Україна Православна

...

Официальный сайт Украинской Православной Церкви

Александр Наумов, профессор Краковского университета(Польша). Состояние Православной церкви в эпоху князя Острожского

В таинствах эпохи мало говорится о несомненном благочестии и глубокой вере паствы Христовой, которая ведь удивляла проходящих через наши земли путешественников.
Александр Наумов

Европа входила в XVI век стремительно. Недавно открытая Америка начинала приносить ощутимую выгоду, использование печати революционизировало книжный рынок, потоки греческих и балканских беженцев перед лицом турецкого захватчика оказывали интеллектуальную и художественную поддержку свободной части континента. Гуманизм переходил в возрождение, обращалось внимание на языческую, а также библейскую античность, появилась и развивалась filología sacra. Ферментирующие в XV веке движения, подчеркивающие национальный характер отдельных частей Церкви (как гуситы) и борющиеся за сохранение первичного характера ее организации (как сопротивляющийся вводимой монархии папы римского концилиаризм) перерождались в сепаратизм и изоляционизм отдельных ветвей протестантизма.
На Востоке в интеллектуальном плане пустела поствизантийская территория; слава и хвала Византии, Тырнова, Видина, Скопья, Крушеваца и Смедерева гасла под турецким владычеством, а славянские церкви все более и более ощущали жесткую политику покоренного Патриархата. Лишь Румынские княжества умело лавировали и мужественно защищали свою относительную независимость. Гора Афон с трудом приспосабливалась к новым условиям, а Святая земля и Синай становились еще более отдаленными, нежели прежде. Икоту вызывало воспоминание о Ферраро-Флорентийской унии, однако повсюду раздался возглас облегчения, когда 7000 (семитысячный) год от сотворения мира завершился (31 августа 1492 года), конец света не наступил и нужно было внести конструктивные элементы в размышления о греховности человека и бренности преходящего мира.
Развивалось территориально и возрастало в силе независимое уже Московское княжество, обращенное пока главным образом на Запад, после поглощения Великого Новгорода ищущее выхода к Балтике и не скрывающее апетита на русские земли Великого Княжества Литовского. В свою очередь Литовская Русь — перепуганная падением своей духовной столицы (Константинополя) и великолепного соседа (Новгородской республики), ощущающая на себе все более аргессивную политику Католической церкви и политическое давление Москвы, демонстрирующая (например, под Оршей) свою гражданскую лояльность по отношению к общему с поляками и литовцами государству — все еще верила, что удастся выработать модель достойной совместной жизни Обоих или даже Трех Народов и обеих частей разделенной Церкви.
XVI век был для Европы веком огромных перемен. На Западе главной проблемой стал раскол в лоне латинской Церкви, в результате которого отделилась основная часть германского христианства (англикане, лютеране, кальвинисты) и центр тяжести передвинулся в сторону романских стран. Желание римской Церкви компенсировать понесенные потери усиливало миссионерские программы, охватывающие как православные страны, так и «языческий» азиатский Восток, Америку и Африку. Военные успехи прекрасно развивающейся и процветающей Оттоманской империи не давали спать папе римскому и другим католическим монархам, а вовлечение «схизматической» Москвы в антитурецкую лигу было сопряжено с жаждой ее католицизации. Реформация и антропоцентрический ренессанс показали глубокие трещины в монолите латинской Церкви и западной цивилизации в целом. Как брошенный бумеранг возвращались на повестку дня затруднительные темы: использование национальных языков в богослужении и проповедении, святое причастие под двумя видами, целибат белого духовенства, авторитет и власть в Церкви, участие мирян в церковной жизни, взаимоотношение Писания и Предания, вера и разум, духовная и светская власть итд. Печатные станки штамповали сотни книг, папы римские — будучи подателями королевских корон и епископских посвящений, а также наивысшим и самодостаточным авторитетом — все смелее говорили о себе как о единственном источнике власти и веры. Триденсткий собор и его постановления являются наиболее полным отображением проблем и характера всей эпохи, а самым красноречивым продуктом того времени стало Общество Иисуса, соединяющее в своей программе ревностную веру, фундаментальное знание и безграничную преданность епископу Рима. С отерио логический эксклюзивизм и экклезиальная надменность в римской Церкви достигли предела, а реформированное христианство на первый план выдвинуло то, что явным образом отличало его от римского, становясь иногда его антитезой и все более раздрабливаясь на очередные новые деноминации.
Также в истории восточного славянства шестнадцатое столетие — это век судьбоносный, определяющий на долгое время идеи и программы. Московсое государство решительно двинулось в северном, восточном и южном направлениях, а охват территории, на которой славянское православие становилось господствующей религией, возрос в несколько раз. Завоевание Казанского и Астраханского царств приблизило надежду на выход к Черному морю, а следовательно — и к бассейну Средиземного моря. Сибирь открывала еще пока неисследованные, но уже предвкушаемые возможности. Северо-запад также не переставал занимать надлежащего места — напротив западной крепости Нарва была вознесена импонирующая крепость Иван-город, с главной башней неспроста названной «Государево око». С железной последовательностью была проведена консолидация русских земель наряду с жесткой реализацией нивелирующей программы централизации. Старательно изглаживались следы локальных традиций, использовались все доступные средства для символической и реальной универсализации Государства — царский титул, основание патриархата, идея Третьего Рима, общерусский собор святых, новая государственная редакция текстов, перенятых из местных письменных традиций и т.д.
И лишь древние русские земли на западе не находились под контролем московского центра. Мать русских городов Киев (несмотря на то, что находился в запустении) оставался в литовско-польских руках и с идейной точки зрения портил взлелеянную в Москве картину единой Руси. Также другие священные города Киевскиой Руси – Слуцк, Полоцк и Туров, ВильношГродно, Бельск, Дрогичин и Мельник, Холм, Владимир Волынский и Перемышль находились вне зоны досягаемости. Мать русских монастырей — Киево-Печерская лавра, а также Почаевская гора и ряд домонгольских святынь являли собой самостоятельную, конкурирующую в идейном плане духовную и политическую действительность. Свидетельствуют об этом миграции идей и личностей, среди которых можно вспомнить хотя бы Андрея Курбского, Ивана Федорова, старца Артемия с одной стороны, и князей Глинских — с другой. Можно шутливо сказать, что пушкинская «корчма на литовской границе» многое повидала в XVI веке.
Польско-литовское государство также переживало тогда кардинальные изменения, частично в контексте общеевропейских процессов, частично — параллельно с изменениями, проходящими у московского соседа. Пришлось смириться с потерей — причем на долгие столетия — западных и северных земель, Силезии и Поморья. По собственному желанию центр государства был перенесен на недавно присоединенную к Короне Мазовию, в результате чего были запущены государствообразующие области Малой Польши и Великополыии. Было дано своего рода молчаливое согласие на создание прусского могущества, не удавалось остановить процесс перехождения магнатов и шляхты в протестантизм (особенно кальвинизм), допускались очередные ошибки в решении козацкого вопроса. Слабая позиция правителя (который был одновременно королем Польши и Великим князем Литвы) в политической системе государства и его зависимость от Рима способствовали самоуправству и произволу олигархов и давали полную свободу действий приезжим и местным папским сановникам.
Консолидации русских земель вокруг Москвы польские элиты решили противопоставить идею преобразования федерации Короны и Княжества в один государственный организм Речи Посполитой. Люблинская уния была демнострацией польского превосходства в политической расстановке партнеров, кульминацией которого было решение короля о подчинении оргомной южной территории Княжества небольшой и слабой Короне. Урезанное таким образом Княжество не являлось уже для Короны политической проблемой. Однако эта уния не решала самого главного вопроса — католицизации Руси и распространения над ней папской власти. Поэтому прибывшие в Речь Посполитую три года спустя после Люблинской унии иезуиты разрабатывают проект, согласно которому подчинение папе римскому православных христиан с территории, находящейся под властью католического короля и великого князя, должно было стать мостом к юрисдикционному овладению Московской Русью. Таким образом период между 1569 и 1596 годами — это время невиданного давления, интриг, изощренных уловок архитекторов и строителей унии, в данном случае уже конфессиональной — брестской. Именно тогда польско-литовское государство, как одно из первых, вводит реформу календаря и старается навязать это папское изобретение также православным. На долгое время календарный вопрос будет одной из самых главных тем в дискуссиях и спорах, а также поводом для распрей.
В полемической литературе того времени, а также в ее обработках нового времени в качестве лейтмотива фигурируют утверждения о
состоянии упадка, в котором якобы находилась Церковь в польско-литовском государстве. Эти утверждения появляются в отношении нескольких вопросов, среди которых: принятие должности митрополита и епископских кафедр недостойными того людьми, ненадлежащее исполнение должности игуменами монастырей, рукоположения иереев и диаконов с нарушением канонического права, низкий уровень богословского образования приходского духовенства и монахов. Прежде всего речь шла о проблеме второбрачия, которое было каноническим препятствием для всех рукоположений, и о монашеских постригах без отказа от супружеского сожития. В случае епископов проблемой было также назначение на кафедры светских людей, которые проходили «быстрый путь» до хиротонии. Низкий уровень образования связывался с нехваткой или отсутствием школ, типографий, проповедников и миссионеров.
Что же является критерием сопоставления такой оценки, которая наиболее трагически звучит в устах самой Церкви в Плаче Мелетия Смотрицкого, но присутствует также в произведениях православных, огорченных таким состоянием и в высказываниях католиков и униатов, подчеркивающих недостатки православия? В таинствах эпохи мало говорится о несомненном благочестии и глубокой вере паствы Христовой, которая ведь удивляла проходящих через наши земли путешественников. Не говорится о создающихся и функционирующих сотнях монастырей и тысячах приходов, где ежедневно возносились молитвы, где создавались ценные и прекрасно переписанные рукописи, из которых лишь небольшая часть сохранилась до наших дней, где процветала иконопись и создавались, как в Супрасли, замечательные фрески. В начале века Матфей Десятый создал замечательные списки библейских книг, в первой четверти века Франциск Скорина оказался в первом ряду европейских библистов и церковнославянских гимнописцев и издателей, возникали прекрасные церковные напевы. Чем польско-литовское, т.е. белорусско-украинское православие было хуже других? Если посмотреть на состояние иных Церквей в Европе, то в принципе ненамного лучше было в молдавских и влашских землях, где забота господарей и вельмож способствовала строительству и развитию сакрального искусства. По мере возможностей активной была Воеводина с Фрушкой горой, а во второй половине столетия по воле великого везира Мехмеда Соколовича возродился печский сербский патриархат, который будет в последствии два столетия поддерживать славянскую духовную культуру на Балканах, но лишь на уровне производства рукописей и церковной живописи. Сам константинопольский Патриархат находился в деградации, сосредоточенный на сборе налогов и вражески относящийся к славянской духовности, равно как и Охридская архиепископия. На православных территориях, принадлежащих Венецианской республике, создавался симбиоз восточного и западного искусства, который наиболее полным образом виден в произведениях итало-критской школы, а также усиливалось давление со стороны западной Церкви. Сама Венеция стала важным центром православной эмиграции, здесь Божидар Вукович и его последователи издавали десятки книг для нужд притесняемого на другом берегу Адриатики христианства, здесь греки, возглавляемые первым православным митрополитом на Западе, создали свой первый центр богословской мысли и размышлений над ситуацией Туркогреции, а также вступили в теологическую дискусиию с католиками, особенно по вопросу таинств.
В единственном православном государстве — Московском княжестве (а затем Царстве) Церковь столкнулась со стремлением владетеля к ее полному подчинению. Участие в модели, сакрализующей монарха и низводящей Церковь до роли исполнителя его повелений, придавала действиям Церкви политический характер. На огромной территориимосковской митрополии епископов было мало и их назначение также было связано с центральной властью, и часто происходило с явным ограничением принципа соборности. Интеллектуальная жизнь сосредотачивалась вокруг митрополита (патриарха) и двора, а также в монастырях, особенно самых крупных. Просвещение ограничивалось обучением грамоте и пению, передача знаний и опыта осуществлялась через духовное руководство старцев и активное участие в богослужебной жизни. С трудом находило одобрение печатное искусство, которое также было вовлечено в программу централизации. Значительным авторитетом пользовались исихасты, отшельники и молчальники, однако их общественная роль не была особенно большой. Таким образом, все
благосостояние московской Церкви базировалось на власти государя и
зависело от его воли и симпатии. В чем же заключалась слабость православной Церкви в польско-литовском государстве? Обратимся к словам и мыслям наиболее близкой нам личности — Константина Василия, князя Острожского.
Во второй части предисловия к Острожской Библии, той без греческого параллельного текста, князь указывает на обстоятельства, в которых находилось белорусско-украинское православие и которые его толкнули к ее изданию. Основную причину князь видит в том, что православная Церковь, „искупленная от клятвы законной честной кровью Христовой была осаждена со стороны врагов противящихся и «нещадныхъ волковъ пришедшихъ в мирь», которые ее пожирали «без милосердіа». В тексте следуют мессианская цитата: Жалость (т.е. ревность) дому твоего счесть мя (Пс. 68,10, Ио. 2, 17) и возглашение: то бо есть от благоверыхъ, и богоразумныхъ, егоже не подвиже жалость зряще ветхость Церкве Христовы на паденіе клонящуся. или кто не смирится, и не смутится видя виноградъ Богомъ насажденый, егоже объимаютъ вси мимо ходящей путем разоренія ради оплотовъ его, и поядаетъ и’ инокъ дивш, и вепръ от луга озоба и’ (Пс. 79, 9. 13-14). И никто же может стати противу ярости его скудости ради духовныя броня, еже есть Слово Божие (=Еф. 6,17, см. Ис. 59,17-18 и 1 Сол. 5,8). Или кто не умилит сердца своего, и не плачется зряще разореше Церкве Христовы и испровержену хвалу его, и яко волци тяжцы нещадно расхищают и распужают овчее стадо Христово (Ио. 10,12, срв. Деян. 20,29). Различныя бо супостаты, и многообразныя лукавства обстоятельны.
Здесь упоминается ослабленное положение Церкви, князь говорит о ее ветхости и разорении, однако причина этого состояния находится не столько во внутренней слабости, сколько в массированной атаке извне. Называемые библейскими определениями (инок=уединенный дивий, вепрь от дубравы, полевой зверь, волцы тяжцы) враги-супостаты, с помощью разнообразных хитрых приемов приносят вред нашей Церкви. А ведь она является истинной виноградной лозой, которую насадила десница Господня, это паства, стадо Христово, которого Он — и только Он -является Единым Пастырем. Неприятели православия разрушают ограду лозы, и все, проходящие по пути обрывают виноградные гроздья, лишают виноград Господен чести и славы. Православной Церкви не хватает средств для отражения этих напастей, она не была приготовлена к такой опасности. Ей необходимы броня, оружие и щит Слова Божиего, учения Отцов Церкви, которыми следует ее вооружить, дабы могла стати противу ярости всяческих католических, протестантских (а вскоре и униатских) супостатов, поэтому — как гетман Ходкевич в Заблудове издал Учительное Евангелие — князь Константин Василий издает в Остроге всю Библию.
Утверждение об упадке православия в Речи Посполитой является удобным и распространенным аргументом, поскольку позволяет обосновать и оправдать введение унии с Римом заботой о европейском уровне восточного христианства, поскольку дает возможность позитивной оценки латинизации, католизации и полонизации восточнославянского населения. Но это утверждение ложное. Сравнение положения православия в польско-литовском государстве с другими Церквами показывает, что если бы не давление со стороны католицизма, то оно продолжало бы развиваться естественным образом, и не имея царских палат, выстраивало бы свою идентичность на величии убогой-вифлеемской пещеры. Мифом является также высокий уровень европейского католицизма в целом в ту эпоху, а применение элитарной иезуитской меры для оценки обычного среднего уровня православного населения™ злоупотреблением. В случае нашей Церкви угроза была ежедневно близка, она касалась живой ткани общества — смешанные браки, переход ближайших родственников и друзей на католицизм или унию либо выбор одной из протестантских конфесий. Таких испытаний не знала московская Церковь, даже во время раскола, а исламизация, имеющая место среди православных на Балканах, будучи сменой религии, имела другой характер, часто становясь особым двоеверием. Поэтому с раздумьем следует вспомнить реакцию князя Константина Василия на сообщение, что его второй уже сын, забыв присягу, перешел в католичество — князь тогда закрылся в комнате и несколько дней постился и молился в уединении… Тяжелая дружба, тяжелые связи, тяжелые решения… Из них вырастала иная, нежели где-нибудь в другом месте, форма православия, неустанно борющегося с искушениями и кающегося, если случалось им поддаться. Это особенный путь белорусско-украинского христианства, на котором наш великий князь Острожский оставил неизгладимый след.