Святейший Патриарх Кирилл. Религиозная традиция и вечные вопросы

01.08.2011 archive, Вестник №119, Тема номера

(Выступление на встрече с ректорами вузов)

Уважаемый Дмитрий Владимирович! Уважаемый Леонид Васильевич! Уважаемое высокое собрание!
Я с особым чувством вошел под сень Киевского университета — школы, так хорошо известной людям моего поколения, да и современной молодежи, вне зависимости от места проживания. Если у человека есть хоть какая-то связь с Украиной, то он наверняка слышал о Киевском университете. Громкие имена тех, кто здесь трудился, свидетельствуют о том, какая мощная научная и педагогическая традиция формировала этот коллектив.
Утром, раздумывая о сегодняшнем выступлении и просматривая заранее подготовленный текст, я понял, что не смогу зачитать его в этом высоком собрании. Прошу извинить меня за экспромт, но мне хотелось бы поговорить, наверное, о самом важном, о чем сегодня надлежит думать людям, небезразличным к судьбам человеческой цивилизации.
Цивилизация определяется в первую очередь тем, как люди, включенные в данное цивилизационное пространство, отвечают на вечные вопросы о Боге, мире и человеке. Все остальное вторично. Сегодня вопрос существования Бога как будто выпал из нашего дискурса. На самом деле это вечный вопрос, и от того, как люди на него отвечают, и зависит формирование цивилизационного пространства. Сама же цивилизация есть вместилище некоей традиции; и когда мы говорим о христианской, мусульманской, буддистской цивилизации, либо о цивилизации секулярной, светской,— мы в первую очередь имеем в виду ценности, которые в той или иной цивилизации сохраняются и передаются из поколения в поколение. А механизмом передачи ценностей является традиция.
Для современного человека традиция есть нечто связанное непременно с прошлым. Нередко под словом «традиция» понимается некий механизм консервации, закрепощающий человека и мешающий его развитию. На самом деле традиция — это способ передачи ценностей, лежащих в основе цивилизации. Трудно сказать, насколько люди были способны сформулировать то, о чем мы с вами сейчас размышляем, но передача ценностей посредством традиции наблюдалась на протяжении всей истории человечества.
А что происходит, когда общество отказывается от традиции? Вспомним, как в 1517 году мир западного христианства потрясло выступление Мартина Лютера, ставшее началом Реформации. В учебниках, исторических трудах приводятся многочисленные причины Реформации — богословские, культурные, этические. Мол, папство прогнило, индульгенциями торговали, епископат сливался с властью, жестоко эксплуатировавшей бедноту, — все это, очевидно, вызывало большое недовольство, создавая социально-политические предпосылки Реформации. Но самое главное — Реформация стала одним из ярчайших за всю историю человечества примеров отказа от традиции. Было ли это сделано сознательно или явилось результатом некоей неосторожности, но была взорвана бомба. Традиция передавала христианские ценности в силу учительного авторитета Церкви. Реформация поставила его под сомнение — отныне толкователем слова Божьего мог стать любой человек. В переводе Лютера на немецкий язык Библия становится доступной для всех, и в принципе любой может настаивать на собственном толковании Священного Писания, заявляя: «и я имею от Духа Святого».
В результате авторитет традиции сменился авторитетом личности, и мы знаем, к чему это привело. Вначале возникли лютеранство и реформатство, вскоре началось их дальнейшее дробление на множество направлений. Сегодня протестантизм представлен сотнями, если не тысячами, религиозных организаций — именно потому, что в саму основу протестантизма был положен отказ от нормативного значения традиции, непризнание того, что традиция передает некий ценностный код, некую систему ценностей, которую каждое последующее поколение принимает и усваивает.
Думаю, очень важным сопутствующим культурным фактором было влияние идей Ренессанса. Реформация началась в контексте эпохи Ренессанса, то есть Возрождения. Возрождения чего? Античности. А какой античности? Языческой. И если до Ренессанса ценность христианской традиции ни у кого не вызывала сомнений, если аксиологический набор передавался практически неизменно из поколения в поколение, то лейтмотивом эпохи Возрождения становится представление, что в центре миробытия не Бог, а человек. Антропоцентризм Ренессанса сработал и на идею Реформации: если в центре мира — человек, а не Бог, значит, человек властен по своему усмотрению и Священное Писание толковать, и систему ценностей создавать. В результате сколько людей, столько и систем ценностей…
Впоследствии эпоха Просвещения закрепляет эти идеи, вводит их в политологию. Звучат призывы к борьбе с так называемой тиранией — в том числе с «тиранией» Церкви, потому что Церковь сохраняет традицию, ограничивая человека в праве создавать собственную систему ценностей. Эпоха Просвещения привела к революциям, изменившим лицо Европы, к формированию целого ряда идей и ценностей, восходящих к антропоцентрической системе Ренессанса. Отсюда и концепция прав человека, и многое другое — сейчас я не буду на этом останавливаться.
Переходя от нового к новейшему времени, мы наблюдаем такие направления, как рационализм, позитивизм, примитивный материализм, адепты которого утверждали, что Бога нет, потому что все можно посчитать математически. Далее идея рационального устроения жизни — конечно, на нерелигиозной основе. И, наконец, эпоха постмодерна с его полным отказом от понятия истины: «объективной истины не существует — есть право любого человека на собственную истину».
В научном сообществе выработаны строгие методы обоснования истины. Конечно, бывают шарлатаны, особенно в гуманитарных дисциплинах, например, лжеисторики. Появилось даже понятие фольк-хистори — «говори, что хочешь, кто-то да поверит». Разумеется, в серьезном научном сообществе подобное пустословие невозможно. Я сам воспитан в научном коллективе, долгое время преподавал в духовной академии, был ректором и знаю, что такое заседание ученого совета. Здесь и поправить могут, и одернуть, потому что защита истины и есть призвание научного сообщества и никакие ссылки на собственную точку зрения не помогут: если ты прав, подойди к доске и докажи.
А вот в массовом сознании идеи постмодерна живут и расцветают. Раз истина у каждого человека своя, то нет объективной истории — каждый имеет право толковать историю по-своему. Но это еще полбеды — как ни важна история, к делу человеческого спасения она все-таки имеет косвенное отношение. Но когда затрагиваются нравственные основы человеческого бытия, нравственные основы существования цивилизации, последствия могут быть катастрофическими.
Мы знаем, что идеи постмодерна спровоцировали сексуальную революцию 60-х годов. Раскрепостив инстинкты людей, сексуальная революция перевернула священные понятия о семье и отношениях между полами, привела к оправданию гомосексуальных связей и их легитимизации на законодательном уровне. Все это происходит именно вследствие принципа «сколько голов, столько и истин», который пытаются оправдать, в том числе, концепцией прав человека. И мало того, что каждый волен жить по своей «истине» — в конце концов, кто вправе вторгаться в сокровенную внутреннюю жизнь человека? — но все эти «истины» еще и агрессивно навязываются обществу.
Для того чтобы понять, что происходит сегодня с нами как с единой человеческой семьей, нужно ответить на вопрос: может ли человечество выжить без абсолютного нравственного критерия? И если мы утверждаем, что никакого абсолютного нравственного критерия нет и быть не может, что каждый имеет право на свои собственные критерии, то мы ввергаем человечество в хаос, мы разрушаем человеческое сообщество, мы разрушаем человеческую личность.
Следует уточнить, что и в контексте атеистической доктрины предпринимались попытки найти некие абсолютные критерии, в том числе критерии нравственные. Вы, конечно, помните, что никакой свободы выбора марксистская идеология не предоставляла — одна из созданных человеком концепций была абсолютизирована и заявлена в качестве абсолютного мерила истины. В Германии попытались взять на вооружение другую идеологическую модель. Но что интересно— не живет ни одна идеология дольше трех-четырех поколений, потому что каждое последующее поколение становится все более критичным к тем аксиомам, которые формулируются как основополагающие для нее. И отказ чаще всего выражается в профанации идеологии, что и произошло в нашем с вами общем Отечестве. Кто к концу 1970-х годов верил в официальную идеологию, за исключением разве что самих партийных функционеров? А ведь все начиналось с Павки Корчагина, с фанатизма, с готовности отдать во имя идеологии и свою жизнь, и еще миллионы людей принести в жертву! А выродилось в профанацию…
С другой стороны, совершенно очевидно, что отказ от абсолютного критерия, особенно в нравственной сфере, приводит ко вседозволенности. Конечно, государство пытается удержать человека в рамках закона, но ведь и закон всегда основывается на нравственной традиции. Право тесно связано с нравственностью, с понятием справедливости — в самом деле, если у нас будет тысяча толкований понятия справедливости, то какой в этом случае может быть закон, какое может быть право, какой может быть порядок? А если нет абсолютного нравственного критерия, то как прийти к согласию относительно того, какая именно нравственная модель должна лежать в основе законодательства? В результате мы попадаем в тупик.
Почему я говорю об этом сейчас? А потому, что вопрос о Боге остается центральным вопросом. Если мы признаем существование Божественного начала, мы признаем существование абсолютного критерия истины и нравственности. И нет необходимости в долгих рассуждениях — у нас есть слово Божие, причем этот абсолютный критерий не оторван от естественного нравственного чувства человека, но соответствует его природе, потому что человека создал Бог и нравственное начало в человеке сформатировано под Его Божественный закон.
Конечно, каждый вправе сам ответить на вопрос, верить или не верить. Но задача Церкви и задача религии — философски, богословски, мировоззренчески продемонстрировать людям важность следования абсолютным критериям. Не идеологические критерии, не критерии, сформированные какой-нибудь школой в средние века или в новейшее время, но вечный Божественный критерий — тот же, что отражается в голосе человеческой совести, тот же, что отражается в нравственном Божественном законе, — именно этот критерий и может спасти мир.
А что будет, если мы от него откажемся? Тогда человеческой цивилизации настанет конец. Если мы высвободим дионисийское, черное начало в человеке, он превратится в разрушителя. Чисто эмпирически в обществе понимают, что в датском королевстве что-то не так. Поражаются росту преступности. Никак не могут справиться с криминалом — причем это касается не только России или Украины, но и всего мира. Коррупцию — тоже никак не победить. Собственно говоря, чему удивляться? Если Бога нет, то ведь все дозволено. «А если это моя собственная правда? Я ее выстрадал, я ее сформировал в борьбе с себе подобными, я прошел путь, который убеждает меня в справедливости того, что побеждает сильный! Мне и дела нет до всей вашей средневековой морали!» В самом деле, если все заканчивается лопухом на могиле, как говорил тургеневский Базаров, к чему тогда стремиться? Пока ты здесь, возьми от жизни все…
Хочу задать принципиальный вопрос. Возможны ли в рамках материалистического мировоззрения подлинная жертвенность, готовность отдать свою жизнь за других или за Родину, трудовой героизм или, например, подвиг сохранения семьи в условиях, когда один из супругов становится инвалидом? На этот вопрос часто отвечают, в том числе и мне, примерно так: «Но ведь наш советский народ был нравственным, и гораздо более нравственным, чем сейчас, — а в Бога не верили. И войну выиграли, потому что были патриотизм и жертвенность, — а в Бога не верили». Но в действительности причина очень проста: все эти подвиги обусловлены рудиментарной религиозностью. Человек мировоззренчески как бы отказывается от Бога, но продолжает жить в системе ценностей, сформированных христианством. Он продолжает принадлежать, если говорить о нашем народе, к той же цивилизации князя Владимира, к восточнохристианской цивилизации. Вроде и отец безбожник, и дедушка уже был наполовину безбожником, а в сердце живет нравственное чувство, которое никак не коррелирует с материалистической картиной мира.
В то же время я глубоко убежден, что мы находимся на излете рудиментарной религиозности. Люди, особенно молодежь, отказываются от фундаментальных нравственных ценностей, и человека эпохи постмодерна, который считает, что именно он, а не Бог, — «альфа и омега», убедить в необходимости пожертвовать своей жизнью, здоровьем или хотя бы зарплатой или временем невероятно трудно. Поэтому дело, которому служит Церковь, имеет прямое отношение к самому выживанию человеческой цивилизации.
Ну, а теперь о более частном вопросе, который стоит в повестке дня нашей сегодняшней встречи, — о взаимодействии Церкви, богословия с высшей школой и системой образования. Конечно, взаимодействовать необходимо. Я отдаю себе отчет, что не все за этим столом, может быть, православные люди; у кого-то мои слова могут вызвать вопросы. Но для того чтобы нам идти вперед, для того чтобы выработать жизнеспособную модель общественного устройства и цивилизационного развития, мы должны вместе думать, вместе страдать, вместе искать ответы на непростые вопросы.
При этом Церковь должна быть лишена всякого патернализма. Мы не должны приходить и кого-то учить. Мы должны быть вместе со своим народом, вместе с интеллектуальным сообществом, чтобы находить пути решения проблем, стоящих сегодня перед родом человеческим, перед нашими народами и странами. Так может складываться реальный политический диалог в обществе. Так могут формироваться реальные, жизнеспособные политические программы. Если же мы достигнем высокой степени согласия относительно самого главного, то нам удастся значительно понизить градус общественной конфронтации. Тогда и проблемы в текущей политической повестке дня уже не будут казаться столь нерешаемыми.
Глубоко убежден: очень важно, чтобы в вузы пришла богословская наука. Поэтому я очень хотел бы поздравить Украину с тем, что в 2010 году Высшей аттестационной комиссией страны было принято решение включить богословие в перечень специальностей, по которым будут проводиться защиты диссертаций на соискание степени кандидата и доктора наук. Мы в России только боремся за это — никак не можем преодолеть рудиментарного сопротивления, исходящего из идеологии. Я хотел бы поблагодарить кабинет министров Украины, который официально утвердил специальности бакалавра и магистра конфессионального богословия. Конечно, многое еще предстоит сделать, но основа уже заложена.
Мне кажется, очень важно дать человеку богословское образование, даже вне зависимости от того, будет ли он работать в Церкви или заниматься какими-то другими делами. Преподавание религиозно-профилированных предметов сейчас внедряется в систему народного образования и на Украине, и в России, и в других странах постсоветского пространства — подобно тому, как эта система действует во многих странах Европы; а для участия в этом процессе нужны специалисты — педагоги, преподаватели. И богословские факультеты при университетах могли бы готовить таких специалистов.
Также представляется очень важным, чтобы для верующих профессоров и студентов была открыта возможность не только интеллектуально участвовать в жизни высшей школы, но и духовно укреплять себя. В этом смысле я придаю очень большое значение открытию храмов при высших учебных заведениях. Этот процесс идет непросто — может быть, на Украине легче, чем в России. Но целый ряд пилотных проектов у нас есть. Все началось с Московского государственного университета, и только сейчас стало ясно, какую важную роль играет университетский храм.
Я придаю очень большое значение таким темам, как преподавание богословских дисциплин в высшей школе, возможность защиты соответствующих профильных диссертаций, углубление и развитие диалога между наукой и Церковью, верой. Причем это может быть мировоззренческий разговор — подобно тому, что состоялся сейчас; а может быть практический разговор, связанный с оценкой ситуации, которая складывается в стране, в обществе, в области культуры, в сфере гуманитарных знаний. У нас много тем, по которым можно было бы сообща вырабатывать решения и достигать консенсуса.
Хотел бы еще раз выразить сердечную благодарность в связи с возможностью посетить прославленный университет, и обратиться со словами благодарности ко всем вам, уважаемые коллеги. Я назвал вас коллегами, потому что сам десять лет был ректором. Благодарю вас за внимание.

Митрополит Симферопольский и Крымский Лазарь. Заступница и Путеводительница

29.07.2011. ВІННИЦЯ. У місті відбувся концерт об’єднаних хорів Спасо-Преображенського собору та Стрітенського храму