Отец Николай Запорожец: «Все мы — прежде всего пример для своих детей»

01.02.2004 archive, Вестник №29, Страницы истории

Отец Николай Запорожец: «Все мы — прежде всего пример для своих детей»

Наверное, многие киевлянине видели этого высокого сильного батюшку, вот уже почти тридцать лет служащего во Флоровском монастыре на Подоле. Он служит там практически каждый день. Людьми, которых он крестил, наверное, можно заселить небольшой город. Жизнь отца Николая Запорожца неотделима от жизни Флоровского монастыря. Его тесть, отец Евгений, оберегал этот монастырь в годы хрущевских гонений, отцу Николаю достались времена Брежнева вплоть до дней нынешних, а сын отца Николая (тоже отец Евгений) служит сейчас с отцом Николаем здесь же во Флоровском.

Киев всегда был богат священническими династиями. Глаголевы, Едлинские, десятки других фамилий. Но горькие тридцатые годы прошлого столетия оборвали все линии потомственных киевских священников. И только сейчас мы становимся свидетелями появления новых священнических династий, которые, даст Бог, будут хранить наш город и его жителей.

Рассказ отца Николая о его пути к священству, о призвании будет интересен не только тем, кто сам собирается посвятить свою жизнь служению Церкви и Богу в священническом звании, но и тем, кто об этом и не помышляет. Интересен открытием некоего параллельного мира, который сокровенно продолжал существовать даже в самые суровые для Церкви времена. Во многом это рассказ о ежедневном и ежечасном выборе, который делает каждый из нас.

«Я родился в селе Белозерье, между Смелой и Черкассами. В церковь ходить начал с малых лет, сколько себя помню. Правду сказать, родители у меня были не очень прилежными к Церкви. Раз в году причаститься, сходить на Пасху и на Рождество. Но бабушка, папина мама, была очень ревностной к Церкви. И прадед, и прабабушка очень почитали посты и богослужение. Что меня привело в Церковь, я помню хорошо.
У нас был в селе священник, отец Лазарь. Он рано овдовел, и у него осталось трое детей, старшеклассников. Ему было очень трудно. Приход был большой, тогда в селе было три церкви (осталась одна). Моя бабушка ходила помогать отцу Лазарю, когда было много работы. Один раз, как она мне рассказывала, приехали мы на храм, на Косьмы и Дамиана. Приехали и священники из соседних сел, и отец Лазарь стал жаловаться, трудно ему, трое детей, надо их довести до толку. А приход большой, хозяйки нет. И в помощь никого не возьмешь. Возьмешь старушку, за ней самой ухаживать нужно. Возьмешь молодую, сплетни пойдут. «Что делать?» — спрашивает. А один священник из села возле Смелы говорит отцу Лазарю: «Есть у меня на примете одна интеллигентная дама, Марья Климовна. Она может и приготовить, и убрать. Лет на 15 старше вас. Я думаю, что она была бы вам хорошей помощницей по хозяйству. Правда, есть одно «но». С ней живет внучек, Витя. Он сирота, его тоже нужно воспитать. Придется и его принять в семью. А сиротой он стал из-за того, что в жизни его родителей случилась измена. И отец взял жену с собой на лодку и погубил ее и себя».
И вот отец Лазарь принял их к себе и стал Витю воспитывать. Бабушка всегда ходила помогать Марье Климовне перед праздниками и брала меня с собой. Мы с Витей подружились. Они жили недалеко от нас, и мы виделись часто. Правда, Витя был большой озорник, и отец Лазарь иногда шумел на него. Как-то отец Лазарь мне говорит: «Ты, Коля, будешь священником. А вот Витя не будет». Был еще один момент. Он зашел к нам и попросил мою бабушку помочь Марье Климовне подготовиться к празднику, а когда заходил, всегда мне какие-нибудь гостинцы приносил. Принес как-то два моченых яблока и говорит «Сынок, ты будешь священником». Это было еще до школы, а эти яблоки я до сих пор помню, и кажется мне, что ничего вкуснее в жизни не ел. С того времени я стал ходить в церковь. А с седьмого класса уже в церкви читал и пел на клиросе.
Пока я был маленьким, люди не обращали внимания на то, что я хожу в церковь. А когда перешел в старшие классы, актив села обратил на меня внимание. По комсомольской линии не могли меня критиковать, потому что комсомольцем я не был. И тунеядцем никак меня не могли представить, хотя очень хотели. Однако начались всякие беседы и угрозы. Поначалу беседовали со мной и как бы сожалели, что я хожу в церковь. К этому времени отец Лазарь уже ушел на покой, дети его забрали к себе. А Марье Климовне он купил домик в селе, и каждый месяц выдавал пенсию по пятьдесят рублей на книжку. Витя поступил в военную школу, стал офицером, женился. Мы с ним потом несколько раз встречались.
А меня в селе все сильнее начинали беспокоить из-за моей веры. В школе, помню, спрашивают, почему хожу в церковь? А я отвечаю, что познакомился с девушкой, а она — дочь священника. И он мне сказал, если я в церковь ходить не буду, то ее за меня не выдаст.
К этому времени в селе уже служил отец Николай Куцовский. Очень грамотный, хороший священник, отбывший ссылку. Он безропотно нес свою службу, никогда никому не отказывал и очень много трудился. С его женой, матушкой Марией, я впервые поехал в Киев, во Флоровский монастырь. Ночевали мы у отца Евгения, моего будущего тестя. Отец Евгений раньше служил в Смеле, в семи километрах от нас. И я его часто видел, когда ездил в Смелу. И вот в Киеве встретил его снова и чуть было не познакомился с его дочками, Таисией и Верой. Они тогда были еще совсем маленькими. Моя супруга, Таисия, на 9 лет моложе меня. И когда мы были во Киеве, матушка Мария спросила отца Евгения о его дочерях. Они были в Святошино, у дедушки на даче. Так что я о своей будущей супруге услышал раньше, чем увидел ее.
А когда я вернулся домой, меня вызвали к директору школы. Там уже собрались учителя, вызвали моих родителей. Моя мама работала уборщицей в этой же школе, а папа охранником. На педсовете спрашивают, зачем в Церковь хожу. Я опять ответил, что моя девушка — дочь священника, а он сказал, что за меня ее не отдаст, если в церковь ходить не буду.
Всего, конечно, не перескажешь. Были и угрозы, и запугивания. Когда сельское начальство увидело, что я не перестаю ходить в церковь, читаю там и пою, взялись за отца Николая, настоятеля нашего храма, и стали ему угрожать, что если он не выгонит меня из храма, то его уберут на другой приход. Он же им ответил, что не может этого сделать, потому что он — священник, а в Святом Писании сказано: «Не возбраняйте детям приходить ко Мне, ибо их есть Царство Небесное». Как же он может выгнать? Отец Николай рассказал мне все. Не хотелось, чтобы у него были неприятности из-за меня. Тогда я пошел в сельсовет и сказал председателю, а затем и директору школы, чтобы они оставили в покое отца Николая — я в свою церковь ходить не буду, буду ходить по другим церквам. На велосипеде ездил по окрестным церквам аж до Онуфриевского монастыря, который находился за 40 километров от нас. Было там семь монахинь и игуменья, и еще священник отец Павел. Жили они в землянках, очень бедно. Церковь была покрыта камышом. Как-то посадили они арбузы, а сельские босяки пришли воровать их. Отец Павел вышел им навстречу и говорит: «Ребята, пожалейте этих старушек, они ж в город не поедут — далеко. Пусть им останется». Те избили его до смерти. И когда он умер, монастырь закрыли, а игуменью Рафаилу с послушницами забрал иеродиакон Гервасий в Черкассы. На прощание игуменья подарила мне крест и Евангелие из этого монастыря. Когда его вновь открыли, я эти святыни возвратил.
Председатель сельсовета тогда сказал, что сделает так, что я никуда уже ездить не смогу. Я ответил: «Не угрожайте мне, потому что не знаете, что с вами будет завтра». И случилось так, что спустя несколько дней он попал в страшную автомобильную аварию и погиб. Потом вызывали меня и в военкомат, и в комсомольскую организацию, даже вызвали корреспондента, чтобы он обо мне фельетон написал. Тот приехал, поговорил со мной. Потом вышла статья о том, что педколлектив со мной справиться не может и что Николай Запорожец скоро на школе крест поставит и всех заставит постричься в монахи. Мне же учителя говорили, что скоро на церковь замок повесят, а таких, как я, на Соловки отправят. Короче говоря, пошли в селе разговоры « когда же этого урода в армию заберут?» Всем я мешал. И в 1963 году забрали меня в армию.
Сначала служил в Латвии, в городе Вентспилсе, в учебном танковом полку. 11 месяцев в учебке, в увольнение не отпускали, а мне очень хотелось пойти в церковь. А я даже не знал, есть ли здесь православная церковь. Однажды, когда нас вывели бегать кросс вокруг части, я увидел маленькую церковь, купола которой венчали восьмиконечные кресты. И с тех пор все думал, как же мне туда попасть. 23 февраля 1964 года снится мне сон, что я в этом городе в магазине и вижу, как одна женщина продает священническое облачение. А к ней подходит мужчина в гражданском костюме, но похожий на священника, с бородкой, и просит показать это облачение. Я подхожу к нему и спрашиваю, идет ли служба в церкви, которую я видел. Он ответил, что церковь действующая и пригласил на богослужение. Тут я проснулся.
А утром нас поздравляют с Днем Советской армии, и я вдруг слышу колокольный звон. Потом заиграл полковой оркестр, и я уже не слышал этого звона. Но был просто счастлив, что его услышал, я понял, что храм действующий. И потом все я думал, как же мне попасть в этот храм? Как раз начался Великий пост, мне нужно причаститься, а как? И однажды наш взвод был в наряде, но я остался без наряда. Иду мимо кочегарки и думаю, вот бы мне сюда попасть. Они ведь за углем ездят и шлак вывозят. И попросился я в кочегарку. А там работал знакомый цыган. Надумал я утром пойти причаститься. С утра ничего не ел, попросил у цыгана гражданский костюм — комбинезон, сначала ползком, дальше перемахнул через забор, на кладбище, обмундирование свое снял. Надел комбинезон и в церковь. Был Великий Пост — пятница. Подхожу к церкви. Возле нее мужчина дрова колет. Присмотрелся к нему, а это тот священник, которого я во сне видел. Спрашиваю: «Вы священник?» «Да». «А я с вами знаком. Во сне, — говорю, — вас видел. И рассказал ему свой сон. «Чего же ты хочешь?» — спрашивает он. « Поисповедаться и причаститься». «А откуда ты знаешь, что сегодня можно будет причаститься?» «Потому что сегодня должна быть литургия Преждеосвященных Даров», — отвечаю. А он мне говорит, что приход такой маленький, что служат они только по воскресеньям, а в такие дни службы нет. Я попросил запасными Дарами меня причастить. Он согласился. Зашли в церковь, помыл он руки, одел рясу. Поставил меня у Распятия и говорит: «Ты молись, а я Святые Дары приготовлю». Я молюсь, а он из алтаря за мной наблюдает. Причастил меня, потом поговорил с мной, пригласил обязательно приходить на Пасху. Я говорю, что мне увольнения не дадут. А он говорит: « А вдруг».
Приходит Пасха, а я томлюсь, как же мне попасть в Церковь? Кто меня пустит? И опять наш взвод отправляют в наряд. Я попадаю на кухню, на посудомойку старшим. У нас в полку было две тысячи человек, можете себе представить, какая это была посудомойка. Обычно наряд посуду мыл до двух ночи. А на Пасху в полночь уже крестный ход. Как же мне попасть, думаю. Ну, я подсуетил ребят, и мы пораньше все закончили. Я отправился в расположение, поговорил с дневальным, как будто прилег, потом опять к цыгану пошел, договорился о костюме. Тогда, в 1964 году, Пасха приходилась на майские праздники. А на майские праздники был караул не обычный, а усиленный, с патронами. Но я все-таки рискнул. Пришел в кочегарку, надел костюм, ползком за столовую к забору и на кладбище. А за речкой церковь, ее даже видно. Но обойти нужно через мост — километра четыре. Пока я обойду, уже и крестный ход пройдет, и утреня кончится. Что ж мне делать, Господи? Как же быть? Вдруг едет машина, я среди дороги встал, останавливаю ее. Грузовая машина, водитель — молодой парень. Я ему: «Слушай, парень, я солдат, вот видишь, у меня обмундирование под омбинезоном, я хочу в церковь срочно попасть. Но пока я обойду кругом, уже служба кончится. Будь любезен, я за тебя молиться буду, подвези меня». Он послушался, и я успел как раз к крестному ходу. Колокола звонят. Я приехал, комбинезон снял и на клирос. Попросил разрешения у псаломщика. И когда был вход с Евангелием, я попросил, чтобы мне разрешили канонаршить. И я на всю Церковь: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» Батюшка из алтаря выглядывает. Вдруг вижу, заходит патруль в церковь. Ну, все, думаю, сейчас меня и возьмут. Я же без парадной формы, без увольнительной. А они постояли немного и ушли. Ну, слава Богу! Потом батюшка позвал меня в алтарь, говорит: «Не убегай, разговляться будем». А мне же надо в часть быстрее вернуться. Священник мне говорит, что служба скоро кончится. Действительно, часа в 3 ночи служба кончилась, забрали меня на обед. Приход был настолько бедный, что праздничный обед делали в складчину. Я с ними разговелся и бегом в часть через кладбище. Смотрю, а на могилках уже свечечки горят и крашенки лежат. Я их в пазуху набрал, прихожу и ребятам раздаю: «Христос воскресе!»
После того пасхального богослужения священник сказал, что если вдруг приду, а дома никого не будет, чтоб я вынул из окна гвоздь, залез в дом и ждал его. Я так и делал. Мы подружились. Звали этого священника отец Николай. Потом он служил в рижском монастыре.
Как-то вызывает меня командир роты, белорус капитан Николенко, к себе в кабинет и говорит: «Запорожец, я хочу с тобой побеседовать. Почему ты не поступаешь в комсомол?» Я ему: «Потому что меня не принимали в школе».
— А сейчас почему не поступаешь?
— А сейчас уже выбывать скоро надо.
— Знаешь что, я о тебе больше знаю, чем ты думаешь. И знаю, где ты бываешь в самоволке и как ты к попу в окна лазишь.
Оказывается, они за мной следили, потому что у меня в личном деле красным карандашом было написано «верующий». И говорит он мне, чтобы самоволок больше не было. Это ЧП, за которое меня будут наказывать. Как солдат я должен был подчиниться приказу командира.
— А если тебе нужно в церковь, то ты подойди ко мне и скажи. Давать тебе увольнение часто тоже нельзя. Подойди, попроси, я скажу старшине, он тебя отведет, а потом приведет обратно.
— Большое спасибо!
Наверное, кто-то у него в семье верующим был. И он свое обещание выполнил. Один раз прихожу, говорю: «Товарищ капитан, как бы мне попасть сегодня в город?» «Зачем?» «Мама именинницей будет. Хочу сувенир маме выслать», — отвечаю.
А он улыбается и спрашивает: « А какой праздник сегодня? Ну, хорошо. Пойдешь со старшиной». И отвели меня в церковь.
Прошло 11 месяцев учебного полка, и перевели меня в Советск Калининградской области. Там православной церкви не было. Ближайшая церковь была в Литве, в городе Таураге. Сначала в части не знали, что я верующий, но однажды на посту я читал акафист Божией Матери «Неувядаемый Цвет». Старшина всегда брал меня на пост. Это было в поле, на складах. А я получал очень много писем. Не было такого дня, чтобы я письма не получил от знакомых, верующих, родственников. И естественно, отписывал им. Я писал письма, где только можно. И тут как раз старшине понадобилась ручка. Он спрашивает, где ручка. Говорят, Запорожец забрал. «А, опять письма пишет, да еще на посту. Я его сейчас проучу».
А я закрыл дверь в комнате на палку, поставил иконочку Божией Матери, мне ее когда-то в Почаеве один монах подарил, автомат на диван положил, а сам акафист читаю. Старшина же подкрался под дверь и слушает. А в акафисте 12 кондаков и икосов, попробуй все переслушать. Видно, надоело, попробовал дверь открыть, а она не открывается. Он как рванет. Палка сломалась, и он залетает в эту каптерку, хватает автомат. А я думаю, то ли ангел прилетел, молитву услышал, то ли бесы искушают. Он кричит: «Ты кто такой?» «Запорожец», — отвечаю. «Да нет, — говорит, — что ты читаешь?» Я спросил, слышал ли он о православных христианах. « Слышал».
«Ну, если знаешь, молчи, а не знаешь — пойди и доложи, выслужишься»
Он и доложил командиру роты и командиру батальона. Вызвали меня в штаб и запретили выходить на пост. Поставили меня постоянным дневальным. А уже начиналась зима. На Пасху стали за мной следить, чтобы я не удрал. Приставили ко мне человека. Я пошел к командиру и попросился во взвод связи пойти. «Зачем?» Признался, что хочу хоть передачу пасхальную православную послушать, раз нельзя в церковь. Как ни странно, мне разрешили. И я на Пасху по «вражеским голосам» слушал пасхальное богослужение во взводе связи.
Были интересные эпизоды на службе. Одна верующая, с которой мы дружили и молились, дала мне благословение в армию — серебряный маленький крестик и иконочку Святителя Николая, медальончик такой простой. И я всегда носил их.
После службы в армии приехал я домой, устроился на работу, но основная мысль была, как быстрее убежать в семинарию. В год демобилизации поступать опоздал, потому что осенью пришел. В 1967 подал я документы в Троице-Сергиеву Лавру, в семинарию в Загорске. А в селе на меня нажимают, чтобы я в семинарию не поступал. Я переживаю, написал письмо, спрашиваю, в порядке ли мои документы? И вот против воскресенья снится мне сон, что в нашем старом доме отец Аверкий служит молебен, за меня молится, и я тоже стою, молюсь. Вдруг заходит преподобный Сергий и дает мне в руки тетрадь. А на ней написано: «Запорожцу Николаю». Открываю тетрадь, а там — объяснение православного богослужения. Тут я проснулся. В воскресенье пошел в церковь, а когда возвращался, встретил нашего почтальона, который принес мне заказное письмо из Троице-Сергиевой Лавры. И на нем: «Запорожцу Николаю». Обратный адрес — Троице-Сергиева Лавра. От преподобного Сергия, значит. В письме сообщалось, что с документами все в порядке, «ждите вызова». Но я не утерпел, рассчитался на работе и раньше времени поехал в Лавру. Там попросился на послушание и стал готовиться к экзаменам. Приняли меня сразу во второй класс. Ректором тогда был митрополит Минский Филарет. Он сообщил, что я принят. Учиться было очень интересно. Каждый месяц обязательно ходил на братский молебен в монастырь. Семь раз писал прошение в монастырь. Но постою у дверей инспектора и пойду обратно, а заявление порву. Зато уже 27 лет служу в монастыре. Я всегда мечтал служить в монастыре. Пусть в маленьком и бедном, лишь бы быть священником. Я и отца Симона, инспектора, спрашивал, что выбрать, монашество или жениться? Он мне отвечал: «Семь раз отмерь, один отрежь. Если нужно будет, Господь тебя в любое время призовет в монастырь. Но если станешь монахом, а жить будешь не по-монашески — это уже будет страшно». Я говорю: «Отец Симон, но разве можно выполнить все то, что для монахов в правилах пишется?» «Никто этого еще не выполнил. Но в Церкви оно выполняется. Главное — это иметь страх Божий, еще преподобный Сергий так говорил».
А однажды я опоздал на свой поезд в Черкассах, чтобы ехать в Москву, и решил поехать через Киев. Там зашел к знакомому священнику и познакомился со своей будущей супругой, Таисией.
Слава Богу, с тех пор мы с ней всю жизнь вместе, она родила мне трех детей. Сын мой тоже священник, отец Евгений, дочка у него родилась. Дочь Ольга замужем за отцом Василием, который построил красивый храм в Вишневом. А младшая, Маричка, окончила медицинское училище. Ее супруг, отец Иоанн, служит в церкви, которая на вокзале. У них уже есть сынок. Есть внук Юрчик, восемь лет ему уже, слава Богу, в храме прислуживает.
Первый приход дали мне в Чернобыле в 1970 году. Служил я там недолго. Ревность была у меня, наверное, не по разуму. Я настаивал, чтобы колокола звонили, а тогда это запрещали. Священника не пускали в окрестные села хоронить, я это все возродил. С тех пор стали и звонить, и по селам ездить. Потом меня перевели под Обухов, в село Григоровку, там все было в запустении, полгода я там был. Вначале в церковь ходило человек 20, а потом — 200. Далее перевели меня в Киев, во Владимирский собор, на освободившееся после заболевшего отца Андроника место. Забрал меня в собор владыка Варлаам, мой духовник. Там я служил 6 лет. Потом перевели во Флоровский монастырь, и уже 29 лет я здесь служу. Старался служить, как мог. Конечно, всего, что нужно сделать, не сделал, и поэтому хочется еще послужить. Более ревностно. Потому что все мы — прежде всего пример для своих детей. Сейчас зятья зовут меня к себе служить на приходы, там легче. Но мне уже неудобно уходить. Столько лет здесь отслужено. И отец моей матушки здесь служил, и сын здесь служит, и привык я к монастырю, и молиться мне здесь очень хорошо. Пока Господь дает силы, буду трудиться.

Записал Святослав Речинский

Православне життя очима світських ЗМІ: грудень — січень

Архієпископ Івано-Франківський і Коломийський Миколай: «Господь ніколи не залишає людину напризволяще»