Почему Иродиада не узнала своего отца?
Василий Анисимов
Заметки журналиста
Натолкнулся на статью Екатерины Щеткиной «Аграрный Эдип. Почему Павлик Морозов – второе имя Голодомора». И призадумался. Лет десять назад я как-то писал об этой очень злопыхательной барышне-униатке, призывавшей устраивать «показательные процессы» над православными священниками. Уж так мечтала о новых гонениях на Церковь Христову, Православную! Удивлялся: откуда у скромной учительницы музыки «со средним и высшим» музыкальным образованием, «киевлянки от рождения» чекистская грусть?
О «кошачьей метке» унии
Пробежал глазами пару последних опусов сей Аполлоновной жрицы – столько лет прошло, а грусть неизбывна! Она только усугубилась, прямо-таки затмила мироздание. Нет таких антиправославных клевет, которые Щеткина не втиснула бы в свои неряшливые строки. Здесь и «гибридная война», которую Православная Церковь ведет с Украиной, и «большие суммы», перетекающие «в скромные карманы подрясников», и православные батюшки, которые с оружием в руках сражаются против украинских патриотов – ату их, ату! Очевидно, новая Иродиада не успокоится, пока ей на блюдце головы православных священников носить не будут.
Появилась размашистость и неистовость. Сегодня Иродиада, как заправская инструкторша райкома партии, стала ощущать себя – ни больше ни меньше – украинским народом, давать от его имени оценки всему и вся, даже высшим церковным иерархам и самой Церкви. Вот ничтоже сумняшеся рекомендует Блаженнейшему Онуфрию не возвращаться в Украину, он, оказывается, «отвратительный администратор», но это еще «не самое плохое, что можно сказать о главе церкви». Вот заявляет, что для «преступлений против человечности»(!) церковные лидеры РПЦ всегда найдут «высокие духовные оправдания». А вот вызмеилась против святого благоверного князя Александра Невского: творил геноцид, а памятные знаки ему – «кошачьи метки». Что и говорить, барышня изобретательна в гнусностях. Хотя даже не ведает, что в Киеве было более десяти храмов в честь святого Александра Невского. Они разрушены в советское время тогдашними щеткиными. А, кстати, сама-то изобличительница не ощущает себя кошачьей или собачьей «меткой» унии?
Нельзя отказать автору и в отваге, бесстрашии, журналистском мужестве. Только Генпрокуратура ополчилась на православного олигарха Вадима Новинского, тут же Щеткина на подтявке со своими пятью копейками и взахлеб: «Никакой симпатии и сочувствия Новинский не вызывает у большей части украинцев», «его роль в истории Евромайдана остается темной», «его действия идут вразрез с интересами национальной безопасности» и т.п. Недурственно. Конечно, стукачи всегда важны, стукачи всегда нужны, но все-таки жаль: не вовремя барышня родилась. Вот в 1930-е годы с такими «взахлебами» — цены бы не ей было. Реяла бы на первых полосах центральных газет, а не влачилась бы, как рабство жалкое, по униатским и раскольничьим сайтам.
Впрочем, случаются перегибы: Щеткиной все-таки стоит избегать откровенного плагиата, беспрестанно повторяя сагановскую мантру о том, что «УПЦ представляет угрозу национальной безопасности Украины». Религиовед Александр Саган чуть ли не с советских атеистических времен ее под сердцем вынашивал, а тут его интеллектуальную собственность, без всяких ссылок, тиражируют, кто ни попадя. Говорят, Александр Назарович отличается крутым и горячим нравом, поэтому есть опасность, что при оказии за бессовестную кражу его научных прозрений будет таскать за волосы несчастную Иродиаду пыльными коридорами Института философии. А если он, в русле последних изысканий, еще займется выяснением этнических корней Щеткиной на предмет соответствия национальным патриотическим канонам, то, боюсь, что и до рукоприкладства дойти может. Впрочем, в сети есть сведения, что Щеткина давно и благоразумно слиняла из Киева на благословенную Ивано-Франковщину и из прекрасного далеко успешно осваивает роль бочки для каждой антиправославной затычки. И правильно. Взреваться ненавистью лучше в тишине.
Не менее занимательна и такая обнаруженная информация. Оказывается, пять лет назад уния учредила в Украине журналистскую премию имени Кароля Войтылы (Иоанна Павла II, папы Римского). Судя по всему, одноразовую. Ее лауреатом-победителем стала Екатерина Щеткина, это ее первая журналистская награда. Удостоена поездки в Рим и Краков, по знаковым войтыловским местам. Надо полагать, что Щеткина – это Кароль Войтыла сегодня. Очевидно, покойный папа (коли у его премии такие лауреаты) в своей земной жизни только то и делал, что стучал на Православную Церковь, глумился над ее святынями и был переполнен русофобской вонью. Хотя собеседники понтифика (С. Аверинцев, О. Седакова) утверждали, что он был неисправимым русофилом: проводил Соловьевские встречи, прекрасно знал русскую философию и поэзию, а Россию любил несказанной «интимной» любовью. Как все-таки униаты умеют переиначивать наследие даже собственных пап! Любопытно, что вторым лауреатом указанной премии был Артем Скоропадский, хрупкий москвич, презревший грошовой уют «Коммерсанта», ставший на майдане пламенным глашатаем «правого сектора», а затем поменявший ноутбук на автомат. Вот такие «золотые перья» унии. Миротворец на миротворце!
Поразительно и то, что Екатерина Щеткина является еще и детской писательницей. Оказывается, под именем Катерины Паньо она пишет волшебные сказки. Это трогательно до слез. И невероятно. Представить, что Иродиада со сведенными от злобы скулами сначала строчит клеветнические пасквили на Православную Церковь, духовное и историческое наследие Руси и Киева, дышит ядом и жаждой крови, а затем преображается в добрую и ласковую сказительницу, невозможно. Хотя в нашей истории были подобные особи. Взять хотя бы Розалию Землячку. Тоже «от рождения киевлянка», прозванная «фурией» красного террора. Говорят, она могла ночи напролет расстреливать несчастных по темницам, а затем вдохновенно музицировать, и всегда с невероятной нежностью относилась к детям – светлому будущему Страны Советов.
Задвинутое невоспоминание
Я не любитель щеткинских путаных текстов-размышлизмов с обрывками смутных знаний и инсинуаций. Они мне кажутся глуповатыми. Но дабы не быть обвиненным в огульной и беспредметной критике, обратимся к конкретному ее размышлизму, который озаглавлен «Аграрный Эдип. Почему Павлик Морозов – второе имя Голодомора». Он не хуже и не лучше иных, но в нем есть любопытный мотив «неузнавания». Дадим беглый и непритязательный анализ в комментариях. Щеткина начинает с главного:
«День рождения Павлика Морозова прошел тихо. О нем не вспомнили ни на просторах бывшего СССР, ни даже в России, где, казалось, реконструкцией «Великой Страны» озабочены сверх всякой меры».
Материал опубликован в киевской «Деловой столице» 14 ноября, в 98-й день рождения юного советского героя. Очевидно, написан загодя, и вещая Щеткина уже дня за три, а может, и за год, знала, что день рождения «прошел тихо» и о «нем не вспомнили». Угадать в принципе было несложно: пожалуй, уже не одно десятилетие об этой дате никто не помнит. Отметим сразу проблемы с географией: Россия – это и есть просторы бывшего Союза, другие республики особыми пространствами не отличались. Но коли не вспомнили, то о чем писать-то? Конечно, о России! Это «хтоническая» особенность наших ура-патриотов: о чем бы они ни писали, они пишут лишь о ней, матушке далекой и бескрайней. Со второго предложения. Хотя чем «невоспоминание» о Павлике в России и в прочих просторах интереснее наших украинских «невоспоминаний»? Ведь первому пионеру-герою и памятник в Киеве стоял, и улица в его честь названа, а по всей Украине тысячи улиц, пионерских лагерей и дружин носили его имя. Да и мать Павлика жила и умерла в советской Украине. Но своей родной страны они в упор не видят, не любят и не знают. Она им не любопытна. А вот высасывать из пальца нелепые антироссийские (как ранее – американские, империалистические) измышления – за милую душу. И где они только информацию черпают, ведь российские газеты, телеканалы, книги запрещены? Щеткина продолжает:
«Но есть в «Золотом веке» СССР — особенно в той части, которая касается ранних лет страны — образы, которые не вписываются в новейшую идеологию».
Нет сомнения, что Щеткина большой ученый в новейшей идеологии России, невспоминательных образах СССР, которые в эту идеологию не вписываются. Невспоминательные и невписуемые – чем они так притягательны для автора? Она делится своими главными и сокровенными прозрениями:
«В образе Павлика Морозова нет ничего нового и необычного. Миф об Эдипе, адаптированный для новой социалистической мифологии. Мальчик убивает отца — как убивали своих отцов, представлявших «прошлый» миропорядок, боги «новых времен». И если бедняга Эдип, давший имя мифу, убивая Лая, не знал, что поднимает руку на отца, Зевс был в курсе, как до него был в курсе его папаша Хронос (очевидно – Кронос), как сильно после них обоих в курсе был Павлик».
Щеткина сама не в курсе, что Павлик не убивал своего отца ни в реальности, ни в «социалистическом мифе». Его отец, Трофим Морозов, осужденный за коррупцию (будучи председателем сельсовета, выдавал за деньги справки спецпереселенцам) попал на Беломорканал, был ударником труда и через три года вернулся орденоносцем. Греческие боги тоже не убивали друг друга. Ни Зевс, ни Кронос не могли этого сделать, да и не делали, поскольку были бессмертными. Смерть – удел человеческий. Отобрать власть, заточить, «попрессовать» – это другое дело. Эдип боролся не с отцом, а с судьбой. Его родителю было предсказано оракулом, что тот падет от руки сына, в свою очередь Эдипу – что убьет своего отца и женится на собственной матери, в кровосмешении родит детей. Оба были в ужасе от предначертанного и всеми силами стремились этого избежать, но от судьбы не уйдешь. В этом суть древней трагедии. Отец гибнет, мать кончает с собой, Эдип ослепляет себя, изгоняется собственными детьми, старый, слепой и немощный ищет смерти. Какое отношение имеет слепой старец к убитому на Урале ребенку? Да никакого. Щеткина понятия не имеет ни о Павлике, ни о богах, ни о несчастном Эдипе, но три незнания совокупляет в одно. Может, для учительницы музыки это и нормально, но журналист все-таки должен делиться с читателями какими-то достоверными знаниями, а не собственным невежеством.
Дальше – больше. Полагая, что «мальчик убил отца», Щеткина продолжает:
«Если даже никакого Павлика не было, его стоило выдумать. Хотя, увы, Павлик Морозов до тошноты правдоподобен. И был он, скорее всего, не один, и образ, вполне вероятно, собирательный».
Здесь, конечно, в пору обеспокоится душевным здоровьем и автора, и всего коллектива «Деловой столицы». Они хоть раз в своей жизни отцеубийцу видели? И почему он для них «до тошноты правдоподобен»? Советский Союз не был страной отцеубийц. Большевики очень даже любили и чтили своих родителей. Они ненавидели классовых врагов – дворян, духовенство, буржуазию, купечество, казачество, кулаков. А также их родителей. Но автор продолжает:
«Этих детей, вольно или невольно, сознательно или не очень (какая сознательность в таком возрасте?), так или иначе предававших своих родителей, свои семьи, всегда было пруд пруди. По убеждениям в том числе. Павлик Морозов и масса его клонов, сдававших папу-контрреволюционера или кулака-мироеда, удиравших в Красную армию со своего скучного хутора — в общем, «на зло маме тонущих в луже»».
Отметим занимательность размышлизма: сознательности у подростков нет, а убежденность присутствует. Очевидно, что знание истории «золотого века» СССР у Щеткиной ограничивается кинофильмом «Неуловимые мстители»: она всерьез полагает, что «непобедимая и легендарная» Красная Армия состояла из пионеров, «клонов» Павлика Морозова. Но Павлики Морозовы назло мамам в армию не удирали, они все погибли от рук «расхитителей социалистической собственности», зажимщиков хлеба и прочих «врагов народа». И отнюдь не от своих отцов. С чего это автор взяла, что их «пруд пруди»? Опубликованный «полный список» пионеров-героев во главе с Павликом Морозовым насчитывает 82 человека, из них 90 процентов – это дети-партизаны и подпольщики, погибшие в Великую Отечественную войну от рук фашистов и полицаев. В нем пять героев Советского Союза, два – героя Соцтруда. Украинский список – 40 человек – почти весь состоит тоже из героев войны. Дружников пишет о шести подростках (на весь Союз), погибших от рук контрреволюционеров и зажимщиков. И первым еще в 1928 году был Павлик Тесля из Сорочинцев на Полтавщине.
Щеткина старается обосновать нелюбовь Павла к отцу и приходит к невероятному открытию:
«Возраст у Павлика был самый подходящий для бунта против отца. А тут как раз подвернулся подходящий алтарь, идея и союзник, прекрасно понимавший смутные устремления мятежной подростковой души. Большинство революций — это крестовый поход детей, у которых возрастные мутации накладываются и резонируют с переменами в окружающем мире».
Неужели нельзя было прочесть биографию знаменитого подростка? При чем здесь возраст? Отец пьет, частенько избивает мать и своих чад, затем бросает ее с четырьмя детьми, уходит к другой женщине. Подросток Павел становится основной тягловой силой в очень бедной семье. Когда отца ловят на коррупции, мать и сын в суде дают показания против него. Судья подростка прерывает и слушать не хочет – по малолетству. При чем здесь устремления мятежной души? Разоблачала-то мать, мстила и хотела вернуть изменщика. Может, стоило революции назвать «крестовым походом матерей»? Неужели Щеткина, действительно, считает, что Владимиром Ильичом или Львом Давидовичем двигали возрастные мутации? Или, может, эти мутации толкали в оранжевый бой Ющенко, Тимошенко и пенсионера Мороза? Или Тягнибока с Яценюком? Что и говорить, все наши революционеры – сущие дети! Ручонки бы только от крови Майдана, Донбасса и Одессы отмыть.
Затем автора отчего-то понесло без весла и ветрил к американским выборам. Оказывается, в США разные поколения в одной семье голосовали по-разному. «Мировоззренческий слом, слом общественных систем всегда чреват разрывом между отцами и детьми. Самое время для Эдипа», – пророчествует Щеткина. Страшно подумать, что начнется в Америке! Слава Богу, что там пока еще время Тараса Бульбы не наступило.
Разобравшись с Соединенными Штатами, наша Кассандра возвращается на родную землю: «у социализма были дополнительные стимулы героизировать Павлика Морозова и его эдипальный подвиг». До Щеткиной все никак не может дойти, что не Павлик убил отца, а убили Павлика. Его героизировали не как «отцеубийцу», а как жертву контрреволюции. Увы, даже малое невежество рождает большие химеры.
Эти стимулы, вполне по Энгельсу, Щеткина видит в том, что революция разрушила экономические основы патриархальной семьи – лишила людей частной собственности на землю:
«Разрушение патриархальной семьи в аграрном секторе (!) было ключиком к разрушению частной собственности в корне, то есть в сознании. «Павлик Морозов» — это второе имя Голодомора в Украине, да и в Поволжье тоже».
В западной Европе частную собственность на землю никто и никогда не отменял, а патриархальную семью днем с огнем не сыщешь. Ее разрушила промышленная революция. Обошлись без голодоморов. В коммунистическом Китае, напротив, без всякой частной собственности семьи покрепче патриархальных, поскольку забота о родителях – главная обязанность китайских детей. В СССР патриархальная семья разрушалась десятилетиями, а голод охватил страну лишь трижды. Значит, не в семье дело, а в конкретных обстоятельствах. Голодомор – это преступление власти, руководящих и карательных органов, обрекших людей на голодную смерть. Ющенко с Наливайченко даже имена организаторов голодомора установили. Подменять мерзавцев из парторганов и ОГПУ (объединенного главного политического управления по борьбе с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом), отбиравших у людей последнее, «павликами морозовыми», их «эдипиальными подвигами» – чушь несусветная. Любопытно, что и нынешнее «плачевное состояние постколхозного села» Щеткина связывает с социальным революционным экспериментом столетней давности. Хорошо хоть, что не с бегством Эдипа из Фив.
Разобравшись с сельским хозяйством, автор клеит несчастного Эдипа и к культу «отца народов»:
«Еще одна причина, по которой социалистическая революция должна была разгромить патриархальную семью, — конкуренция авторитета. Грубо говоря, в тоталитарном обществе «отец» только один — он же «отец народов». Поэтому миф о советском Эдипе следовало создать и продвинуть в массы в качестве примера правильно расставленных приоритетов. Авторитет в такого рода политических системах сакрализируется: нужно отказаться от своего «земного» отца, отречься от него, чтобы соединиться с «небесным отцом»».
Дети, по Щеткиной, должны любить Сталина, родину, государство, а не папу и маму. Сталин, конечно, детей ненавидел, потому распространял на них репрессии, как на «врагов народа». Никаких радостей у советских детей, естественно, тоже не было: «Огромное число песен, книг и кинофильмов о «счастливом детстве» — свидетельство того, что в реальности с детством было что-то не так». Аргумент, конечно, железобетонный. Вот сейчас в Украине ни одной песни не сложили, значит, детство счастливое.
Заканчивает Щеткина свою аналитику признанием, что в России «нынешним реконструкторам «Великой страны» ни образ Ленина, ни образ Павлика Морозова «совершенно не подходят».
«Во-первых, образ мальчика, предающего отца во имя революционных идей, совершенно не совпадает с кремлевским мейнстримом, который идет рябью от одного слова революция. Во-вторых, в феодальной системе отношений, пронизывающей нынешнюю Россию, эдипы не приветствуются». … «Поэтому Павлика Морозова, как и Владимира Ильича, нынешняя капризная российская клио, надо думать, задвинет подальше».
Вот те на! Мы этот весь вздор читали и даже разбирали, а Эдип-Павлик с Владимиром Ильичом в России (хотя, при чем здесь она?) задвинуты, не приветствуются, не подходят, никуда не вписываются и нигде не вспоминаются. А в чем сыр-бор? А где приветствуются? Ой, неужели в стране победившего Достоинства? Как-то и не подумалось, что у нас Эдипы сплошь и рядом. Щеткина хоть не с опаской поглядывает на своего сына?
Трагедия неузнавания
В старорежимные времена считалось, что знание – это сила, преображающая мир. В наше время обнаружилось, что и невежество – страшная сила. Агрессивная, воинствующая и кровавая. Ее жертвой стал Олесь Бузина. Он боролся с ложью бесчисленных щеткиных, перевиравших историю его родного народа, родной страны, родного города. Они же натравливали на него убийц, объявляя врагом народа и Украины.
О Павлике Морозове написано множество статей и книг, как патетических (в советское время), так и разоблачительных (в наше). История крестьянской семьи в глухой уральской деревне Герасимовка, переселенцев из Белоруссии, стала известной из-за трагедии, произошедшей 3 сентября 1932 года. Два подростка – 13-летний второклассник Павлик Морозов и его 8-летний брат Федор – пошли в лес за ягодами и пропали. Через несколько дней их нашли убитыми недалеко от дороги. Выяснилось, что отец убитых, бывший председатель сельсовета Трофим Морозов, годом ранее был осужден за взятки и отбывал наказание, а жена с сыном давали против него показания.
В это время в стране проходила насильственная коллективизация – объединение частных крестьянских хозяйств в коллективные. Экономической основой новых сельхозпредприятий должны были стать не только обобществлённая земля, средства производства, скот колхозников, но, прежде все, производственные средства и имущество, экспроприированное у кулаков, крепких хозяйственников, которых разоряли и высылали. Дело продвигалось трудно: крестьяне не хотели обобществляться, «классовое расслоение» на селе тоже не слишком осознавалось – все были родственниками и врагов друг в друге видеть не хотели.
Убийство безвинных детей – тяжкий грех, его-то и решили местные чекисты возложить на кулаков и развязать тотальные против них репрессии. Не последнюю роль сыграл в этом и местный уральский журналист Павел Соломеин, который впоследствии издаст книгу «Павка коммунист». Павлик был объявлен жертвой кулацкого контрреволюционного заговора, «изуверы-убийцы» (двоюродный брат – непосредственный убийца, 80-летние бабушка и дед, бывший жандарм, кулак, крестный отец Павлика) после избиений на допросах во всем, как водится, сознались, были осуждены и погибли в тюрьмах. Сам Павлик задним числом преобразился в пионера-героя, бесстрашного разоблачителя контрреволюционеров и врагов колхозного строя, хотя ни пионерской организации, ни колхоза в селе еще не было.
Затем в дело вступил всесоюзный агитпроп, о Павлике написала «Пионерская правда». Проникся гибелью подростка основатель советской литературы Максим Горький. Буревестник революции терпеть не мог скуку жизни, призывал к «героизации масс» и полагал, что все у человека должно быть героическим – и детство, и юность, и трудовые годы, и старость, и смерть. Он увидел в Павлике героическое детство и предложил установить ему в Москве памятник. Лучшие советские поэты (Асеев, Михалков и пр.) посвятили юному герою стихи, Бабель написал сценарий, Эйзенштейн поставил фильм.
Версий о подлинных убийцах в перестроечные времена было выдвинуто немало, вплоть до той, что само ОГПУ и организовало это зверское преступление. Но и она была отвергнута, как и версия кулацкого заговора. Верховный суд России снял все политические обвинения с осужденных. Дружников полагает, что дети могли быть убиты скрывающимися в окрестных лесах и болотах беглыми спецпереселенцами, которые боялись, что те о них расскажут.
В культе Павлика Морозова, создаваемого советской пропагандой и культурой, пытались воплотить черты идеального советского ребенка: честность, открытость, бесстрашие, трудолюбие, забота о братьях, устремленность в будущее, любовь к матери, к советской Родине. Но есть в этом культе одна черта, которая пропагандировалась особо. Это – доносительство. К реальному Павлику оно отношения не имело (ни одного его доноса так и не нашли), но советские дети, как будущие хозяева страны, должны быть бдительными, смотреть за порядком и в школе, и дома, следить друг за другом, за взрослыми, выявлять недостатки и злоумышленников и докладывать об этом правоохранителям.
В царской России с доносами было трудновато, хотя власть и сыск на всех уровнях доносителям были рады и даже поощряли их. Но страна – религиозная, в народе знали, что главный стукач – Иуда, а потому любому доносчику – первый кнут. Кодекс чести и порядочности просвещенного класса, не позволявший доносить, подглядывать, подслушивать, читать чужие письма, не держать данного слова и т.д., тоже не был пустым звуком. Когда появились и стали популярными среди читателей переводные детективы Конан Дойля, Василий Розанов удивлялся: как пали общественные нравы! Сыщик – положительный герой литературы! Тот, кто подслушивает, подглядывает, выслеживает, сотрудничает с охранкой – как это мерзко! Некоторые известные белоэмигранты-монархисты утверждали: империя пала потому, что граждане из рук вон плохо доносили о подрывной деятельности революционеров.
Большевики решили эту традицию исправить: стучать должны все, начиная с юного возраста. Говорят, что когда в Москве решили установить памятник Павлику Морозову, появилась шутка: был памятник первопечатнику Ивану Федорову, теперь будет памятник и перводоносчику – Павлику Морозову. Донос был важной составляющей репрессивной машины. Я когда-то спросил у Вячеслава Никонова, внука Молотова, как дед сам ему объяснял: для чего нужны были эти ужасные репрессии, эти повсеместные дутые заговоры? Он сказал, что главной психологической причиной было то, что старые большевики прошли через горнило гражданской войны и более всего боялись выстрела в спину. Поэтому репрессии должны быть постоянными, все неблагонадежное – на плаху. Высылали даже разнарядки, сколько нужно репрессировать и по каким статьям. А где людей-то брать? Не на улице же хватать первых попавшихся. И здесь, конечно, стукачи были верной опорой репрессиям: на кого донесли, тех и схватили. Газетная статья приравнивалась к уголовной. Когда при Хрущеве репрессии были осуждены, было осуждено и стукачество. Даже в детсадах стали учить, что ябедничать некрасиво.
Сегодня в Украине ни доносительство, ни стукачество, ни клевета, ни даже богоборчество не воспринимаются как моральное уродство. Екатерина Щеткина – это колесико и винтик тотального разложения. Она не просто шапоклячит о Церкви Христовой, Православной, она доносит на нее, апеллируя не к правде, истории, совести, а исключительно к уголовному кодексу, к его былым «расстрельным» статьям – угрозе национальной безопасности и т.д. При этом забывает, что разжигающие ненависть от ненависти и гибнут. Удивляет другое: как наша Иродиада, занимаясь Павликом Морозовым, не увидела в нем своего прародителя? Как можно, стуча всегда, стуча везде, до дней последних донца, быть не в курсе этой традиции? Что ж, бывает… Минотавр заблудился в лабиринте, Иродиада не узнала самою себя.
КИЕВ. Предстоятель УПЦ и Президент Украины почтили память ликвидаторов