Україна Православна

...

Официальный сайт Украинской Православной Церкви

Архимандрит Никон (Лысенко). Понятие святости в христианской и иудаистской традициях


Архимандрит Никон (Лысенко),
кандидат богословия

Божественное Откровение, запечатленное в книгах Священного Писания, которое в христианской традиции именуется Писанием Ветхого Завета, а в иудаистской традиции – акронимом Танах (תַּנַ»ךְ), состоящем из первых букв названия трех разделов Библии: Тора (Пятикнижие), Невиим (Пророки) и Ктувим (Писания), содержит общие корни христианского и иудаистского понятия о святости. Однако из этих общих корней выросли два различные представления о святости и две столь же различающиеся аскетические практики. Точное установление характера различия между иудаистским и христианским понятиями святости и попытка дать ответ на вопрос: как и почему оно возникло – цель настоящего доклада.
Актуальность темы, помимо того, что она связана с вопросом: «что есть истина?», который актуален всегда, заключена еще и в её связанности с современным состоянием религиозности весьма значимой части российского общества. Я имею в виду интеллигенцию, которая сформировалась в советский период истории нашей (подчеркиваю, – нашей, а не «этой») страны и вполне заслуженно носила название «советской». А именно – атеистической по мировоззрению, по этническому же составу, в большинстве своём, – русско-еврейской, т.е. вышедшей из среды двух народов, которые приняли наиболее активное участие в созидании советского строя.
Кризис советского мировоззрения и опыт национально-культурной самоидентификации, как известно, привел русскую часть интеллигенции в Церковь, а еврейскую – в синагогу. Но были в этом процессе и не столь однозначные явления. Одно из них – обращение немалого числа представителей интеллигенции еврейского происхождения в христианство (преимущественно в православие, реже – в католичество и почти никогда – в протестантские исповедания). Насколько так называемая «генетическая память» этих неофитов влияет на формирование их нынешней религиозности?
С другой стороны, иудаистские представления о духовных ценностях, впитавшиеся, так или иначе, в советскую культуру и коммунистическое воспитание, вполне возможно, влияют на формирование религиозных представлений неофитов неевреев. Думается, что рассмотрение заявленной темы в какой-то мере поможет приблизиться к выяснению этих вопросов.
Руководствующим принципом для оценки понимания святости в иудаистской традиции целесообразным представляется избрать богословское положение, высказанное В.Н. Лосским. Он писал: «Ветхий Завет не знал внутреннего благодатного освящения…Бог извне овладевал человеком, налагая свои требования на его личность…Человек послушанием и чистотой готовился во мраке веры к служению. Послушание и чистота – понятия негативные: они предполагают проявления Бога извне и подчинение человека, становящегося Его орудием, человека, который, даже будучи праведным, не может освободиться от своего состояния греховности и смертности. Святость как активное освящение всего существа и уподобление природы человеческой природе Божией может проявиться только после подвига Христа – в сознании этого подвига».
Святость освященного избранничества явилась в патриархах, пророках, судьях, царях и праведниках Ветхого Завета. Ее образ запечатлён в словах: «Был человек посланный от Бога… Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать …Он не был Свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете» (Ин. 1, 6-7). О нём же сказано: «из рождённых женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царствии Небесном больше его» (Мф. 11, 11). Почему больше? Потому, что «Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир,… тем, которые приняли Его, верующим во имя Его дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, а от Бога родились» (Ин. 1, 9, 12-13).
Святость, как полная отдача себя Богу, как всепоглощающее стремление – «да будет воля Твоя» – истинная реализация человеком Завета свершилась в день Благовещения. В Пречистой Деве Марии «совершилась» вся ветхозаветная святость, пишет В.Н. Лосский . Однако остальной Израиль смысл святости не постиг. Тот, Кто пришел исполнить Закон, был обвинен именно в покушении на святость Закона.
Слово «кодеш» – святой – буквально обозначает на иврите «отдельный». «Святое, таким образом, – это отстранённое, неприкосновенное и вместе с тем непостижимое; его нельзя понять или даже определить, насколько оно отличается от всего остального…святое выше любых определений и само слово «святость» указывает на отдалённость и отстранённость от всех других имён и обозначений» – пишет рабби Адин Штейнзальц, основатель Иерусалимского института талмудических публикаций, руководитель Института изучения иудаизма в России. – «Имя «кодеш» применимо только лишь ко «Святому Богу» несходному ни с чем и безмерно от всего отдалённому, трансцендентному» .
«И всё же, – продолжает Штейнзальц, – мы говорим о святости, разлитой во всём мироздании…и даже в нашем мире, в каждой из трёх его составляющих – пространстве, времени и индивидуальности; и сами можем открыться для святости, повысив свою восприимчивость к её влиянию» . Как же происходит открытие человека для трансцендентной святости «кодеш»? В современном иудаистском религиозном сознании вполне отчетливо укоренено представление о том , что категория святости в отношении ко всем вышеназванным составляющим мира происходит из сферы культа – «предметы, места, лица и, действия связанные со служением Богу или посвященные Ему, приобретают святость» . Таким образом, «святость», в данном случае, имеет производный характер, это в действительности не святость Божия, а освященность через посвящение. Это не «кодеш», а «пришут» – не «совершенно иное», а отделенное, обособленное.
Иехуда ха-Леви (ум. 1145) в книге «Сефер Хузари», оказавшей большое влияние на развитие иудаизма и высоко ценимой как каббалистами, так и хасидами , утверждает: Бог свят, ибо Он Дух свободный от пороков присущих материи. Он правит всем творением, не будучи зависим от него. Святость – это живая духовная сила, исходящая от Бога и наполняющая народ Израиля, язык иврит, Страну Израиля и Храм. Человек, стремящийся к святости, должен отделиться от всего нечистого, но не пренебрегать жизнью плоти, чувств и эмоций.
Эта святость – посвященность, святость культа, переживаемая как, благоговейный страх, как погружение в таинственный мрак, в котором Дух Божий обрушивается на человека из вне, налагая свои требования, которые осознаются как необходимость трепетного совершение непонятных, по преимуществу, ритуалов. Не внутреннее состояние, очищение сердца, приближает человека к Богу, но поступки в строгом соответствии с предписаниями и запретами Закона, посвященность очищает человека.
Практически все обвинения фарисеев против Иисуса – это обвинения в посягательстве на святость, происходящую из культа.
Святость времени – «Он не хранит субботу» (Ин. 9, 16);
святость места – Он изгоняет торгующих из Храма (Мф. 21, 10-16; Мк. 11, 15-18; Лк. 19, 45-46; Ин. 2, 13-17), предсказывает разрушение и безвозвратную гибель Храма (Мф. 24, 1-14; Мк. 13, 1-13; Лк. 21, 5), Он говорит: «наступает время, когда…не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу…, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин. 4, 21-23);
святость народа Израиля – притча о злых виноградарях (Мф. 21, 33-46; Мк. 12, 1-12; Лк. 20, 9-19);
святость Бога – «сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19, 7).
Апостольский Собор в Иерусалиме и последующие события Апостольской эпохи окончательно развели иудейские и христианские представления о святости культа и святости, которую обретает человек, которого просвещает и освящает Свет истинный (Ин. 1, 9).
Как уже говорилось, в иудаизме святость понимается как святость времени, святость места, святость народа и святость души человеческой.
Учение о святости времени, особенно детально разработано в средневековой еврейской философии, принципиально отлично от христианской, линейной концепции исторического времени. Интересно заметить, что с ним имеет очевидные аналогии так называемая «теория отрицания отрицания», усвоенная, как и другие черты иудаизма (мессианизм, хилиазм), социальной философией марксизма.
«Время, в еврейском понимании, не является рекой, текущей лишь в одном направлении, – это процесс, в котором прошлое, настоящее и будущее тесно связаны между собой не только в результате причинно-следственных отношений, но и как уравновешивающие друг друга полярные тенденции: устремленность настоящего к будущему, но в то же время и к прошлому…
Символ времени – не прямая линия, а спираль, восходящая с момента Творения; возврат к прошлому совершается нем, таким образом, постоянно, а само прошлое никогда не исчезает бесследно – оно возвращается вновь и вновь на каждом следующем витке, на новом уровне реальности… духовное значение великих событий прошлого непреходяще и экстраполируется на грядущие времена Избавления; настоящее, таким образом, духовно связано и с прошлым, и с будущим» – пишет рабби Адин Штейнзальц. Понятие избавление «Избавление» прямо связано со святостью времени. Избавление рассматривается, например, в традиции лурианской каббалы в свете универсального космического смысла галута (изгнания народа Израиля из Святой Земли). При этом на еврейский народ возлагается миссия восстановить с помощью Торы и мицвот (предписаний и запретов Талмуда) совершенство мира, освободить искры Божественного света из плена, собственными активными усилиями приблизить искупление. Машиах (мессия) не принесёт Избавления, но завершит его.
Святость пространства, в котором существует избранный народ, представляется в раввинистической мысли в виде концентрических кругов, общим центром которой является Святая Святых Иерусалимского храма. Сам по себе Храм, построенный по точным указаниям Торы и пророков, – «средство для укоренения святости в материальном мире, точка соприкосновения между недосягаемой Высшей Святостью и местом на земле, которое избрал для Себя Всевышний…Святая Святых – место Божественного откровения, точка пересечения материального и духовного в мире». Святость этого места сохраняется и после разрушения Храма, оно остаётся особой точкой в физическом мире, где возможность непосредственной связи с Божественным сохраняется на все времена, и хотя святость этого места сегодня не проявляется открыто, возможность такого проявления существует всегда.
«Пока Храм не стоит на горе Мория, все аспекты святости, исходящие из Святой Земли, проявляются неотчётливо, некоторые из них пребывают в латентном состоянии… В местах, отмеченных святостью, люди затрачивают колоссальные усилия, изливают свои души в молитве, пытаясь вызвать проявления Божественного в мире. Но…только тогда, когда вся система, с помощью которой Божественное раскрывается в мире, будет восстановлена и достигнет совершенства, святость места проявится в своём истинном свете перед каждым, независимо от его духовного уровня, и от помех, вызванных паразитическими силами» – утверждает рабби Адин Штейнзальц.
«Святость человеческой души – качество, обусловленное ее связью со Всевышним…Связь эта может проявляться по-разному. Есть святость, передающаяся по наследству, принадлежащая целой династии, призванной служить Богу определенным образом. К этой категории можно отнести святость народа Израиля в целом и святость коганим – Агарона –первосвященника и его потомков, унаследовавших от него священство» . Освящение, совершенное некогда Богом для исполнения Завета и служения, как видим, рассматривается здесь как живая связь, существующая вне зависимости от исполнения этого служения. Таким образом, очевидно, что уже сама по себе принадлежность к народу Израиля и к левитам передаёт человеческой душе святость как связь с Богом.
Однако рассматривается и другой вид святости. Штейнзальц пишет: «простой человек», (т.е. не потомок левитов – А.Н.) «исполняя заповеди, может достичь еще более высокой степени освящения: твердо придерживаясь предписаний, касающихся его поведения, и совершенно отдалившись от зла, он достигает более полного единения со Всевышним» .
Это «единение высочайшего порядка» достигается слиянием человеческого разума с Божественной мудростью Торы, которое предполагает своей конечной целью исполнение её предписаний. «Человек, посвятивший всю свою жизнь изучению Торы, всей душой своей стремящийся к ее постижению, тщательно изучающий все законы и заповеди, достигает единения с Торой – одним из проявлений Высшей Святости» . Итак, первый вид святости как связи со Всевышним усваивается израильтянином «по принадлежности», а второй – по трудам, но это через единение с Торой и исполнения мицвот.
Резюмируя всё сказанное, можно заключить, что представления о святости в ортодоксальном иудаизме сводятся к следующему: Бог свят, ибо Он отделён от всего и возвышается над всем; Шаббат свята, ибо в ней бытие получило некоторое отдельное от себя самоё ценностное измерение, не связанное с материальной сущностью, – измерение святости; народ Израиля, места и предметы культа святы, ибо они отделены для служения Богу; индивидуальная святость достигается исполнением мицвот.
Понятие святости, как можно было заметить из вышесказанного, сопряжено с понятием Избавление (геулла), под которым понимается окончательное освобождение людей от бедствий, страданий и смерти. Геулла, в представлении большинства раввинистических школ, удел исключительно народа Израиля и поэтому в широком смысле становится синонимом национального освобождения. Личное Избавление зависит от раскаяния в грехах и благих поступках, поскольку, согласно Талмуду, нет таких недостатков, которые человек не мог бы искоренить своими силами. Христианское представление том, что человечество нуждается в избавлении вследствие первородного греха, совершенно чуждо большинству средневековых еврейских мыслителей. Того же, впрочем, мнения и современные апологеты.
Пинхас Полонский в книге «Евреи и христианство: несовместимость двух подходов к миру» изданной в русском переводе в 1990 г. пишет: «Для иудаизма совершенно неприемлема христианская концепция греха Адама как универсальной поврежденности природы, унаследованной его потомками. С еврейской точки зрения, последствия грехопадения Адама распространяются, конечно, на его потомков, что выражается в объективных трудностях повседневной человеческой жизни («в поте лица своего будешь есть хлеб свой») и в проблемах внутреннего устройства личности. Вследствие греха Адама людям стало труднее жить и труднее общаться с Богом; но это не неискупимая вина, а проблема, с которой каждый человек может и должен справляться, понимая свою ответственность перед Богом за свою судьбу и за судьбу всего мира.
Иудаизм со всей определенностью утверждает, что каждый человек, кем бы он ни был, получает от рождения чистую душу, и только от его собственного выбора зависит – сделать ее грешной и «виновной перед Богом», или же сделать ее праведной и чистой; спастись или погибнуть. Ежедневная утренняя молитва еврея начинается со слов: «Бог мой! Душа, которую Ты дал мне, – чиста. Человек сам отвечает за свои поступки, он сам делает свой моральный выбор – грешить или не грешить; и он может винить в своих грехах только себя самого, но никак не «наследие греха Адама» или «порабощенность дьяволу».»
Ортодоксальная иудаистская концепция Избавления сводится к следующему: Бог, создавая человека ограниченным конечностью своего бытия и разума, желал, чтобы тот достиг избавления от своей ограниченности. Он открыл человеку Свою волю через Моисея чтобы человек познал Божественные заповеди и, подчиняясь им, заслужил избавление.
Существуют две главные стадии избавления, обе они придут чудесным образом: это век Мессии и грядущий мир. В век Мессии еврейский народ вернется в Землю Израиля (Эрец-Исраэль) и произойдет воскрешение праведных евреев. С завершением века Мессии на земле наступит грядущий мир. Мишнаитский трактат «Санхедрин» начинается словами: «И весь Израиль имеет долю в будущем мир, как сказано: и народ твой весь будет праведный, навеки наследует землю» .
Идея святости человека как соприсносущности нетварным энергиям Божества, выявления в нем божественной жизни и восстановление через освящения ею реальности падшего мира совершенно чуждо ортодоксальному иудаистскому пониманию святости. Видеть святых как людей, ставших в условиях земного бытия начатком Царствия Небесного, иудаизм не может, поскольку Евангелие Царствия им отвергнуто.