Василий Анисимов: «Уния была и остается камнем преткновения между православными и католиками»

– Василий Семенович, на встрече Святейшего Патриарха Кирилла и Римского Папы Франциска особо была выделена Украина, в которой отношения католицизма и православия всегда были проблемными. Ведь именно из-за Украины диалог никак не мог состояться?

– Историческое самосознание Древней Руси и последующих веков было связано со взаимными анафемами Рима и Константинополя. Будучи  наследниками Византии, мы девятьсот лет воспринимали католицизм как агрессивное вероотступничество, которое подтверждалось исторической практикой – крестовыми походами против православных и, конечно же, унией, ставшей для Белоруссии и правобережной Украины катастрофой. Католицизм насаждался властями Речи Посполитой посредством унии огнем и мечом, что привело к тотальному разорению страны, Православной Церкви, «широкому морю слез и крови». Шевченко и Грушевский считали унию самой большой трагедией украинского народа. Большим бедствием была лишь фашистская оккупация, которую Гитлер тоже называл «крестовым походом» против большевизма. А призывал к «крестовому походу» против СССР и даже в 1941 году благословил нападение Гитлера на нашу страну Римский Папа Пий XI. Фашисты несли с собой свастику – «вращающийся крест». Фирменные крестоносцы. Ватикану, конечно, никто этого не мог простить. Пособниками фашистов, как известно, были и наши униаты, окормлявшие карательные батальоны и эсэсовцев.

– Но ведь это уже дела прошлого?

– У нас уже четверть века пытаются сделать Великую Отечественную войну досадным прошлым, особенно зверские преступления фашистов-оккупантов из европейских стран, которые сегодня учат нас непреходящим «европейским ценностям». По Украине, как и по Белоруссии, разрушительный каток прошел дважды: когда ее завоевывали и когда отступали. Когда взяли, скажем, Киев, устроили Бабий Яр, в котором расстреляли 200 тысяч людей, когда отступали, погубили еще больше: объявили под угрозой расстрела поголовную эвакуацию, всех гнали, все грабили, что не могли вывезти – жгли, взрывали. Оставляли выжженную землю. После войны в Киев вернулось лишь тридцать процентов довоенного населения. А куда семьдесят делись? «Распылили». И так повсеместно. За время оккупации три миллиона молодых людей вывезли на рабский труд в Германию, где половина из них погибла. Кстати, они там работали не только на рудниках, заводах, в частных хозяйствах, но и в католических монастырях. Украину превратили в один концлагерь, с принудительным трудом на благо Рейха по 14-16 часов, насилием, бесправием, грабежами, вывозили землю, скот, художественные ценности. Если в Белоруссии из 9 тысяч разрушенных и сожженных сел судьбу Хатыни, где вместе с домами сожгли население, повторили 628 деревень, то на Украине 1377 из 29 тысяч сел.

– Жуткая статистика…

– Не то слово. Даже если они не убивали селян, то практически обрекали их на смерть. Я писал о такой трагедии в Винницкой области. Там немцы держали в лесу пленных красноармейцев на лесозаготовке. Партизаны отбили их. Так в отместку немцы сожгли пять близлежащих сел. Селян, а это были в основном дети и старики, выгнали из хат, некоторых расстреляли для острастки, а дома и прочие постройки сожгли дотла. В январе! Одни к родственникам в другие села пошли, другие землянки в лесу рыли, гибли от холода и голода. По Украине четыре миллиона мирных жителей умерли во время оккупации. Война стала трагедией для каждой семьи. И это не прошлое. Возьмем такой любопытный факт. Украина стала независимой через сорок пять лет после окончания войны, но два первых президента – Леонид Кравчук и Леонид Кучма – сироты войны: их отцы-красноармейцы погибли на фронтах. Отец Виктора Ющенко прошел через фашистский концлагерь. Виктора Януковича воспитывала бабушка, которая прошла все круги ада в, опять-таки, Германии. В Украине нельзя найти еврея, чья семья не пострадала бы от устроенного фашистами геноцида. Но, как видим, и украинца такого найти тоже очень сложно. Даже среди президентов. Сегодня хотят вычеркнуть эту страницу истории. Беспамятство оборачивается трагедией: у нас героизируют  пособников фашистов.

– Но ведь католики тоже пострадали от фашизма…

– Конечно. Как и протестанты. Однако Патриарх-мученик Тихон анафематствовал богоборческую репрессивную власть Страны Советов и умер под арестом, его приемники, как и сотни православных епископов, пошли на плаху, а Папа Римский опасался осуждать фашизм, хотя знал, что не только немецкие, но и итальянские дивизии дошли до Волги, знал, что творят армии объединенной Гитлером католической Европы на оккупированных территориях СССР. Наши же униаты вообще с распростертыми объятьями и цветами встречали оккупантов, что сохранила кинохроника, и даже окормляли карательные батальоны и дивизии. После освобождения Украины от фашизма им, как коллаборационистам, это, конечно, припомнили.

– А почему уния (союз), которая должна была объединить, обернулась разъединением?

– Ее придумали иезуиты, и она была лжива изначально, готовилась тайно. Ведь это не было «преодоление многовекового разъединения» путем соединения католиков и православных в одну церковь, католики же не были обращены в унию. В Бресте в 1596 году верхушка Православной Церкви кнутом и пряником была присоединена к Католической Церкви, признала верховенство папы, за что получала от власти привилегии, им разрешили сохранить «восточный обряд». Создали эту структуру, назвав «Русской униатской церковью», «святой унией», и стали в нее загонять тот же православный «народ русский», как тогда называли себя нынешние украинцы и белорусы. И эта давильня длилась с переменным успехом два столетия. Если, скажем, на территории нынешней Беларуси православных более-менее смогли додавить, то на окраине Речи Посполитой, в Украине,  это давалось нелегко, поскольку на защиту родной веры православной стало запорожское казачество. Все бесчисленные казацкие бунты, мятежи, восстания, которые жестоко подавлялись, как правило, начинались с того, что где-то власть захватила очередной православный храм или монастырь.

– И дольше многих в православии держалась нынешняя униатская Галиция?

– Да. Львовская, Луцкая, Перемышльская православные епархии. До 18 века. Православный Львов пал в 1700 году под давлением властей и благодаря предательству Львовского епископа Иосифа Шумлянского. Через восемь лет власти поставили точку, взяв штурмом Братскую (Успенскую) Церковь, оплот знаменитого Львовского ставропигийного православного братства, которое сдерживало унию. Мы публиковали список из Ватиканской библиотеки 1100 православных храмов Галиции, которые были Шумлянским переданы под омофор Рима. Так что все древние храмы Галиции, включая собор св. Юра, – исконно православные.

Насилие торжествовало, хотя статьи Андрусовского мира и «вечного мира» 1686 года между Речью Посполитой и Русским царством запрещали притеснения православных и обращения их в унию, а Москва обязывалась защищать православных. Однако каток окатоличивания, ополячивания, латинизации был безжалостен. Через столетие, перед разделами Польши, на всем правобережье оставалась лишь одна православная епископская кафедра с центром в Могилеве-на Днепре, в нынешней Белоруссии.

– А чем объясняется такая нетерпимость?

– Религиозной составляющей, наверное, так и должны проходить «битвы цивилизаций». Казалось бы, захватили, разграбили, обложили податью. Зачем храмы разорять, жечь иконы, «книги старовечные», о чем мы читаем в посланиях Богдана Хмельницкого, казацких летописях? Павел Загребельный, автор знаменитых исторических романов, удивлялся, что на Украине, в отличие от России, не сохранились ни иконописные школы, ни летописные. Наши главные книги – «Повесть временных лет», «Слово о законе и благодати», «Киево-Печерский патерик» и прочие – сохранились лишь в летописях северной Руси, хотя эти земли тоже были под монголо-татарским игом. Почему? Потому что монголы вели захватническую войну, им как-то все равно было, во что веруют завоеванные народы, а католицизм – религиозную. Михаил Грушевский писал, что уния стремилась вытравить «саму душу» украинского народа. Отсюда нетерпимость. Правда, надо сказать, что наши казаки во время восстаний и освободительных войн тоже никакой терпимостью не отличались. В Бресте, кстати, сохранилась Николаевская церковь, где папские легаты, представители короля, митрополит Рогоза и пять православных епископов учредили эту злополучную унию. Если церквушку впервые посещаешь, то оторопь берет: она-то небольшая, если столы и лавки поставить, то человек двадцать только и поместятся. И здесь горстка людей совершила деяние, обернувшееся вековым кровавым противостоянием. Впрочем, и православный Собор, созванный князем Константином Острожским и Константинопольским экзархом Никифором, тоже заседал тогда в частном доме. На нем были анафематствованы Рогоза и прочие отступники. Эти константинопольские  анафемы до сих пор не сняты. Власть ответила репрессиями. Того же экзарха Никифора уморили голодом в тюрьме.

– Но при Екатерине Великой началось разуниачивание Украины и Белоруссии?

– Да. После разделов Польши и включения ее земель в состав Российской империи. За исключением Галиции, которая отошла к Австро-Венгрии. Униатов возвращали в православие, порой тоже с насилием, а для римо-католиков никакой новой унии (типа «православных западного обряда»), никто не выдумывал. Напротив, белые цари строили им роскошные храмы – например, в Киеве Александровский и Николаевский костелы. Однако за время униато-православных войн сформировалась стойкая, антиуниатская ментальность украинцев. Тарас Шевченко, духовный отец украинского народа, пожалуй, ни одного униата никогда в глаза не видел, да и католики ничего плохого не могли ему сделать, но вот его творчество – антиуниатское и антикатолическое. Папу Римского он вообще считал чуть ли не центром мирового зла: «Кругом неправда і неволя,// Народ замучений мовчить. //І на апостольськім престолі //Чернець годований сидить. //Людською кровію шинкує //І рай у найми оддає!» Католики ответили тем, что прокляли и сожгли стихи поэта.

– Уния считается крайне русофобской организацией, окормляющей галицких фашиствующих националистов во главе с тягнибоковской «Свободой». Как уживаются униатство и антиуниат Шевченко?

– Отлученный от Церкви Михаил Денисенко (Филарет) до изгнания из руководства УПЦ активно боролся против возрождения унии, называл ее «противоестественной». В унии, действительно, совмещается несовместимое. Скажем, пропагандистский культ Шевченко в СССР был инициирован самим вождем мирового пролетариата. В 1918 году В. Лениным было подписано постановление о монументальной пропаганде, которое предписывало все старорежимное разрушать и переименовывать в революционное. Затем он же подписал список из 66 человек для увековечивания – от Спартака до Володарского. Среди писателей, наряду с Толстым, Пушкиным, Гоголем, Чернышевским, был и Шевченко. Он более всего подходил под революционные стереотипы поэта-революционера: выходец из народа, перенес все тяготы крепостничества, эксплуатации, самодержавия, против которых и боролся. Если Пушкину в СССР и мире открыто 200 памятников, то Шевченко –1300.

В Галиции унии, созданной для борьбы с Православной Церковью, не с кем было бороться: австрийское правительство разрешило иметь лишь один православный приход – во Львове, который полтора столетия именовался Лембергом. Кстати, членом этой общины был и отец нашей государственности Михаил Грушевский. А местный народ постоянно подвергался притеснениям и со стороны поляков, и со стороны австрийской власти, в гимназиях обучение шло только на немецком или польском языках, украинский там был запрещен, к тому же его неоднократно пытались на латиницу перевести. Поэтому там было сильное русофильское движение, стремление сохранить русскость-украинскость, что трудно было бы сделать без Гоголя, а тем более – без Шевченко. Великий Иван Франко основал даже «Русско-украинскую радикальную партию». Знаменитый православный композитор Николай Лысенко написал для детей Галиции по просьбе галичан замечательный духовный гимн «Боже великий, единый, Русь-Украину храни!» Не Австрийского императора, как полагается, славить поданным, а Русь-Украину. Да и сама уния какие-то остатки старого русского мира в себе сохраняла – прежде всего церковнославянский язык богослужения и тот же обряд.

– Получается, что и доброе уния делала?

– До тех пор, пока не появилась возможность делать то, для чего она предназначена, – бороться с православием. Как только границы стали рушиться, грянули мировые войны, Андрей Шептицкий немедля возмечтал на немецких плечах донести унию не только до Москвы, но и до Тобольска. Впрочем, были и совестливые униаты. Тот же протопресвитер Гавриил Костельник, который писал, что мы стыдимся называть себя униатами, прячемся под именем греко-католиков, памятуя, сколько бед уния принесла украинскому народу. Они же и переименовывали себя в зависимости от конъюнктуры: уже не Русская униатская церковь, не Русская греко-католическая церковь, а Украинская греко-католическая. Дескать, уния —  церковь украинского народа, родная, а вот тысячелетняя Русская Православная Церковь, которая родилась в Киеве и всегда была со своим народом, – не родная. Потом по той же методе основывал свою секту М. Денисенко (Филарет). Постоянно лгать, прятаться под овечью шкуру, скрывать прошлое – это трагедия для самих униатов. Для римо-католиков, которые, случалось, прессовали униатов, они «недокатолики», для православных – отступники. Отсюда комплекс неполноценности, злоба, агрессия.

– Сотрудничество с фашистами, окормление карательных батальонов, бандеровцев – одна из черных страниц унии…

– Степан Бандера был сыном униатского священника, однако это экстремистское подполье боролось в основном с поляками, поскольку с 1919 года Галиция была под Польшей. Когда по пакту Молотова-Риббентропа Сталин аннексировал Галицию, никакого особого сопротивления со стороны бандеровцев оказано не было, напротив, это было воспринято как осуществление «многовековой мечты» воссоединения украинского народа. Когда Сталин депортировал несколько десятков тысяч поляков, которых во Львове было в три раза больше, чем украинцев, к этому с пониманием отнеслись. После начала войны Шептицкий был уверен в победе Германии, поэтому подобострастно приветствовал Гитлера, когда тот «победоносно» шествовал по нашей земле, униаты были в карательных батальонах и в дивизии «СС», но я не думаю, что все эти ужасы Бабьего Яра, Хатыни, Волынской резни имели какой-то религиозный подтекст. Там происходило форменное расчеловечивание людей вне любой религии. После разгрома Германии бандеровцев и униатов преследовали как пособников фашистов, хотя у нас сегодня утверждается, что они были на самом деле героями-сепаратистами, которые стремились отделить Украину от Союза и создать независимое украинское государство.

– А это было реально?

– Декларировать, какую-то подрывную деятельность могли вести, но противостоять мощному тоталитарному государству, конечно, не могли. Вся эта борьба свелась к гражданской войне в Галиции, где с обеих сторон гибли украинцы. Украинцев-фронтовиков отправляли зачищать бандеровцев, те сопротивлялись с отчаяньем обреченных, мстили, убивая гражданских украинцев (хозяйственников, инженеров, учителей, врачей и т.д.), которых присылали из восточных и центральных регионов налаживать мирную жизнь. В советское время почитали одних, клеймили других, теперь наоборот, одних героизируют, других не вспоминают. А надо помнить всех, а героев в таких войнах не бывает, но все – жертвы.

– Униаты после войны подверглись сталинским репрессиям…

– Как и православные священнослужители, причем православных – в разы больше. И Лавра пошла в лагеря, и приходские священники: раз правил службы Божии при фашистских оккупантах – значит, пособник. И стандартное наказание – 10 лет. В 1946 году прошел Львовский Собор, упразднивший унию и возвративший галичан в родную церковь, любопытно, что тех, кто возвращался, не трогали, а кто нет – по этапу. У православных такой альтернативы не было: в 1946-ом было осуждено 4 тысячи православных священников. По сравнению с довоенными репрессиями (когда ежегодно не арестовывали, казнили десятками тысяч) это, конечно, либерально.

– Но Ватикан не признал этот Собор, поскольку он прошел по принуждению властей.

– А в унию разве переводили без принуждения? К тому же галичане, находясь под властью австрийцев или поляков, просто не могли вернуться в православие – их за это преследовали. А здесь, хотя и в тоталитарном государстве, такая возможность появилась, и власть была в этом заинтересована. Если бы этот собор выполнял лишь волю Сталина, а не народа Божиего, то, когда наступила религиозная свобода, все люди вернулись бы в унию. Но этого не произошло. Даже когда начался в 1990-е годы погром Православной Церкви в Галиции и власть принуждала к выбору – либо уния, либо православный раскол, – то половина населения предпочла расколы, чтобы все-таки оставаться в традиции православной. Сейчас в Галиции три тысячи филаретовских приходов, полтысячи автокефальных, а вместе – столько же, сколько у униатов.

Законность Львовского Собора признали все Восточные Патриархи. К тому же атеизм как государственную идеологию никто не отменял: этот пресс работал до последних лет Союза. Галичан преследовали и притесняли уже как православных.  Послевоенное послабление сменили хрущевские гонения, когда власти закрыли половину храмов Православной Церкви. Даже в 1980-е годы в Украине ежегодно и планомерно закрывали в среднем по 150 храмов, а священнослужителей, которые сопротивлялись, отправляли в тюрьмы. У нас до сих пор есть священники, и даже один митрополит, которые прошли советские лагеря.

– Разгром православных епархий в Галиции в 1990-е годы стал камнем преткновения между Католической и Православной Церквами. Чем все-таки он был вызван?

– Возрождением унии. В 1980-е годы на волне перестройки и демократизации сложились чуть ли не братские отношения между РПЦ и РКЦ. Особенно после Чернобыля, когда католические епархии, монастыри, приходы, семьи оказывали всестороннюю помощь пострадавшим, гуманитарную помощь собирали и развозили, десятки тысяч наших детей ежегодно брали к себе на оздоровления. Это было время распахнутых сердец. И тут, как написали бы наши древние летописцы, недремлющий враг рода человеческого решил подложить христианам свинью – предложил разрешить возрождать униатские общины. Михаил Горбачев и Иоанн Павел II об этом договорились. На фоне всеобщей горбачевской эйфории о том, что народы, распри позабыв, в единую европейскую семью соединятся, немногие восприняли это как возможную угрозу. Ведь вместе страдали от тоталитаризма. Блаженнейший Митрополит Владимир говорил, что на Западе сначала не понимали, как мы выживали, а потом – как мы выжили. Никто не думал, что у кого-то поднимется рука на Церковь, понесшую такие жертвы во времена тоталитаризма.

– Но украинцы были против?

– Да. Здесь память об унии и католицизме и длиннее, и ближе, и свежее. Филарет выступал против, напоминал о сотрудничестве унии с фашистами, потому что он сам был сиротой войны (отец погиб на фронте). К тому же и мировое православие крайне негативно относится к унии. Скажем, Константинопольский Патриарх Варфоломей считает унию «экклезиологической ересью, которая не имеет права существовать в христианстве». Это солидарная позиция Восточных Патриархов. С точки зрения общественно-политической, многие предостерегали, что уния в Галиции – это аппендикс католицизма, который будет постоянно гноится и отравлять страну злобой, ненавистью, враждой и разъединением. Что, собственно, и произошло.

– В Галиции, допустим, было две тысячи приходов, все – православные. Все священники – выпускники православных духовных школ Москвы, Питера, Одессы. Как они были обращены в унию?

– С 1990-го разрешили создавать и регистрировать религиозные общины. Если какая-нибудь протестантская община возникала, то проблем не было. А если униатская, то она сразу начина претендовать на действующий православный храм, разгоралась храмовая война. Чтобы ее избежать, была создана четырехсторонняя комиссия (Москва, Рим, Киев, Львов), которая утвердила такое разрешение проблемы: если большинство общины решало остаться в православии, то храм оставался за ними, а меньшинству все вместе должны построить новый храм. Если большинство было за унию – храм переходил к ним, а православным должны строить новый. Таким образом конфликты успели решить лишь в четырех случаях. А затем униаты, пользуясь тем, что к власти во всех трех галицких областях пришли руховцы, просто выбили православных из их храмов с насилием, ОМОНом, применением «черемухи». Во время штурма церкви в Самборе жестоко избили даже членов четырехсторонней комиссии от УПЦ. Они в гипсе, в кровоподтеках, с переломанными переносицами приехали в Киев и устроили пресс-конференцию. Жуткое зрелище! Православные Патриархи писали воззвания с призывом остановить беспредел. Но никто не реагировал: Рим и уния восстанавливали «историческую справедливость».

– Это и разрушило православно-католический диалог?

– А как иначе? Я брал интервью у Святейшего Патриарха Алексия, и он говорил, что все были потрясены: никто не ожидал, что РКЦ, Церковь-сестра, с жестокостью средневековых крестовых походов или насаждения унии в казацкую эпоху будет преследовать православных. Некоторые объясняли, что в папе-поляке что-то историческое, польское пробудилось. И время выбрали, что никто защитить не мог: страна разваливалась, власть была парализована, народ был деморализован, бедствовал.

– А чем ты объясняешь эту жестокость?

– Не в последнюю очередь политизацией религиозной жизни. Наши национал-демократы демократами бывают только, когда они в меньшинстве или в диссидентах. А когда при власти, то хуже большевиков – нетерпимость зашкаливает. Здесь важную роль сыграл личностный фактор – тогдашний предстоятель УПЦ митрополит Филарет (ныне отлученный от Церкви). Для руховцев главным политическим оппонентом была Компартия и ее ставленник – Леонид Кравчук, который занимал главный пост в державе – был головою парламента. Кравчук был секретарем ЦК КПУ и двадцать лет курировал атеистическую работу, за которой и сдружился с Филаретом. Для Филарета жизненное кредо состояло в том, чтобы всегда быть с властью и деятельно поддерживать ее. Поэтому он не только боролся с унией, автокефалами, но и руховцев честил в хвост и в гриву. Во время первых президентских выборов, где сошлись Леонид Кравчук и лидер Руха Вячеслав Черновол, Филарет не только развернул кампанию по дискредитации Черновола, но и создал церковный фонд в поддержку Кравчука, перечислив в него церковные деньги. Поэтому руховцы боролись с УПЦ, поддерживали унию, создавали автокефальные общины для разрушения УПЦ изнутри, а когда получили власть в Галиции, то с энтузиазмом зачищали регион от православных.

– Так что Филарет вложил свою лепту?

– Еще какую. Ведь он был разоблачен как агент КГБ по кличке «товарищ Антонов», ведущий аморальный для монаха образ жизни (имел детей и жену), верный помощник партии, удостоенный ордена Трудового Красного Знамени, сталинист, путчист, «украиножер». Церковь из-за него шельмовали во всех демократических СМИ с утра до вечера. Он олицетворял собой антиукраинскую преступную коммунистическую церковь. Черновол подписывал воззвания с требованием сместить Филарета, поскольку он является «преградой на пути духовного возрождения Украины». Ведь как проходили обычно захваты храмов в Галиции? Сначала митинг, «пятиминутка экзальтированной ненависти» с перечислением всех филаретовских грехов, затем мордобой и захват. Хотя православные люди ни Филарета, ни Евгении Петровны никогда в глаза не видели, а сами преследовались местными партийцами и чекистами.

– А как же он стал любимцем унии и националистов?

– Филарет всегда понимал шариковскую сущность и беспринципность униатов и галицких властей. Знал, что он не цель, а повод для погрома православных. Поэтому, когда, несмотря на заступничество и шантаж Кравчука, украинские епископы в Харькове расстригли и выгнали его из церковного руководства, он объявил себя жертвой и главным борцом с Русской Православной Церковью, «церковью-насильницей». И тут же стал лучшим другом и соратником унии. Поэтому сегодня галицкая власть и уния пляшут перед ним польку-бабочку, величают «украинским патриархом», «великим украинцем». Когда их спрашиваешь, неужели он перестал быть чекистом-путчистом-украиножером, молчат. Оказывается, русофобия и борьба с православием – это индульгенция на все времена.

– А как все-таки в Риме реагировали на погромы?

– По-иезуитски. Разводили руками. Это не мы, это местный народ, мы призываем этого не делать, а они все равно захватывают и передают нам храмы. Насилие длилось там много лет, причем униаты боролись не только с УПЦ, но и с автокефалами, которые иногда по нескольку раз отбивали свои храмы. Когда к власти пришел Кучма, он создал комиссию во главе с двумя вице-премьерами – генералом Василием Дурдынцом и академиком Иваном Курасом. Они подготовили правительственный отчет о православно-униатском противостоянии в одной только Львовской области в 1995 году. Он появился в прессе в 1996-ом, тогда же Папа Римский Иоанн Павел II выступил с апостольским посланием по поводу 400-летия Брестской унии. Эти два документа любопытно сравнить. В своем послании Папа говорил о совместном мученическом пути униатской и православной церквей в атеистическом государстве, а также подчеркивал, что между ними наблюдается «взрастание диалога любви». Правительственный отчет приводил статистику этого «диалога любви» за предъюбилейный год: более двух тысяч раз в населенных пунктах Львовщины отмечалось жесткое противостояние между униатами и православными; во Львовский областной отдел по делам религий поступило более 800 обращений по имущественным вопросам; 24 православные общины незаконно сняты с регистрации (попросту говоря, запрещены); для силового освобождения храмов от православных милиция привлекалась 58 раз, две тысячи работников МВД принимали участие в антиправославных битвах, ими затрачено 14 тысяч человеко-дней, что «обеспечило бы Львову перекрытие 40 патрульно-постовых маршрутов в течение трех месяцев». Кроме того, были приведены случаи привлечения к акциям избиения православных подразделений «Беркута», а также применения к православным христианам (в присутствии их детей) спецсредств, включая газ «черемуху». Вот такое «взрастание любви», и это ведь был не пиковый год.

– Может быть, от Папы все это скрывали?

– Скрывали – не скрывали, но кому от этого легче? У нас тоже многие полагали, что папа – это интеллект, совесть западной цивилизации, а уния – это заблудившийся во времени агрессивный пещерный католицизм, без стыда, совести и смысла. Но его визит в Киев в 2001 году поставил это под сомнение. Визит рекламировался как «смиреннопаломнический», для наведения «мостов любви».

– Украинская Православная Церковь отказалась участвовать в приеме Папы?

– Поначалу все были против – и филаретовцы, и автокефалы, но их прижали к ногтю. А Блаженнейшего Владимира не смогли. Хотя Папа ему два письма написал, а Кучма был очень настойчив и даже объявил этот визит «планетарным», первым за тысячу лет. Но ведь Ватикан даже не пробовал как-то разрешить униатскую проблему, будто никаких погромов и захватов не было. За отказ участвовать в папских торжествах УПЦ целый год клеймили как антиукраинскую, выступающую против евроинтеграции и т.д. Но самое любопытное, что по итогам визита в Украину вышел номер газеты «Оссерваторе Романо», официального рупора Ватикана, под восторженным заголовком «Реванш истории»! Никаких «мостов любви», братства, а реванш. Дескать, тысячу лет киевские князья, запорожские казаки, белые цари, советская власть не пускали папу в мать городов русских, а мы вот нагнули вашу гнилую власть – и свершилось! И это ведь не пещерная уния писала, а апостольская столица. Самое любопытное, что саму-то Римско-католическую Церковь в матушке-Европе совсем затюкали, даже в Конституции Евросоюза отказались упоминать о своих христианских корнях, а она все еще жила мечтами о реванше над православными!

– А как сегодня уния и УПЦ взаимодействуют.

– Уния, как обычно, занимается своим историческим предназначением: борется с Православной Церковью, клевещет, стучит, доносит на нее как антиукраинскую, антигосударственную. Этим она занималась и во времена Речи Посполитой, отправляя православных священников и казацких атаманов на плаху, и во времена Третьего Рейха. Бандеровцы-униаты во время оккупации убили православного экзарха Украины митрополита Алексия (Громадского), которого даже немцы не трогали. Сегодня, пожалуй, нет ни одной антиправославной глупости, мерзости, инсинуации, доноса, которые бы униаты ни пиарили на своих сайтах. Этим в Украине, кроме унии и богоотступного раскола, ни одна религиозная организация не занимается. Я даже не могу понять, зачем советская власть унию упраздняла – она бы была ей неоценимым подспорьем вместе с воинствующими безбожниками в борьбе с Православной Церковью. Кучма в свое время заставил все конфессии подписать декларацию, которая запрещала им вмешиваться в политику и во внутренние дела друг друга. Мы это соблюдаем, никогда не вмешиваемся в дела католиков и униатов и не шельмуем их как врагов Украины.

– Но ты ведь недавно сам разоблачил Святослава Шевчука как первого главу унии, прошедшего школу Ленинского коммунистического союза молодежи и КГБ?

– Это не разоблачение, а факт его биографии. Как беспартийный не мог стать секретарем райкома партии, так в советское время человек, не будучи комсомольцем, не мог проходить срочную службу на режимном объекте (аэродроме военного училища) в батальоне обеспечения КГБ. Что тут разоблачительного? Но он это почему-то скрывает, оттого злой и агрессивный. Может, боится, что, как и ветеран КГБ Филарет-Денисенко, может попасть под люстрацию. Поэтому они и лезут из кожи вон, доказывая свой патриотизм, а Православную Церковь, которая и на Майдане, и сейчас стремится примирить людей и установить мир на родной измученной земле, объявляют агрессором. Даже Папа Франциск у них теперь предатель, поскольку хочет диалога и сотрудничества с Православием, а не вражды.

– Как после встречи Святейшего Патриарха Кирилла и Папы Франциска будут складываться отношения между католиками и православными в Украине?

– Безусловно, они получат положительный импульс. Мы в Украине, как никто, заинтересованы в сотрудничестве со всеми религиозными и общественными организациями во имя мира и возрождения народа и страны. Блаженнейший Митрополит Онуфрий неустанно призывает к этому на протяжении двух лет. С римо-католиками у нас нормальные отношения. Их расцвет, думаю, был при папском нунции в Украине архиепископе Иване Юрковиче, который многое сделал для налаживания всестороннего сотрудничества. Он сам хорошо знал историю Украины, историю Православной Церкви, выступал с докладами на наших конференциях, помогал нашим студентам посещать христианские святыни в Италии. Он заложил хорошие традиции, которые, конечно, будут развиваться.

Что касается унии, то, очевидно, греко-католики должны сами в себе преодолеть вражду к православным, нетерпимость к другим людям. Если во время Майдана униатские священники призывали вешать «табачников и януковичей» на «гилляках», как их предшественники, герои-бандеровцы, вешали «жидов, москалей и ляхов», и эти ролики в СМИ и интернете стали притчей во языцех, то ведь трудно с ними вести диалог. Они уже сейчас начали борьбу с подписанной Патриархом и Папой декларацией, перевирать, переиначивать. Почему Папа может быть братом православным, а уния – нет? Значит, проблема в ней, она должна преобразоваться, хотя бы идеологически. Иначе уния, как была, так и останется камнем преткновения между Православной Церковью и Католической.

– Спасибо за обстоятельную беседу!