Валентина Теплова, профессор Минских духовных академии и семинарии Князь К.К. Острожский и Брестский церковный Собор 1596 года

01.07.2008 archive, Вестник №82, Тема номера

Хорошо известны слова Острожского, произнесенные перед королем: «<...> На старости лет затронули у меня самые дорогие сокровища: совесть и веру православную.
Валентина Теплова,
профессор Минских духовных академии и семинарии

«…достойное созидается достойными
и честное совершается честными»

Из письма князя К.К. Острожского епископу
Владимирскому Ипатию Потею.

Собравшись ныне на встрече в память Константина Константиновича Острожского, мы определяем роль, которую в проведении православного Собора 1596 года сыграл человек, явившийся «зеркалом своей эпохи, отразивший ее во всей полноте и сложности». Трудами историков Церкви в последнее десятилетие проделана большая кропотливая работа по восстановлению событий, связанных с проведением Брестских соборов 1596 г. и их экклезиологической оценке. Несмотря на это, участие в работе Православного Собора экзарха Константинопольского патриарха Никифора Кантакузина и князя К.К. Острожского и по сей день вызывает интерес исследователей и требует объяснения.
Церковь кафолична в каждой из своих частей. Каждый из ее членов – и клирик, и мирянин, получивший дары Святого Духа в Таинстве миропомазания, – не может не быть сознательным в своей вере. Он всегда ответственен за Церковь и призывается исповедовать и защищать истину. Именно этот принцип имели в виду участники и руководители православного Собора в Бресте, (проходившего 6-10 октября 1596 г.) Присутствие на нем послов от Патриарха Константинопольского – Никифора и Александрийского – Кирилла еще более отчетливо подчеркнуло подлинно кафолический характер этого соборного присутствия.
Для того, чтобы понять смысл событий, происходящих в Бресте в октябре 1596 г., еще раз обратимся к ситуации, сложившийся в Киеве-Галицкой митрополии в 90-е гг. XVI века, суть которых состояла в том, что все до единого епископы, в том числе и митрополит Михаил Рогоза, вступили в тайный сговор с католической церковью и правительством Речи Посполитой с целью перейти в юрисдикцию Рима. Фактически церковь осталась без епископского возглавления. Когда это положение дел стало известным, начались народные волнения, ответом на которые стало послание князя Константина Острожского к православному народу от 24 июня 1595 г. В нем говорилось: «Я научен и убежден благодатию Божией, что кроме единой истинной веры, насажденной в Иерусалиме, нет другой веры истинной, но в нынешние времена, злохитрыми кознями вселукавого диавола, сами главные участники нашей истинной веры, прельстившись славою света сего, и помрачившись тьмою сластолюбия, наши мнимые пастыри, митрополит с епископами претворились в волков, и, отвергшись единой истинной веры святой восточной Церкви, отступили от наших вселенских пастырей и учителей и приложились к западным, прикрывая только в себе внутреннего волка кожею своего лицемерия, как овчиною. Они тайно согласились между собой, окаянные, как христопродавец Иуда с жидами, отторгнуть благочестивых христиан здешней области без их ведома и принудить с собою в погибель, как и сами сокровенные писания их объявляют.
Дело идет не о тленном имении и погибающем богатстве, но о вечной жизни, о бессмертной душе, которой дороже ничего быть не может. Потому, опасаясь, как бы не остаться виновным перед Богом и перед вами, и, узнав достоверно о таких отступниках и явных предателях Церкви Христовой, извещаю о них всех вас, как возлюбленную мою о Христе братию. И хочу вместе с вами стоять заодно против врагов нашего спасения. В самом деле, что может быть постыднее и беззаконнее? Шесть или семь злонравных человек злодейски согласились между собою и, отвергшись пастырей своих, святейших Патриархов, из которых поставлены, осмеливаются властью, по своей воле, отторгнуть всех нас, православных, будто бессловесных, от истины и низвергнуть в пагубу…».
Согласно этому документу князь Константин Острожский от имени церковного народа, со ссылкой на святейших патриархов, отвергает епископов, объявляет их «врагами нашего спасения» и призывает весь православный народ объединиться и выступить против них, как и против прочих врагов православия. Свершился исключительно редкий и в истории Церкви случай, когда мирянин противостоит целой группе иерархов, справедливо обличая их в неправославии.
По всей вероятности, в составлении этого воззвания принимали участие православные богословы Острожской школы, однако всю ответственность князь Острожский взял на себя. Встает вопрос: имел ли право князь поступать таким образом? С католической токи зрения, протест князя Острожского по существу не имел никакого значения, поскольку вопросы веры должны решать иерархи, и судить действия епископов может только папа. Именно так понимал дело король Сигизмунд III.
Но, согласно православному учению о соборности, действия князя Константина являлись не только оправданными, но и необходимыми. Это был голос церковного самосознания. По словам современного богослова протоиерея Николая Афанасьева: «Народу Божьему принадлежит рассуждение и испытание того, что совершается в Церкви. Это есть особое служение свидетельствования, вытекающее из царственно-священнического служения народа Божьего. Согласие народа на то, что происходит в Церкви, указывает, что предстоятели действовали в среде народа, а не отделимо от него… Народ управляется епископом не пассивно, активно, через полное ведение того, что совершается в Церкви»
Но Церковь не может существовать без епископата. И что бы ни утверждал князь Константин Острожский, чтобы ни требовал народ – вопрос иерархии является решающим. Отсутствие православных епископов среди противников унии на самом деле означало бы победу католической политики и могло бы быть расценено как свидетельство утраты благодати в Православной Церкви Киевской митрополии.
Однако произошло событие, которое можно считать историческим чудом: два епископа – Гедеон Львовский и Михаил Перемышльский – вернулись в Церковь. Казалось, что Православная Церковь Западной Руси целиком лишилась своих епископов, в полном составе изъявивших согласие на заключение унии, и тем самым потеряла свою каноническую полноту. Но решительный протест мирян, возглавляемый князем Острожским против униатского заговора епископов, показал, что Православие в Киевской митрополии живо, и, следовательно, Православная Церковь не может уйти в небытие. Заслуга в том, что епископы, первыми подавшими идею церковной унии, решительно отказались от нее, перейдя на сторону Православия, принадлежит К.К. Острожскому: именно князь примирил епископа Гедеона Балабана с братством и инициировал переговоры с епископом Перемышльским Михаилом. И сегодня, отмечая помять Константина Острожского, мы должны помянуть и этих выдающихся) деятелей Церкви, особенно Гедеона Львовского, 400 лет со дня кончины которого приходится также на нынешний год. В каноническом плане возвращение двух епископов в лоно Православной церкви означало, что Церковь в Западной Руси сохранена во всей полноте. Даже если бы благоверный князь ничего не успел сделать, кроме этого дела, его заслуга перед Церковью была бы неоценимой. Окружное послание кн. Острожского в итоге определило радикальное размежевание православных Речи Посполитой на сторонников и противников Брестской унии.
Хочу подчеркнуть особо, что еще до Брестского собора на генеральном сейме в начале 1596 г. православные депутаты Киевского, Волынского, Минского, Новогрудского, Полоцкого и других воеводств просили короля, чтобы епископы Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий были лишены духовного сана, так как они без ведома православного населения и своих духовных начальников – патриархов самовольно отдались под власть папы. Кроме того, депутаты требовали, чтобы король, в силу решений Варшавской конфедерации 28 января 1573 г., «благоволил дать» православным епископов православной веры, а не вероотступников. И только в последний день работы сейма, разуверившись в возможности дождаться от короля выполнения своих требований, православные депутаты во главе с князем К.К. Острожским торжественно сообщили королю и всему сейму, что «они и весь народ Русский не будут признавать Кирилла Терлецкого и Ипатия Потея своими епископами, не будут признавать их власти в своих имениях и не будут подчиняться их духовной юрисдикции».
В ответ на это король демонстративно провозгласил себя защитником епископов, подписавших соглашения в Риме, и высказал намерение «привести в унию всех своих православных подданных». Для выполнения своего намерения король просил митрополита Михаила Рогозу назначить дату церковного Собора в Бресте.
В подтверждении своего решения Сигизмунд III 29 мая 1596 г. издал универсал «ко всем своим подданным греческого закона» о созыве Собора и объявил церковную унию фактом свершившимся. Именно на основании королевского универсала митрополит 21 августа подписал окружную грамоту о созвании Собора, а сам Собор назначил на 6 октября.
Несмотря на то что окончательно вопрос об унии должен был решиться только на Соборе, епископы Потей и Терлецкий летом 1596 года приступили к ее реализации. Полагая в основу своего вхождения в состав римско-католической церковной иерархии не вероучительное единство, а лишь сохранение внешнего богослужебного обряда и приобретение православными епископами общественных привилегий, которыми обладали в Речи Посполитой римско-католические иерархи, два западнорусских епископа выдвигали прагматическую необходимость обрести внешнее сходство христианского мира под эгидой римского первосвященника. Способы, которые владыки использовали для привлечения сторонников, хорошо известны и описаны историками церкви в классической литературе.
Православное шляхетство и магнатерия, отправляя депутатов в Брест, давали им инструкции и наказы, прямо противоположные. В основном, они сводились к трем пунктам: 1) епископы, самовольно возложившие на себя власть патриархов и подчинившиеся чужой папской власти, должны были быть лишены духовного сана; 2) Брестский собор, созванный митрополитом Михаилом Рагозою, является собором поместным, а потому не имел полномочий для принятия решения о соединении Православной церкви с римским костелом, тем более что догматические вопросы обходились молчанием или упоминались как уже разрешенные. Кроме того, статус Православной церкви в Речи Посполитой был подтвержден законами, привилегиями, конфедерациями и королевскими присягами, которые никто не отменял; 3) не принимать нового (католического) календаря, но заботиться о сохранении старого, согласно указам короля Стефана Батория.
Таким образом, еще до открытия Собора обозначилось фундаментальное расхождение между епископами, отпавшими в унию, и православным миром, представленным его депутатами, между католичеством и православием, расхождение, которое имело экклезиологическое значение и которое не могло не проявиться на заседаниях Собора.
Весьма показательной особенностью Брестского униатского Собора было стремление принимать во внимание лишь позицию епископата Киевской митрополии, когда иерархическое начало, восходящее к «сверх-епископской» власти папы римского, постепенно начинает подменять собой начало соборности. Однако поскольку при объявлении унии соборной процедуры избежать было невозможно, то Собор, открывшийся 6 октября, предназначен был лишь озвучить уже состоявшееся втайне решение епископов для всего православного населения Речи Посполитой. Таким образом, Собор, проходивший под омофором митрополита Михаила Рогозы, правильнее назвать синодом иерархических чинов Киевской митрополии, которые совместно с представителями католической иерархии и светских властей собрались для объявления церковной унии.
Поведение отпавших в унию епископов и митрополита заставило большую часть православных делегатов врасплох. Многие просто не могли поверить в то, что на этот раз решили обойтись без них. Два дня было потрачено на безрезультатные переговоры. Председательствующий на Соборе патриарший экзарх Никифор, появление которого могло состояться только благодаря усилиям К. Острожского, исполнил в точности требования канонического права, трижды приглашая митрополита и епископов явиться и дать ответ, и все три иерарха послам экзарха отказали. Тем самым с самого начала Собору православных был придан строго канонический характер. Именно Никифор предложил: для того чтобы упорядочить ход Собора, разделить прибывших на два «кола» – духовенство и мирян. Во главе светского, совещательного церковно-народного Собора, «кола мирян», были воевода Киевский, сенатор князь К.К. Острожский с сыном Александром, воеводой Волынским и несколько вельмож, главным образом волынская знать. Кроме того, было много мирян, представляющих области и районы Вильно, Киева, Галиции, Волыни, Браслава, Перемышля и Пинска; города Вильно, Львов, Пинск, Бельск, Брест, Каменец-Подольский, Киев, Владимир-Волынский, Минск, Слуцк и ряд других; и, наконец, представителей от православных братств Вильно и Львова. Таким образом, православный Собор стал собранием клира и мирян, объединенных сознанием того, что они образуют единое церковное тело. В этом и проявился соборный дух Православия. При этом он руководствовался обычаем, издавна существовавшим в Константинополе. Экзарх Никифор выступил перед собравшимися с речью, в которой обрисовал тяжелое положение православных земель, приведшее в конечном итоге к отпадению в унию православных епископов. Он предложил обсудить на Соборе несколько вопросов: об отпавших в унию иерархах, о принятой ими унии и ее каноничности, о восстановлении порядка в Православной церкви. Все эти вопросы находились в компетенции Собора. Экзарх имел все полномочия вместе с Собором низложить митрополита и епископов, но поставить нового митрополита не мог.
Королевская власть была встревожена таким поворотом событий. К князю Острожскому были направлены послы с требованием снять вооруженную охрану и выдать Никифора, якобы он являлся турецким шпионом. На эти требования князь ответил отказом, а на предложение принять унию, сказал, что сделает это только после созыва Вселенского Собора и согласия всех патриархов православного Востока на соединение с Римом. Убедившись в бесперспективности переговоров с православными, униатские иерархи 10 октября провозгласили о соединении с Римской церковью и отлучении всех, кто противился этому.
В этот же день Собор православных слушал дело о перешедших в унию православных иерархах. Признав, что они изменили православию, самовольно, без участия патриарха и Вселенского Собора, попытались ввести унию на землях Речи Посполитой и пренебрегли троекратным вызовом на суд, Собор постановил лишить их сана и предать отлучению от православной церкви. Вслед за этим было составлено обращение к королю с просьбой лишить низверженных епископов их мест и открыть вакансии для новых кандидатов. После этого Собор поклялся твердо стоять в православной вере и сохранять верность православным патриархам: «Мы даем обет веры, совести и чести за себя и за наших потомков не слушать осужденных соборным приговором митрополита и владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами… и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей святой Церкви, особенно при наших патриархах, не оставляя старого календаря, тщательно охраняя огражденное законами общее спокойствие и сопротивление всем притеснениям, насилиям и новизнам, которые бы стали препятствовать целостности и свободе нашего богослужения».
Все понимали важность принятых решений. Презрение к отщепенцам со стороны православных нашло выражение в «Листах», вкратце оповещавших о решении Собора и, вероятно, развезенных в разные края членами этого Собора. В частности, в них сообщалось, что «митрополит Рагоза и владыки Полоцкий Германко, Володимерский Потейко, луцкий Кривилко, Холмский Збиражко, Пинский Ионище» как сначала тайком и скрытно бегали к Римскому папе, отступив от святого православия греческого, так и теперь явно приложились (к папе). «За что от латынян в замке (Берестейском?) были чествованы и как медведи музыкой скорморошескою и тарарушками утешаны, или, вернее, осмеяны». «Они только сами одни отдались волку; а стадо, хвала Богу, в православии давнем вкупе осталось». Последние слова выражали, конечно, надежды православных, а не действительность. Но тем не менее униатам не удалось увести за собой население православных земель Речи Посполитой. Униатская церковь, едва появившись на свет, оказалась в изоляции, а униатские иерархи – отлученными в глазах православных.
Большую роль в этих событиях сыграли экзарх Никифор и князь Константин Острожский. Они фактически предопределили ход и решения Собора православных. Экзарх Никифор сумел организовать православных и провести заседания православной стороны так, что решения православного Собора получили законную силу, а униаты были осуждены. Он вывел Собор из растерянности и придал ему канонический характер. Князь Константин Острожский, возглавив «коло мирян», действовал целиком в духе православной экклесиологии как свидетель того, что совершается в Церкви. Именно отсутствие рецепции, согласия мирян на то, что определили епископы-униаты, свидетельствовало о том, что иерархи действовали отдельно от народа церковного, нарушая принцип соборности. Таким образом, в деле организации унии самым радикальным образом столкнулись две экклесиологии — католическая и православная. С католической точки зрения, все в Церкви решают исключительно Папа и епископы, которым он как бы делегирует часть своих полномочий «наместника Христа». Поэтому, с точки зрения католицизма, решение епископата перейти в унию означает, что их паства должна принять это как должное и следовать за своими пастырями. Но такая точка зрения неприемлема для православного понимания Церкви. Известно множество примеров того, как соборные деяния не принимались народом церковным, и в результате тот или иной собор входил в историю Церкви как лжесобор, как это было, например, с монофизитским «Разбойничьим» собором в Эфесе или иконоборческим «Безглавым» собором в Константинополе.
На Брестском соборе произошло и еще одно малозаметное, но очень важное событие, которое, думается, следует также связывать с позицией Никифора и Острожского. Стефана Зизания и двух священников Виленского братства, отлученных от церкви Михаилом Рагозой «за ересь», объявили невиновными: «Так как сам митрополит в послушании у церкви восточной не хотел быть, то и клятву свою на этих священников положил ни за что другое, как только за книжку, сочиненную на костел римский». Это решение позволило яркому проповеднику продолжить свою деятельность дальше. В то же время свидетельствовало о примирении церковной иерархии с братствами.
Именно усилия Никифора и Острожского практически нейтрализовали успех унии, несмотря на всю мощь соединенных усилий папы и короля. Благодаря стойкости православных, а также мудрым действиям председателя собора экзарха архидиакона святого Никифора, а также бескомпромиссной позиции Константина Острожского православный собор прошел в строгом соответствии с канонами православной церкви.
Естественно, что король и католическая церковь были раздражены деятельностью экзарха и его покровителя. Сразу после собора начались гонения на православных. Сигизмунд III не замедлил издать указ о том, чтобы в кратчайшие сроки страну покинули все греки, не являющиеся гражданами Речи Посполитой. Вскоре ее оставили александрийский экзарх Кирилл Лукарис, белградский митрополит Лука и афонские архимандриты. Никифор продолжал вести себя независимо и бесстрашно, пребывая в землях князя Острожского, и преподавал в Острожской академии. Однако ему было ясно, что власти не оставят его в покое. Как известно, Никифор был обвинен в шпионаже в пользу Турции. И хотя суд закончился полным провалом обвинителей, однако Никифор не был выпущен на свободу. Без всякого приговора он был отправлен в Мариенбугский замок, из которого не вышел. Думается, что, отдавая экзарха Константинопольского патриарха Никифора на суд, князь Острожский не верил в расправу над своим соратником. В деле Никифора благоверный князь видел выпады и против себя. Хорошо известны слова Острожского, произнесенные перед королем: «<...> На старости лет затронули у меня самые дорогие сокровища: совесть и веру православную. Видя смерть пред глазами, напоминаю вашей королевской милости: остерегитесь; поручаю вам отца Никифора, а крови его на страшном суде Божием искать буду; прошу бога, чтоб уже больше не видать мне такого ломанья прав».
После этих страшных событий Константин Острожский не изменил своего поведения. Когда архимандрит Киево-Печерской лавры Никифор Тур отказался содержать униатского митрополита Рагозу за счет монастыря, как было решено ранее в Бресте, король потребовал от Киевского воеводы отстранить Тура от архимандрии, но Острожский, наоборот, морально и материально поддержал последнего. Известно, что 4 августа 1597 года Александрийский патриарх Мелетий Пигас назначил Львовского епископа Гедеона Балабана экзархом Киевской митрополии. Балабан разъезжал по митрополии под охраной отряда Острожского и рукополагал с подачи шляхтичей кандидатов на пустовавшие приходы. С именем Константина Острожского связано и еще чрезвычайно важное для Православной церкви событие. Князь не допустил перехода Софийского собора и Выдубицкого монастыря в руки митрополита Потея. 3 апреля 1604 года папа Климент VIII написал письмо князю Острожскому с призывом присоединиться к Римско-католической церкви. Однако и на это предложение Острожский ответил так, как и 8 лет назад Петру Скарге: «… Думаю, что и самому творцу будет приятно, когда в мире водворится покой и когда это дело проистечет вместе и от наивысшего бискупа римского и от патриархов восточных». Таким образом, до конца дней своих, перенеся тяжелые личные утраты, князь Константин оставался центром сопротивления унии. И сегодня для нас князь Острожский остается не только заступником перед Богом, но и являет собой образец искреннего стояния в вере и верности православной Церкви и ее преданию.

01.07.2008. ХМЕЛЬНИЦЬКИЙ. Відбувся випуск в середній школі, яка діє при СИЗО

Хиротония епископа Антония