Анатолий Чорногор: «Православие как основа становления национального самосознания древнерусского народа»

09.06.2009 Церковь и общество

Христианство принесло благочестие о преодолении тех границ, которые мешали человечеству ощутить свое единство в Боге. Образ «величавой вавилонской башни» и «смешения языков» властвовал над дохристианским человечеством. И нам до сих пор очень трудно на психологическом уровне представить всю непереходимость тех границ, которые тогда воздвигались между различными народами мира. Так, например, в Древней Элладе человеком, в полном смысле этого слова, являлся лишь чистокровный эллин, который имел родителей – коренных греков, все же остальные люди считались дикими «варварами». Не менее сильной была противоположность между израильским и другими народами населявших территорию нынешнего Ближнего Востока. Таким образом, в силу этих причин, до пришествия в мир Господа нашего Иисуса Христа на земле не существовало возможности реального переживания подлинного единства человечества.
Все подобные перегородки были разрушены лишь в результате искупительной жертвы, совершенной Сыном Божьим «Соделавшего из обоих одно и разрушившего стоявшую посреди преграду» (Еф. 2, 14). На важность этого факта нам четко указал в своих посланиях святой первоверховный апостол Павел: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 28).
Разрушение преград, возникших в истории как следствие грехопадения Адама и Евы, открытие новой возможности восстановления целостного, подлинного человечества не означало, однако, что существование отдельных народов потеряло всякий смысл и значение. Скорее, напротив, только с основанием христианства понятие «народа» впервые обрело свое подлинное содержание. Конкретный народ, будучи органической частью человечества, имеет одновременно неповторимое и никому другому не передаваемое назначение в ходе всемирной истории человечества.
Только в свете христианского учения о человечестве как едином, целостном организме можно подойти и к решению такого важного вопроса, как становление единого национального самосознания в умах и сердцах славянских, угро-финских тюрко- и ирано-язычных племен населявших территорию Киевской Руси в связи с принятием ими христианства в его восточной форме (Православия). Мы должны постараться как можно подробней исследовать и понять, как выработалось совершенно новое представление о сущности, природе и назначении народа Древней Руси и каким образом это самосознание способствовало сохранению национального единства в период тяжелых испытаний.
Представление о единстве мирового человечества основывается в христианстве не на природно-этническом фундаменте. Священное Писание Нового Завета предлагает нам совершенно новую концепцию человеческого единства во Христе Иисусе: «Как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и, Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи и Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор. 12, 12-13). Апостол Павел вводит кардинально новое и до этого неведомое экклезиологическое измерение в проблему отношений между народами, возвышающееся над чисто антропологическими и этнографическими понятиями и концепциями человечества.
В русской религиозной мысли XI- начала XX веков у славянофилов, и особенно у известного писателя Ф.М. Достоевского, получил особое развитие и конкретизацию экклезиологический аспект народоведения. Так, по словам русского писателя: «Русский народ весь в Православии и в идее его». Реальное восстановление целостности человечества, как «положительного всеединства», происходит в Церкви, Теле Христовом, «полноте Наполняющего все во всем» (Еф. 1, 23). Поэтому народ ощущается не как лишь этническое единство, объединенное языком, правовыми и прочими нормами и т. п. Он является членом более высокого единства, которое не упраздняет индивидуально-народного бытия, но возводит его на качественно новую ступень бытия.
С этой точки зрения становится ясно, каким образом пристальное внимание к загадке русского самосознания приводило наших отечественных мыслителей к понятию «всечеловечества», что позволяло избегать крайностей как фанатичного национализма, так и беспочвенного космополитизма. В формах национального бытия (в христианском понимании) обнаруживалась их органическая связь с единым человечеством. Как человечество, наделенное всей полнотой индивидуального бытия, представляет собой соборную личность, так и отдельный народ, коренящийся в человечестве, представляет собой необходимую «иерархическую ступень бытия», обладает неповторимой личной индивидуальностью.
Для русского религиозного сознания идея народности, народного единства неразрывно связана с христианством, а еще точнее Православием. И данное утверждение основывается не на слепом убеждении, а на реальных исторических фактах. Ведь момент, когда равноапостольный князь Владимир не воспринял учение пришедших к нему миссионеров от католиков, иудеев и мусульман, стал актом выбора восточного христианства (Православия) не только святым князем, но и всем древнерусским народом, что собственно и было выражено в совещании Киевского князя со своими боярами и старцами (народным вечем). В этих летописных повествованиях мы можем проследить тот вектор духовного, государственного и культурного развития Киевской Руси, который устремлен в сторону Православия. Принятие восточного христианства было актом духовного перерождения или, как говорил В. Соловьев «национального самоотречения»; оно вело к образованию народности, которая устремилась к принципиально новому бытию, родилась во Христе Спасителе, почувствовала в себе присутствие Иисуса Христа. Именно с момента крещения Киевской Руси окружающий нас мир стал воспринимать нас не как конгломерат славянских и отчасти угро-финских племен , а как могущественное государство, у которого появилось национальное самосознание, национальное единство.
Приняв крещение, русский народ уже не поддается тому рационалистическому этнографически-антропологическому анализу. Он – это таинственный организм, имеющий аналогию с идеей Единой и Соборной Церкви Христовой. С этой точки зрения представляется важным вопрос об исторических формах бытия, государственных и социальных, в которых должна выразиться сущность такого обновленного святым крещением народа.
С принятием Православия, Русь была поставлена перед сложнейшей проблемой: как привести в соответствие свою новую духовную жизнь с формами государственно-социального бытия вопреки языческому наследию.
Те данные, по которым реконструируется древнеславянская языческая религия, позволяют сделать вывод о том, что она в принципе не могла способствовать формированию древнерусского национального (народного) самосознания. Славянское язычество представляло собой довольно хаотическую совокупность различных верований, культов, но не учение. Это соединение религиозных обрядов и целого вороха объектов религиозного почитания, что соответственно не могло дать единства духовного многоплеменному русскому народу. Сознание язычника целиком погружалось в переживание безликого мира «низших духов», действующих в стихиях природного мира. И только там, где постепенно заимствовались и прививались более антропоморфные представления, там и внешняя жизнь принимала более разработанный вид.
Исследователи подчеркивают то обстоятельство, что эти антропоморфные представления не являлись исконно славянскими, а были в той или иной степени заимствованными. Мифологический и археологический материал не оставляет сомнений в наличии устойчивых религиозных и культурных связей наших предков с народами Средиземноморья во времена героев Гомера. Культы Аполлона и Артемиды, ареал которых охватывал Грецию, Италию, Малую Азию, Ближний Восток и Египет, загадочным образом связаны с зоной расселения праславян. Оттуда на остров Делос в храм богини Лато (славянская Лада) ежегодно направлялись священные дары. Поразительное сходство с греческими, ближневосточными и египетскими божествами обнаруживают славянские Род, Сварог, Даждьбог, Перун-Громовержец, Велес, Мокошь. Это сходство, свидетельствующее о существовавшей некогда единой системе религиозных представлений на огромном пространстве евро-азиатского континента и северной Африки, ясно осознавали на Руси еще в XII веке.
Формы славянского язычества постепенно шли в противоречие с крепнувшей русской государственностью, а соответственно и с необходимостью преодолеть дробный, лишенный целостности уклад племенной жизни. Создание сильной державы, поставившего себя на новое место среди народов Европы, сделавшегося политическим соперником могущественной и культурной Византии, находилось в самом разительном контрасте с религиозными формами язычества. Образовалось опасное неравновесие между внешним и внутренним, между иерархией власти и состоянием сознания. Исходя из этих оснований святой князь Владимир, в 980 году, предпринял попытку реформировать славянский пантеон: «И поставил кумиры на холме за теремным двором… И приносили им жертвы называя их богами, и приводили к ним их сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими». Если бы не последующее крещение Киевской Руси, эта реформа могла бы иметь самые катастрофические последствия для исторических судеб русской народности. Язычество, которое в первый период правления князя Владимира Великого торжествовало и приняло активную, агрессивную форму, поставило бы надолго заслон для проникновения на Русь более высоких форм государственной и культурной жизни. Искусственная трансформация славянских языческих верований могла окончательно отрезать Русь от Европы, оставить ее в изоляции от христианских государств Европейского континента. Но данная попытка реформы религии окончилась по сути дела неудачей и не имела существенных последствий.
Современные исследователи вполне признают, что основанием такой реформы была мысль о необходимости нахождения единой религиозной основы для государственного объединения восточных славян. Но подобные попытки построить единство на языческом фундаменте были исторически бесперспективными, что и подтвердил первый период правления князя Владимира.
Религиозная разобщенность, смутность языческого сознания русского человека ощущались как мощные препятствия на пути сложения самосознания единой восточнославянской нации. Настоящий перелом, наступил лишь с принятием Древней Русью христианства (Православия). Этот акт был, несомненно, одним из важных завершающих шагов в процессе формирования народного единства древнерусского общества и его государственности. В тех реальных исторических условиях только христианство, как строго монотеистическая религия, могло утвердиться как единая религия всех восточных славян.
Сам святой князь до своего крещения отдал достойную дань стихийному славянскому иррационализму. «Повесть временных лет» описывает это одержание души, доводя его почти до фантастически дикой картины растворения человеческого начала в погибельном мире вожделений и страстей. Независимо от биографической достоверности подобной картины надо признать в ней не столько образ состояния души князя Владимира до крещения, сколько символический образ состояния русской души как таковой. Это подтверждается еще и тем, что описание состояния Русской земли при ее крестителе, до эпохального 988 года, приводит летописца к выводу, что она в тот период более всего напоминала собой жилище диавола.
Но чем глубже и непритворнее казалась приверженность Владимира к древней вере отцов, чем ощутительнее была его нерасположенность к христианам, тем разительней представляется вскоре последовавшая в нем совершенная перемена, ведь: «Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5, 20). Летопись недаром связывает момент его крещения с чудесным прозрением: слепой князь Владимир Великий обретает отныне способность зрения не только физического, но прежде всего зрения духовного. Но нелегко было найти формы внешней жизни, которые соответствовали этому новому опыту жизни. В отличие от большинства правителей тогдашней христианской Европы, Киевский князь понял, что истинная вера обязывает переменить правила жизни (своей и общей) согласно с духом новой веры. Остается только поражаться, насколько концентрированно проявилась в первые десятилетия нашего христианско-православного бытия вся духовно-нравственная проблематика, над которой затем в течение столетий работала русская религиозная мысль.
«Повесть» преподобного Нестора Летописца приводит достаточное количество примеров того, как сложно проходил процесс согласования воспринятой христианской истины с государственно-социальной действительностью, с одной стороны, и древними языческими традициями – с другой. Но, несмотря на сложность процесса перехода от грубого язычества к христианству, уже в этот период можно с полным правом говорить образовании «новых людей, просвещенных Святым Духом» и составляющих новый народ, не ограниченного узкими этническими рамками, но обледененного во единый восточнославянский этнос. Поэтому и образ святого равноапостольного князя киевского живет в церковной памяти примером воплощения конкретного христианства, исполненного, в отличии от жестокого язычества, милосердием и любовью к ближнему.
Именно в результате деятельности святого Владимира по христианизации восточного славянства складывается представление о Русской земле, как о обновленном, целостном, едином государстве. Там, где ранее господствовало разобщение и разделение на отдельные племена, стали действовать силы единения. Актом Крещения этническое самосознание возводится на высшую ступень. Недаром уже в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, прославляющем князя Владимира как «учителя и наставника» русских людей, отчетливо звучит мотив патриотизма, любви к Родине как целостному существу, пронизанному единым духом, воспитанного в одной вере.
Рассматривая данную тему нельзя не упомянуть историческую особенность Православной Церкви, которая придерживалась принципиального воздержания от вмешательства в гражданские и политические дела. «Церковь действует на особом поприще, отличном от поля деятельности государства. У нее своя территория – это верующая совесть, своя политика оборона этой совести от греховных влечений». Но пребывание на этой специфической «территории» отнюдь не означает, что дельность Православной Церкви остается без последствий остальных сфер человеческой жизни.
В разные исторические эпохи сила такого влияния безусловно была различной. Особенно наглядно сила этого воздействия проявилась именно в эпоху христианизации Древней Руси. В сферах государственной жизни обнаруживается ощутимое влияние новых религиозных ценностей. В Древней Руси после принятия Православия, когда Церковь ведала многое, что потом перешло в непосредственное ведомство государства. Церковь и тогда не вмешивалась в дела государства: но само государство вовлекало в свои дела, еще не умея справиться со многими из них. Особенно сильным влияние было в правовой сфере, которая неразрывно связана с формированием национального самосознания и для понимания значения которой у средневековых русских имелись наименьшие предпосылки.
С принятием Православия на Киевскую Русь проникает понятие о началах правосознания, которое до этого практически отождествлялся с родовым обычаем или волей князя, не имеющей ничего общего с понятием христианского права. Осуществленное под влиянием Церкви введение мотивированного закона в русское законодательство было смелой попыткой под угрозу силой поставить убеждение рассудка, страх перед имущественным ущербом или физической болью заменить чувством порядка или сознанием долга.
Уровень национального самосознания древнерусского народа непосредственно зависел также и от духовного просвещения. Начиная с XIX века оценка такого состояния в Древней Руси была предметом ожесточенных дискуссий между учеными, мнения которых колебались от крайне пессимистических взглядов до полного триумфализма. Так, известный историк – профессор Е.Е. Голубинский в своей «Истории Русской Церкви» нарисовал крайне мрачную картину домонгольской Руси, которая изображала низкий уровень образованности древнерусского народа после его Крещения.
К 30-м годам ХХ столетия ситуация кардинально изменилась. Так, протоиерей Георгий Флоровский справедливо подчеркнул: «Сейчас уже никто не решится вместе с Голубинским сказать, что Древняя Русь вплоть до самого петровского переворота не имела не то что образованности, но даже и книжности, а много-много разве грамотность. Сейчас это только курьезно, даже не задорно и не остро».
Нужно осознать значение того факта, что только с принятием христианства образовался на Руси ранее не существовавший слой людей, сознательно посвятивших себя задачам культурного строительства и просвещения народа, которые не просто копировали византийские образцы, но творили именно новую древнерусскую культуру.
Создавался и получил распространение единый литературный язык, скрепляющий национальное единство до этого разрозненных восточнославянских племен. «Хотя славянская письменность была здесь знакома уже славянам-язычникам, лишь после крещения Владимир «нача поймати у нарочитые чади дети и даяти нача на учение книжное». Одним из важнейших результатов этих сдвигов на русской почве было сложение на базе общих традиций славянской книжности развитого литературного языка. Этот язык был доступен в полной мере сравнительно ограниченному кругу образованных людей, но в отличие от локальных говоров имел хождение по всей территории восточного славянства» , что играло огромную роль в объединительных процессах племен населявших Киевскую Русь.
Принимая во внимание этот церковный характер процесса сложения древнерусской образованности, можно вернуться во многом к воззрениям старших славянофилов, особенно И. В. Киреевского, который, не закрывая глаза на многие теневые стороны средневековой истории, стремился в то же время выделить главное начало, положенное в основание русского исторического бытия с конца X века. «Россия (Русь) не блистала ни художествами, ни учеными изобретениями, не имея времени развиться в этом отношении самобытно и не принимая чуждого развития, основанного на ложном взгляде и потому враждебного ее христианскому духу. Но зато в ней хранилось первое условие развития правильного, требующего только времени и благоприятных обстоятельств; в ней собиралось и жило то устроительное начало знания, та философия христианства, которая одна может дать правильное понимание наукам».
И действительно, при рассмотрении русской духовной истории можно ощутить недостаточность обычных критериев, вполне приложимых, например, к исследованию путей развития западноевропейской культуры. Когда их пользовали для описания древнерусской действительности, то получавшаяся картина хотя и блистала неким реализмом, но в то же время была лишена полноты и возбуждала подозрения в своей внутренней неправоте.
Не хватало понимания главного начала, которое, не всегда проявляясь в формах, доступных для анализа, тем неимение ощутимо действовало при формировании национальных идеалов. Это делало древнерусское просвещение не блестящим, но глубоким. Оно – «не роскошное, не материальное, имеющее целью удобства наружной жизни, но внутреннее, духовное».
Складывался определенный идеал просвещения, чуждый односторонней книжности, видящий свою цель в формировании целостного человека. Отсюда и взгляд на православные монастыри как на центры духовного просвещения и обучения не потому, что в них сосредотачивались громадные библиотеки и находились люди, разбирающихся в различных науках, но потому, что в них искали наставников, реализовавших в себе идеал именно целостного человека.
Нельзя не упомянуть и период монголо-татарского ига, который, хоть и выходит за рамки нашего исследования, но есть важный с точки зрения Православия, как фактора сформировавшего русское национальное единство. Во это время Православная Церковь оставалась по сути единственной силой сохраняющей единство древнерусского народа не только в плане этнического и государственного образования, но и в плане духовно-нравственного целого. И надо обязательно подчеркнуть, что этот фактор сыграл архиважную роль в освобождении от власти азиатских захватчиков.
Победа над монголо-татарскими силами осознавалась как достоинство всей нации подготовленное и на основании духовно-нравственного возрождения народа, что стало возможным лишь с идентификацией себя с Церковью, Телом Христовым, единым богочеловеческим организмом.
И так, подытоживая сказанное, мы видим всю значимость события крещения Киевской Руси и принятие ею Православия, как единой религии. Благодаря Православию, которое пришло на русские земли трудами Киевского князя Владимира, стало тем решающим фактом, который сыграл первую роль в формировании национального сознания восточнославянского этноса, его национального единства, выразившегося в его государственности и в формировании национально культуры, до сих пор поражающей своим богатством весь мир.

10.06.2009. КИЇВ. Блаженніший Митрополит Володимир освятив храм на честь мучениці Параскеви П’ятниці

09.06.2009. УЖГОРОД. Богословскую академию посетили представители Элладской и Чешской Православных Церквей