западных социально-культурных феноменов и выросших из православного «корня» традиционных для Украины форм культуры, права и социально-экономических институтов, мягко говоря, не поощрялось. Однако создается впечатление, что и влиятельные представители священноначалия УПЦ, двигаясь в «фарватере» евроатлантической идеологии власть предержащих, постарались изгнать тему о цивилизационном выборе Украины и из внутрицерковной дискуссии.
На этом общем фоне одним из ярких исключений является очень трезвая и взвешенная позиция архиепископа (ныне митрополита) Бориспольского Антония (Паканича), изложенная в докладе «Православие и современность – встреча дискурсов» на международной конференции «Православие и современность: опыты встречи», состоявшейся в Киево-Печерской Лавре в мае 2009 года. Обратив внимание на этнофилитическую эволюцию религиозного феномена в «цивилизованном мире», владыка подчеркнул, что религиозность в руках задействованных элитами политтехнологов часто превращается в инструмент реализации различных политических проектов наряду с иными инструментариями, заимствованными из философии, искусства, гуманитарных наук, художественной литературы и т.п. Таким людям, не живущим по христовым заповедям, «перешагнуть рубеж, который отделяет «демократию» от «кровавой деспотии», ничего не стоит». «Возвращаясь к теме встречи Православия и современности, не стоило бы сводить суть вырисованных разногласий к тому, что консерваторы привержены «архаичному дискурсу» и исключительно в силу своего упрямства отвергают «евроремонт» гуманитарной терминологии, – предупреждал владыка об опасности очень распространенного ныне соблазна не принимать во внимание никакие аргументы представителей консервативного лагеря и даже не приглашать их к участию в дискуссии о «цивилизационном выборе» как заведомо «неправых» ретроградов. – Это означало бы сталкивать суть вопроса на путь недопустимого упрощенчества. Опасаясь за тенденции сведения сути церковного и религиозного к категориям сугубо этноопределяющим, надо понимать, что в современной европейской цивилизации эти категории формируют духовно-нравственную составляющую всего специфического европейского образа жизни, то есть неотъемлемый атрибут европейской идентичности. Предлагаемое современным молодым восточноевропейским странам перемещение в поле иной культуры неизбежно будет происходить за счет модификации религиозности социума. Естественно, такое перемещение невозможно без серьезных сдвигов в самой аутентичной культуре (зачастую с непредсказуемыми последствиями)».
Ярким примером подобной секулярной модификации религиозности стала на Западе «теология освобождения», недопустимо «заземлившая» эсхатологический идеал христианства до практических задач, лежащих в исторической плоскости «мира сего». В Православии же секуляризм замутнил церковное сознание вирусом политически и культурно окрепшего национализма, что нашло не совсем адекватное, на наш взгляд, отражение в появившемся недавно термине «политическое православие». Как известно, он был использован при церковном осуждении представителей мирянских православных организаций, резко выступивших в середине 2000-х годов против евроатлантического курса, проводимого администрацией президента В. Ющенко. Конечно, грубая политизация религиозной жизни весьма опасна, ибо вносит чреватую расколом вражду в среду братьев во Христе, призванных иметь любовь и единомыслие между собою. Эсхатологическая перспектива Спасения, утвержденная на земле за всех распятым и для всех Воскресшим Христом Спасителем, не может быть перечеркнута ничем, кроме греха, никакими политическими взглядами, историческими пристрастиями, социальными или культурными идеалами. И тут можно понять острую реакцию священноначалия, направленную против тех, кто возводил свои частные взгляды на триединую Русь, ИНН или монархию в качестве обязательного общецерковного «образца» к неудовольствию инакомыслящих собратьев во Христе.
Однако существует опасность злоупотребления этим термином, когда он используется в качестве канонического «тормоза», призванного избирательно блокировать социально-политическую активность православных в тех измерениях общественной жизни, где она вполне законна и даже необходима, учитывая социально-культурные следствия, вытекающие из Халкидонского догмата. В связи с этим, выдающийся церковный историк А. В. Карташев предупреждал об угрозе для православных превратиться в исторических монофизитов, которая становится реальностью всякий раз, когда Церковь брезгливо отстраняется от политики, культуры, социального служения и прочих земных дел. «Духом этой ереси без сознательного умысла заражены многие православные, относясь с религиозным отрицанием ко всей земной жизни (в плоти, экономике, культуре, обществе и государстве) как к царству греха, – пишет А.В. Карташев о таких сторонниках исторически «развоплощенного» Православия. – Это широко размытый соблазн «оскопленного» христианства, отдающего без боя в руки антихриста все поле исторической жизни человека под благовидным предлогом – «не марать рук о дела мира сего». С этой точки зрения является канонически необходимой активная общественная позиция православных и их самоорганизация для отстаивания своих социально-культурных идеалов и для борьбы с попытками социальной и юридической институционализации греха, которые нарастают в последнее время с угрожающей быстротой. Особенно это видно на примере «тектонических сдвигов» в некоторых европейских государствах (Голландии, Франции, Германии и др.), где в последние годы были юридически узаконены однополые браки, эвтанасия и прочие деяния, которые Церковь однозначно квалифицирует как смертные грехи. И здесь на Церковь возлагается «оценка (аксиология по-философски) «всяческих» с точки зрения строительства Царства Божия. Иначе говоря теократическая оценка: что дружественно Царству Божию и что враждебно». От этой оценки Церковь и, прежде всего, священноначалие не имеют права уклоняться. Равно как и церковный народ должен самоорганизовываться для борьбы за такие формы политико-экономического, культурного, правового и семейного бытия, которые не противоречат православно понимаемому идеалу Спасения во Христе Иисусе. И в этом смысле непонятно, за что осуждать устроителей православных крестных ходов, направленных против интеграции Украины в Европу, неизбежно влекущую за собой и унификацию национального законодательства по европейским «лекалам», предусматривающим государственную защиту сексуальных меньшинств, вхождение государства в деликатную сферу семейных отношений через институт ювенальной юстиции и т.п. Ведь православные плательщики налогов, которые фактически содержат государство наряду с другими гражданами, имеют полное право высказывать свое мнение по поводу заключаемых правительством Украины геополитических и конфедеративных союзов с другими государствами с учетом стратегической идеологии их развития. Так и было всегда в переломные моменты истории, о чем свидетельствует опыт православных братств, развернувших широкую просветительскую и миссионерскую деятельность в момент поддержанного всей мощью польско-литовского государства унионального наступления Римской католической церкви. Об этом же свидетельствует политическая поддержка, оказанная братствам со стороны князя Константина Острожского и гетмана Петра Сагайдачного, деятельность Косьмы Минина и кн. Димитрия Пожарского, организовавших по призыву Патриарха Гермогена православное народное ополчение, изгнавшее поляков из Москвы осенью 1612 года, гетмана Богдана Хмельницкого и многих других православных лидеров, боровшихся политическими средствами против католической экспансии в русских землях.
Нынешняя историческая ситуация в чем-то тождественна той, в которой украинские православные находились в первой половине XVII века, а в чем-то и более опасна. Сходство заключается в том, что сегодня, как и тогда, Церковь живет в инокультурной среде (здесь следует понимать культуру широко – как весь диапазон исторического творчества, включающий семью, экономику и право). И уже это требует от православных весьма серьезной общественно-культурной и даже общественно-политической консолидации для отстаивания своего права жить в мире по заповедям Христовым, экстраполированным на мир в виде социальной концепции Православной Церкви. Однако вызов, который навязан нам, современным православным, нынешним Западом усугублен тем, что это уже не вызов насаждаемой государством униатской схизмы, но искус постмодернистской культурной парадигмы, принципиально лишенной христианского религиозного стержня. Этот дух неглубокого потребительского мировосприятия мягко обволакивает нас с экранов телевизоров и опутывает детей, сидящих за компьютером, сетью виртуальных реальностей, он не насилует «в лоб», как уния, но вкрадчиво разлагает душу изнутри, поселяя в ней игровое отношение к религии и к жизни. Рано или поздно в каждом народе, ступившем на этот путь, наступает этап институционализации данной парадигмы в системе правовых норм, общеобязательных для всех граждан. Христианские сообщества европейских стран не смогли этому воспрепятствовать. Наше «топтание» на европейском пороге ставит нас перед необходимостью дать согласие на правовую институционализацию несовместимых с христианством ценностей. Поэтому украинским православным надо искать адекватные моменту формы эффективной самоорганизации для отстаивания своих правовых, культурных и геополитических приоритетов. Не создав достаточно «плотной» культурной среды и не защитив ее юридически и политически, мы, за исключением малого остатка, очень быстро ассимилируемся в стремительно глобализирующемся мире.
Вхождение православных Украины, какими они есть на сегодняшний день, в нынешнюю Европу будет означать, скорее всего, не христианизацию Европы, а крах последних остатков православной идентичности в Украине. При всей неоднозначности нынешнего отношения к юстиниановой идее симфонии еще никто соборно не отменял самого ее принципа, заключенного в нормативной установке на христианизацию всех сторон человеческой жизни, достигаемой посредством синтеза Церкви и государства, Церкви и культуры. Тонкий и своеобразный исследователь истории Православной Церкви протопресвитер Александр Шмеман, будучи весьма острым критиком юстиниановой модели «сращивания» Церкви и имперского государства, тем не менее предостерегал историков от упрощенно схематических оценок византийского синтеза, сводящего его лишь к плоскому торжеству цезарепапизма: «Этот «цезарепапизм» сказывается на поверхности церковной жизни, и за бурлением и шумом событий иногда нелегко увидеть творческие процессы, нарастающие в глубине. Мы видим, например, монахов, бушующих на соборах и площадях городов, «давящих» на Церковь всей своей массой. Из этого так легко сделать выводы о некультурности, фанатизме, нетерпимости: их и делают, не идя дальше, многие историки. Но вот достаточно только приоткрыть монашескую письменность этих веков, чтобы раскрылся мир «умного делания», такого удивительного «утончения» человеческого сознания, такой глубины прозрений, святости, такого всеобъемлющего и потрясающего замысла о последнем смысле нашей жизни! Да и самого Юстиниана можно ли «без остатка» уложить в его собственную схему? О чем-то совсем другом в его мечтах, в его «видении» – не свидетельствует ли доныне Св. София: храм, посвященный Смыслу, купол, неземным светом заливающий мир? Одно несомненно: именно в эти десятилетия начинает обрисовываться и воплощаться христианская культура. И если «церковно-государственный» синтез Юстиниана очень скоро вскрывает всю свою порочность, эта культура Воплощенного Слова, вершиной и символом которой на все века остается Св. София, исключает всякое упрощение в оценках того сложного времени».
И отец Александр Шмеман, и А. В. Карташев, будучи почти антагонистами в оценках средневекового синтеза Церкви и государства, сходились на том, что лишь в недрах этого синтеза под защитой христианизированного государства выросла богатейшая православная культура, мощной инерцией которой мы живем и поныне. Безгосударственное, гонимое Православие Османской империи или Речи Посполитой могло худо-бедно консервировать церковную традицию, но развивать православную культуру было не в состоянии. То же самое можно сказать и о советском периоде в истории Русской Православной Церкви. Вхождение Украины в Европу, где в большинстве государств христианская культура не признается легитимной за пределами церковной ограды, окончательно похоронит возможность возрождения православной культуры в нашей стране, а вместе с тем и восстановления полноценного православного образа жизни наших верующих сограждан. Ныне большинство украинских православных (и не только мирян) живут в состоянии церковно-культурной раздвоенности, нередко доходящей до «шизофрении»: люди одновременно веруют и в Христа Спасителя, грядущего судить мир, и в бесконечный социально-экономический прогресс, локомотивом которого являются США и Европа, успешно созидающие на земле правовой и потребительский «рай». В силу этого, в их евроатлантическую семью необходимо, во что бы то ни стало «влиться», им необходимо всеми силами подражать, копировать их культурный, в том числе и правовой опыт, «ради будущего наших детей». Голливуд и прочие «фабрики грез» исправно тиражируют эти ценностные установки и образцы западного образа жизни, которые для большинства наших граждан, моложе 40 лет, в том числе и для тех из них, кто называет себя православными, давно стали аксиомами, гораздо более непререкаемыми, чем догматы веры.
Так, недавно один известный и весьма близкий к церковным кругам религиовед, доктор философских наук, ярый обличитель «политического православия», весьма остроумно сравнил систему права, исторически сложившуюся на Западе с велосипедом, в том смысле, что велосипед не может быть протестантским или православным, поскольку он и в Африке велосипед, а, стало быть, ничто не препятствует нам копировать правовой опыт современной Европы. Хочется заметить, что данная аналогия вопиюще неправомерна, и странно, что столь крупный знаток православного вероучения, философ по образованию, не заметил несопоставимости сравниваемых понятий. Велосипед является техническим средством, внешним по отношению к человеческой личности, в то время как право, являясь важнейшим элементом культуры того или иного народа, регулирует межличностные отношения и потому всегда граничит с областью господствующих религиозно-нравственных оценок, является производным от них. Право со времен Моисея являлось как бы социально-культурной «скорлупой», нарастающей вокруг онтологического ядра религиозных заповедей, задающих ему ценностную перспективу. Поэтому правовая система в каждой цивилизации глубоко своеобразна, в отличие от технико-экономических средств, применяемых людьми, живущими в ней. Так, мусульманин воюет автоматом Калашникова и ездит на американском джипе, но при этом живет по шариатскому праву, разрешающему многоженство, запрещающему взымание процента за кредит и т.д.
К сожалению, правовая система современной Европы давно перестала быть христианской, более того, последние десятилетия она все более явно ориентируется в своем инерционном «дрейфе» на неоязыческую, по сути, установку, названную К. Н. Леонтьевым религией эвдемонизма. Идея счастья, возводимая этой квазирелигией в абсолют, прямо противоречит христианской парадигме первородного греха и искупления, но именно она ценностно питает навязчивый культ прав сексуальных меньшинств, ставший «камнем преткновения» на пути в Европу для многих украинских парламентариев. Религиевед-евроинтегратор, по-видимому, ощущая, что не все благополучно в современной Европе, призывает ориентироваться на ценности классического либерализма, без его современных перекосов. Однако уместно напомнить, что классический либерализм наряду с протестантизмом имел одним из своих основных истоков идею «естественных прав» человека, выдвинутую во второй половине XVIII века французскими просветителями Монтескье, Руссо, Дидро и др. В центре их мировоззренческой системы стоял «естественный человек», свободный от первородного греха и не нуждавшийся в искуплении, права которого в силу этого объявлялись чем-то священным и абсолютным. По мере того, как позиции протестантизма, где обостренное чувство греха было одним из важнейших элементов системы «сдержек и противовесов» либеральной модели общественного устройства, слабели, идея прав человека, высвободившаяся из-под табуировавшего определенные действия понятия греха, стала самодовлеющей. И в таком виде она была ультимативно навязана нашему парламенту накануне несостоявшегося подписания Украиной соглашения об ассоциации с ЕС. Подобный правовой «велосипед» менее чем за одно поколение может «самоходом» привезти граждан Украины за «линию невозврата» к православным ценностям. Эти законы поставят православных украинцев перед выбором исповедничества, окончательно превратят их в изгоев общества, сделают культурную среду существования абсолютно несовместимой с их верой. Немногие станут исповедниками, а большинство, как показывает исторический опыт, начнут приспосабливаться к новым, зафиксированным «социальным цементом» законов правилам социальной игры. Вера многих окажется выхолощенной до обряда, и, кто знает, не придется ли в будущем нашим батюшкам освящать детский дом семейного типа, где родители будут однополыми? Пример англиканской церкви, уже имеющей епископа, не скрывающего своей «нетрадиционной ориентации», говорит в пользу того, что в наше постмодернистское время подобная «модификация религиозности», сохраняющей обряд, но теряющей христианский дух, не является фантастическим предположением.
Исходя из всего сказанного, следует несколько шире взглянуть на явление «политического православия». Мы живем в эпоху, когда исторические процессы (политические, культурные, технологические, правовые), нарастая с огромной скоростью, навязывают христианам такие обстоятельства, от реакции на которые невозможно уклониться. Что делать церковному народу, когда значительная часть клира, идя на поводу у элитного сегмента паствы, ориентированного на Запад (его оффшорные зоны и культурные ценности), эти секулярные ориентиры и предпочтения пытается представить как нечто нейтральное, не влияющее на «качество» нашей духовной жизни? Это порождает естественную отрицательную реакцию у неравнодушной части мирян, особенно остро ощущающих, что жизнь христианина не делится на две половины: со Христом – на воскресной Литургии, и без Христа – на работе, в школе, в суде и т.д. И они начинают действовать, спонтанно объединяясь в сообщества, пытаясь высказать свою позицию по общественно-политическим вопросам, что предусмотрено и в «Основах социальной концепции УПЦ». Но поскольку обстоятельства сложились так, что социально-политический и цивилизационный моменты де-факто не обрели в Украинской Православной Церкви легитимности, паства действует на свой страх и риск без духовного водительства рассудительных пастырей, которые имеют соответствующую харизму, данную им в хиротонии. Неудивительно, что миряне нередко оказываются неспособными правильно осмыслить стоящие перед Церковью вызовы и выстроить иерархию смыслов, хватаясь нередко за нечто поверхностное, типа ИНН, и придавая ему вселенское значение, либо же сакрализируя преходящие, хотя и комплементарные православному видению социума, институты, как это произошло с абсолютизацией самодержавной монархии.
Чтобы избежать этих перекосов «политического православия», вряд ли достаточно одних запретительных мер: если жизнь ставит какие-то проблемы, их не решить, загнав в церковное «подполье». Наша политическая и социально-культурная реальность сегодня преподносит нам вызовы, один острее другого, и, если они не станут предметом беспристрастной церковной дискуссии под духовным руководством епископата и клира, Церковь рискует и дальше терять инициативу в нынешнем сложном и противоречивом мире, являющемся единственным объектом Ее миссии.
P.S. Пока дописывалась эта статья, в Киев пришла война. 19 января, в день великого христианского праздника – Крещения Господня, несколько сотен хорошо организованных людей, ведомых анонимной «третьей силой», выделившись из среды Майдана-II, пошли на штурм правительственных кварталов. В бойцов «Беркута» и внутренних войск полетели «коктейли Молотова», превращая их в факелы, Европейская площадь с сожженными милицейскими автобусами стала мини-подобием Курской битвы, а вскоре превратилась в гигантский костер из сотен автомобильных покрышек. Одновременно Европа продолжила жесточайший прессинг, направленный против законно избранного президента Украины В. Януковича, фактически призывая власть не сопротивляться погромщикам, еврочиновники устроили бойкот премьер-министру Н. Азарову в Давосе, всячески давая понять, на чьей они стороне. На этом фоне и в нашей Церкви вновь окрепли затихшие было голоса, обличающие законно избранную «преступную власть» и тех архиереев, которые «осмелились» молиться с президентом, премьер-министром и министрами. Так, 22 января пресс-секретарь Владимиро-Волынской епархии УПЦ МП протоиерей Виктор Мартыненко опубликовал на своей странице в Facebook призыв к наместнику Киево-Печерской Лавры митрополиту Павлу с исключительно оскорбительными словами и в адрес владыки, и в адрес президента и членов правительства, подчеркнув, что его возмущение разделяют многие представители волынского священства. Эти слова были републикованы уже на новостных сайтах, в том числе на сайте «Релігія в Україні», а на странице Facebook протоиерея Виктора Мартыненко протоиерей Андрей Дудченко, доктор философских наук, религиевед Юрий Черноморец (бывшие подписантами письма-призыва о поддержке Майдана-2004) написали, что им понравился этот беспрецедентный пасквиль. Что это – «политическое православие» или нечто другое? Почему клеймо «политического православия» используется вот уже несколько лет столь избирательно только против православных «славянофилов» и никогда – против православных «западников», какие бы выпады против священноначалия и властей они себе ни позволяли? К чему это приведет?