ВЛАДИМИР СВИСТУН. Церковный взгляд на СМИ: опыт Запада

01.12.2009 archive, Вестник №99, Тема номера

Владимир Свистун,
кандидат богословия

В то время, когда на бывшем постсоветском пространстве только начала возобновляться религиозная жизнь, появились новые церковные, в том числе журналистские структуры, христианские конфессии на Западе столкнулись с новыми общественными реалиями. Они проявились с первыми признаками постмодерного секуляризированного общества, когда всякое сакральное утрачивало статус неприкосновенности, а критика традиционных устоев и церковных институтов перестала быть предметом табу.
В начале 1990-хх впервые остро столкнулись две структуры и формы вещания (социального сообщения), которые условно обозначаются как «вертикально-иерархическая» («из церковной кафедры») и «горизонтально-диалоговая» («круглый стол»). Основы и закономерности современного плюралистического общества оказались для церковных медиа-структур, как и для всей Церкви, в целом новыми и непривычными.
Католическая церковь как институция с иерархическим руководством (епископатом во главе с Папой) начала колебаться между этих двух противоположных коммуникативных координат, как и в своем самосознании, по поводу внутрицерковного диалога и беседы с социумом. Прежняя парадигма «говоря из проповеднической кафедры к верующему сверху вниз» (представим себе проповедническое место в старых католических храмах), подвигнутая божественным авторитетом Откровения и истинности и направленная к подчиненным слушателям, не предусматривала какого-либо открытого диалога, поскольку Церковь, априори, «всегда была права» и имела подозрения в отношении к отдельным мирянам или теологам.
В западноевропейском обществе Римская церковь болезненно и медлительно лишается привилегированной позиции незыблемого мировоззренческого учителя в пользу светского либерализма (который является порождением западноевропейского христианского мира, но ныне прибегает к иной крайности, а именно, старается изгнать религиозные воззрения в сферу частной жизни и ограничить их влияние на государственные и общественные институты). С представителями секуляризма при дискуссии все чаще приходится садиться за один стол переговоров, то есть принимать правила игры противоположной стороны. И то, что лет 15-20 тому назад тяжело было себе представить, (например, присутствующего священнослужителя или монаха в ток-шоу), сейчас никого не удивляет.
Чтобы прояснить сущность этих вызовов времени, актуальных и для православной журналистики в целом, я хотел бы обратиться к идейным документам Римской церкви (особенно второй половины ХХ века), под влиянием которых формировались современные коммуникативные парадигмы на христианском Западе.

Масс-медиа на службе у Церкви: богословские предпосылки и официальные документы
В вопросе самосознания Западной церкви по отношению к социальной коммуникации является очевидным факт контекстуального восприятия СМИ, где определяющую роль всегда занимал экклезиологический аспект.
Отношения Римско-католической церкви с начала существования так называемой политической прессы в современном смысле (в прошлом «либеральная пресса») складывались непросто, и на протяжении веков они определились как две противоборствующие идеологии, оказавшись на двух противоположных мировоззренческих полюсах. Взгляды Римской церкви, высказанные Папами, могут показаться крайне консервативными для современников.
Так, Григорий XVI (1830-1846) классифицировал светские издания как: «чумовые, зловонные заблуждения, наводненные чудовищами лжеучения и безрассудства, опасные для церкви и государства» (окружное послание «Mirari vos» от 24.05.1834); Пий IX (1846-1878) как: «обманчивый, дурманящий человечество соблазнитель; подрыв устоев религии и буржуазного общества; подстрекательство для масс» (энциклика «Quanta cura» от 08.12.1864); Лев ХIII (1878-1900) как: «пагубное распутство» с воинственным воззванием к католической прессе истребить ее «острием пера» (энциклика «Dall’ alto’» от 15.10.1890); Пий Х (1903-1914) именовал «абсолютной необузданностью», а его преемник Пий ХI (1922-1939) призывал каждого верующего «…бороться против могущественной «скверной прессы» и ее тлетворного влияния; этой либеральной антиклерикальной инфекции».
Первым, кто условно признал право общества на «свободу слова», стал Пий ХII (1939-1959), который подчеркивал, что «подавление голоса обывателей, которые все равно протиснутся чрез вынужденное молчание, имеет в глазах каждого христианина значение покушения на естественное право человека, и нарушение мирового порядка, который обустроил сам Господь Бог» . Отвечая на вызовы общества, Папа 8 сентября 1957 года издал энциклику о фильме, радио и телевидении под названием «Miranda Prorsus». В ней впервые на самом высоком уровне был поднят вопрос об электронных СМИ в западном христианском мире. Были сделаны первые попытки диалога. И хотя анализ энциклики и частных высказываний указывает на последовательную приверженность Пия ХII вертикально-иерархической теории коммуникации, он первый, как глава церкви, реалистически оценил развитие и сделал анализ различного влияния телевидения, радио и фильма на общество. До сегодняшнего дня остаются актуальными его требования к моральному облику публициста. С такими идеями подошел Католицизм к поворотному пункту своей новейшей истории – II Ватиканскому собору.

Среди средоточия официальных соборных и послесоборных церковных документов второй половины прошлого века, регулирующих отношение Римско-католической церкви к средствам массовой коммуникации, следует выделить три наиболее существенные:

1) Декрет о социальных средствах коммуникации Inter Mirifica (1963) II Ватиканского Собора, которым были выдвинуты общие стратегические и этические принципы в отношении к СМИ.
2) Пастырская инструкция Communio et Progressio (1971) – плановый документ, который возник как практическое воплощение богословской мысли собора. Он содержит предположения соответственно применения СМИ и заданий Церкви относительно развития в отдельных областях коммуникации.
3) Пастырская инструкция Aetatis Novae (1992), относительно социальной коммуникации двадцать лет спустя «Communio et Progressio», и касается вопросов актуальной ситуации в масс-медиа, их заданий и настоящих пастырских вызовов. Документ рассматривает основные черты своевременных средств, применимых для церковного благовестия.

На основании базисных документов были разработаны конкретные циркуляры практического направления. Среди них, например: «Благая весть миру средств массового сообщения» и «Ведущие линии образования пастырей для работы со СМИ» (1986), документ «Порнография и насилие в СМИ» (1989), также как «Церковь в Интернете» и «Этика в Интернете», появившиеся в 2002 году.

Декрет о социальных средствах социального сообщения Inter Mirifica был обнародован 4 декабря 1963 года и стал одним из первых официальных актов II Ватиканского Собора. Обсуждение и выработка документа началось на заседании 25 генеральной конгрегации в ноябре 1962 года. Исследователи считают, что эта идея была довольно неожиданной и ранней для повестки дня предсоборной корректировки, и объясняют это желанием участников избрать ее разработку как одну из наиболее «легких» тем по сравнению с предстоящими прениями о догматической конституции об «источниках Откровения» и других основоположных вероучительных документах. Невзирая на некую второстепенность темы, вокруг документа разгорелась оживленная дискуссия, касающаяся церковного права в области регулирования средств массового сообщения и необходимости более четкого выражения участия в этом процессе мирян. Документ был отправлен на доработку.
Следующий этап дебатов прошел в ноябре 1963 года. Интересным является тот факт, что в дискуссию о документе (после очередного обсуждения и голосования, происшедшего 14 ноября 1963 г. и вызвавшего формирование двух групп критиков) вместе с противостоящими «отцами собора» активно включилась группа американских журналистов, освещавших события в том времени (не обладающая, естественно, правом голоса). Они констатировали очевидные недостатки документа, указав, что он не отвечает реалиям окружающего мира, например, в упрощенной трактовке соотношений искусства и благоразумия вследствие мнимого отрицания внутренней ценности искусства или редукции посредничества информации и недостатка упоминания о моральных обязательствах тех людей, которые являются необходимыми осведомителями общества.
Возникла также острая дискуссия между журналистами и представителями католического духовенства (среди которых именовались такие видные представители, как Фрингс или Лефевр), которое, в свою очередь, обвиняло декрет в потере важной богословской идеи об Истине как основе всякого (со-) общения и о выражении учения о средствах социальной коммуникации лишь в категориях технических понятий. Исследователи констатируют факт противостояния клириков (отцов собора) и мирян (журналистов), которые не могли в конечном итоге приложить в полной мере в выработке основополагающего церковного учения свои профессиональные навыки и умения.
Невзирая на очевидные недостатки декрета, в своей основе базировавшегося на консервативных понятиях о масс-медиа и тяготеющего скорее к учению Пия ХII, документ подчеркнул важные моменты «средств социального сообщения» (это понятие и было специально выработано на соборе отцами, которые всяко хотели избегнуть каких-либо штампов, принятых в светском обществе, типа «СМИ» и т.д.).
Медиа были впервые признаны «средством, которое влияет не только на отдельных личностей, но и может достигать и касаться целого человеческого общества» (Inter Mirifica, 1). Поэтому они были названы (особенно телевидение) новым орудием для расширения евангельского благовествования. Документ констатировал возможность и насущную необходимость использования верующими этих «технических средств для умножения и укрепления Царствия Божия и реализации планов Господних в противовес их злоупотреблению во вред» (Inter Mirifica, 2). СМИ были признаны зоной особой компетенции и попечения Церкви (с призывом к Папе и епископам) выработать практические инструкции согласно знаниям и теологическим наработкам Собора (Inter Mirifica, 23), вследствие чего в Католической Церкви возник особый Папский совет, занимающийся вопросами социальной коммуникации.
Под его руководством восемь лет спустя была выработана пастырская инструкция Communio et Progressio (1971 г.). Этот документ является своеобразной критикой соборного декрета. Целью документа стало практическое воплощение высказываний собора, но при разработке были учтены общественно-политические реалии, а также внедрены все актуальные аспекты и закономерности светской журналистики. Само название документа отображает его программные цели. Богословским базисом стала современная экклесиология РКЦ (отображенная в догматических декретах «Lumen Gentium» и «Gaudium et spes» с их ключевым понятием «communio-ecclesia». Иными словами, новое центральное богословское восприятие «Церкви как народа Божьего» было переформулировано на язык современной журналистики. Создатели инструкции рассматривали Церковь в историческом разрезе как общество людей доброй воли и подчеркивали ее священное и неизменное задание – объединять в сакраментальной общности представителей различных идеологических и политических взглядов с целью служения единству общества и прогрессу человечества (CP, 1).
Выстраивая новые отношения со СМИ, Католическая церковь предлагала свое вековое видение и опыт, указывая на их особое значение, но и требовала личной нравственной ответственности за процессы мирового развития с противоположной стороны (СР, 14). Примечательно, что Католицизм впервые акцептировал (вероятно, не совсем критически проанализировав последствия такого решения) горизонтально-диалоговую модель как основу современных СМИ и выступил за принципиальное равенством информатора и слушателя, рассматривая медиа как современные технические средства для передачи информации и как инструментарий посредничества между ими. Инструкция поставила во главу угла утверждение, что всякая публицистика – это диалог. Идеальным состоянием коммуникативного процесса есть тот, когда коммуникатор и реципиент являются и обоюдно воспринимаются как равнозначные партнеры, которые через СМИ могут общаться между собой.
Было выработано понятие так называемой «функциональной публицистики», которая отображала понимание РКЦ о самой себе, выработанное Вторым Ватиканским собором.
Здесь можно выстроить своеобразную схему, которая предусматривает несколько теологическо-практических параллелей:

1) Постулат Церкви: фундаментальное равенство всех через Крещение и Миропомазание = постулату публицистики – горизонтально-диалоговая модель и восприятие коммуникатора и реципиента как партнеров.
2) Постулат Церкви: сакраментальное участие и общение всех как существенный принцип = постулату публицистики: коренной принцип деятельности «всякая публицистика есть диалог».
3) Постулат Церкви: смысл Вери – это совершенствование крещеных = постулату публицистики: никакой манипуляции, приверженность к осведомленному и самоответственному выбору тем.
4) Постулат Церкви: способность единения общества и изменение к лучшему как существенный признак = постулату публицистики: способность единения социокультурных систем и способность их перемены в лучшую сторону.
5) Постулат Церкви: цель Церкви – сопричастие человечества = цели публицистики: быть средством уведомления об этом.

Кроме богословского обоснования инструкция рассматривает много практических вопросов.
Пастырская инструкция Aetatis Novae (1992 г.) возникла в результате пятилетней дискуссии в Папском совете для социальной коммуникации и является плодом переосмысления взаимоотношений Церкви и СМИ и приведения предыдущих теологических документов в соответствие с реалиями современности. В преамбуле констатировалось «колоссальное расширение СМИ вследствие революционного развития технических средств и … их непосредственное влияние на религиозные убеждения и нравственное поведение человечества. В целом документ придерживается генеральной линии предшествующих актов, при этом разъясняет некоторые изречения, например, почему Communio et Progressio усматривало в СМИ «Божий дар». «… поскольку медиа являются приговором Господнего Провидения, соединять человечество братскими узами, и таким образом содействовать Божьему спасению» (AN, 22).
Таким образом, документ воспринимает СМИ в общем позитивном смысле, избегая прямой критики. С другой стороны, инструкция создавалась под влиянием откровенного противостояния между различными группами внутри Католической церкви, одна из которых выдвинула идею о недопустимости обсуждения каждого вопроса, актуального для церковного сообщества. Некоторые из дискуссий, особенно касающихся вероучительных истин, недопустимо «опускать» до уровня, принятого в светском обществе. Они не могут быть предметом для «горизонтально-диалогового» метода обсуждения. Aetatis Novae дистанционирует себя от идеи «большого круглого стола» как инструмента социальной коммуникации. В новой медиа-концепции РКЦ четко прослеживаются намеки и даже отдельные элементы «иерархически-вертикальной» структуры сообщения.
На основании последней пастырской инструкции возникли два документа практической направленности: «Этика в рекламе» (1997 г.) и «Этика в социальной коммуникации» (2000 г.), которые направлены в первую очередь к тем, кто профессионально вовлечен в работу со СМИ. Целью документов является утверждение позитивных принципов, которые могут помочь в ежедневной деятельности сотрудников масс-медиа.

Богословские выводы и перспективы для православной стороны
Неоспоримым является тот факт, что Православие и Католицизм принадлежат к разным цивилизационным матрицам, но в процессе глобализации Православной Церкви приходится воочию стыкаться с последствиями пришедшего извне секулярного влияния со стороны отечественных светских СМИ.
Сегодня возникает необходимость богословского осмысления на общецерковном уровне вопроса о роли СМИ в жизни Православной Церкви, предназначении средств массовой коммуникации и т.д. Речь идет о закреплении богословских предпосылок в официальном документе (возможно, расширении основ социальной концепции нашей Церкви) и восполнении тех богословских пропастей (недоработок), которых не касалось в свое время православное «практическое» богословие вследствие пребывания в условиях выживания в тоталитарном режиме.
Вероятно, в основу такой богословской концепции надо положить ключевое понятие, что по своему существенному признаку видимая (земная) Церковь и есть (со- общение), или иными словами коммуникация, которая и исполняет функцию (если хотите «заповедь») донести благую весть Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа к народам, которую она успешно исполняла на протяжении веков. Именно поэтому она имеет много чего сказать в современной журналистике, используя одни и те же приемы, но выражая некоторые общие понятия иными словами. Как и журналистика, Церковь ставит своей целью изменение общества в лучшую сторону. Но, в чем мы можем убедиться воочию, Церкви это удается лучше, чем современным СМИ.
Сегодня в жизни Православной Церкви также остро вызрела необходимость рецепции богословского утверждения, что журналистика является одним из самих необходимых и желаемых видов современной диаконии для мирян-журналистов с допуском и поощрением активного участия последних в этом богоугодном деле.
Практическим приложением такого теоретического (богословского) учения могло бы стать создание некоего «морального кодекса православного журналиста» и его активного внедрения как средства воцерковления сотрудников масс-медиа. Не с целью «удушения свободы слова» или направления ее развития в «необходимое русло», но с целью стать неким указателем и мерилом человечности (это слово, наверное, наиболее верно отображает понятие «духовность», за которое чуть ли не ежедневно ратуют политики и общественные деятели и которое особенно в современном украинском социуме трактуется с применением самых невероятных дефиниций). Такого рода документ может стать деятельным средством предотвращения современной маргинализации и профанного отношения общества к христианско-культурному наследию в наших странах.

01.12.2009. ТУЛЬЧИН. В епархии совершили поминальные богослужения по жертвам Голодомора

ПРОТОИЕРЕЙ ДИОНИСИЙ МАРТЫШИН: «К вопросу политизации церковной жизни»