Настоятель Свято-Ильинского храма в Чернобыле протоиерей Николай Якушин: «Эта земля обязательно возродится духовно»

01.05.2011 archive, Вестник №116, Тема номера

Во время визита в Украину Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Свято-Ильинский храм в Чернобыле, который был восстановлен вопреки всем препонам. О том, как живут православные верующие в зоне отчуждения и почему радиационный фон в этом храме всегда ниже, чем на улице, его настоятель протоиерей Николай Якушин рассказал «Церковному вестнику».

— Отец Николай, Свято-Ильинский храм находится в самом центре зоны отчуждения. Далеко не все храмы удается восстановить и в более безопасных местах. Почему же вы все-таки решили возрождать приходскую жизнь именно здесь?
— Храм именно на этом месте нужно было восстановить не только для того, чтобы отдать дань исторической справедливости. То, что случилось 25 лет назад, действительно страшная катастрофа для всех нас. За последние четверть века на этой земле было столько горя и страданий!
Но практически все, что пытались сделать люди здесь своими руками, пока нельзя назвать успешным. Есть проблемы с саркофагом и вообще с технической частью, нерешенными остаются и гуманитарные вопросы в Чернобыле. Даже природа за 25 лет сделала больше, чем человек: растения и проточная вода уменьшили дозы радиоактивного загрязнения более чем наполовину.
Как мне кажется, настало время изменить подход к возрождению этой земли. Надо полюбить эту землю и начинать новую жизнь с восстановления духовных святынь. Конечно, это очень сложно, потому что необходимо преобразить собственную душу, отбросить леность и гордыню. Эта земля, несомненно, возродится — у Господа все просто, но мы должны приложить духовные усилия к этому. Деньгами эту землю не подымешь: сколько ни выделяй, они все равно уходят, словно вода в песок, тут нужна вера любовь и молитва.

— Какова история храма в Чернобыле?
— Нашему храму 140 лет. За свою историю он повидал всякое, его дважды хотели взорвать. Первый раз это пытались сделать безбожники в 1937 году вскоре после закрытия, но тогда некоторые жители поселка пришли в церковь, легли на пол и сказали: если хотите взрывать, взрывайте вместе с нами, и власти не решились на злодеяние. Второй раз храм хотели уничтожить отступавшие в 1941 году советские войска, которые посчитали храм стратегическим объектом. И вновь местные жители спасли свою святыню. Они с риском для жизни разминировали церковь и вынесли оттуда взрывчатку. До катастрофы 1986 года богослужебную жизнь в храме наладить не удалось, а когда произошел взрыв реактора, никто даже и помыслить не мог о том, что когда-нибудь храм откроется и там будут службы.

— И все-таки это произошло, во многом благодаря вашим усилиям… Почему и как вы решили восстанавливать храм?
— Я родился и вырос в Чернобыле, еще маленьким ходил в этот храм, играл у его ограды, мой дед и прадед регентовали здесь. Так что я не мог оставаться непричастным к судьбе храма. Когда случилась катастрофа на ЧАЭС, мою семью, как и всех, эвакуировали. Мы с женой уехали без колебаний, ведь у нас были маленькие дети — сын и дочка, надо было их спасать. Поселились в Киеве, я нашел хорошую работу, но душе покоя не было.
Какое-то время я работал в Чернобыле как ликвидатор, а потом стал ездить в свое родное село, сначала на несколько часов, потом на день-два. Постепенно привел в порядок свой дом, где мы жили до аварии. В 1994 году я закончил Киевскую духовную семинарию. Ну, а в 1998 году я с семьей вернулся в свой родной Чернобыль.
До хиротонии я нес послушание блюстителя чернобыльской церкви, и в круг моих обязанностей входил поиск средств, чтобы предотвратить ее полное разрушение. Надо было, засучив рукава, заниматься возрождением храма. Работа осложнялась высотой здания — 40 метров. Обветшала крыша, начали рушиться купола. Я ведь владею несколькими строительными специальностями, смог постепенно организовать людей, и мы своими руками многое отремонтировали. Департамент зоны отчуждения просто вынужден был пойти навстречу. Дали нам медь на половину кровли, кое-что собрали прихожане.
Сначала в церкви стали проводиться молебны, к нам приезжали священники, а я им помогал — иподиаконствовал. Потом начали изредка служить Литургию. Чернобыляне, те, кто вернулся, и те, кто здесь оставался, просили меня рукоположиться, и, наверное, у меня просто не оставалось другого выхода. Более или менее регулярные службы начались в Свято-Ильинском храме в 1999 году.
Поначалу было очень трудно, ведь здесь зона отчуждения и вообще никакой жизни быть не должно. Власти встречали нашу инициативу в штыки, выгоняли. Люди, которые жили здесь, находились на почти нелегальном положении и существовали за чертой бедности. В конце концов когда мы поставили руководство зоны перед фактом, что наш храм и наша община существуют, то им пришлось задуматься, как с нами быть. А потом они решили, что бороться с нами неправильно, и пошли навстречу. Мы получили законный статус и теперь служим каждое воскресенье. Сейчас можно сказать, что у нас самый обыкновенный приход. Такой же, как и в других деревнях и селах Украины и России. Я стараюсь, чтобы ни одна из служб не сорвалась, потому что нарушится весь ритм богослужебного круга и люди будут волноваться, задавать вопросы. Хор, конечно, малочисленный, матушка у меня регентует. Кто может, тот и поет.
Знаете, я отсюда теперь уже никогда не уйду, хоть бы и камни начали с неба падать. Это моя земля.

— Кто ваши прихожане?
— В основном это работники атомной электростанции и самоселы, которые, так же как и я, вернулись в свои родные дома. Если говорить о количестве, то всего у нас живет около 350 самоселов. Многие люди из других населенных пунктов с радостью приходят к нам, если оказываются в состоянии преодолеть 20-30 километров, ведь наш храм единственный во всей округе. Ежегодно мы договариваемся на праздник Торжества Православия об автобусах и свозим всех желающих.
Как и в любом другом городе или селе, большая часть жителей слабо разбирается в религии, но обязательно приходит в церковь на Рождество и на Пасху. Ликвидаторы, которых здесь около 3 500 человек, тоже частные гости у нас. Пусто в храме не бывает никогда.
Когда-то за разговоры о Церкви нас, мальчишек, ответственные работники наказывали, срывали пионерские галстуки. А сейчас эти же самые люди, хоть и бывают в Чернобыле всего раз в году, но обязательно приходят в храм. Они привозят нам из Иерусалима Благодатный огонь, подходят ко мне за благословением. Нельзя сказать, что это какое-то лицемерие или мода. Горе поменяло людей. То же можно сказать и о местных самоселах. Конечно, атеисты все-таки есть, но их на порядок меньше, чем в любом другом российском или украинском райцентре.

— Правда ли, что у вас в храме всегда стабильный радиационный фон?
— Да, дозиметры всегда показывают пять-восемь микрорентген в час, хотя в округе никогда не бывает меньше 18. Я удивлен этому, ведь на полу ковры, и люди с улицы приносят этот «фонящий» песок, но у нас всегда радиация ниже, чем на улице.

— Про ваш храм говорят, что это настоящий гуманитарный центр и с его открытием жизнь самоселов изменилась к лучшему. Что вы можете сказать об этом?
— К нам в поселок возвращаются пожилые люди, возвращаются к себе на родину. Часто получается, что одна «живая» хата находится на расстоянии не менее километра от другой. Питаются тем, что удается вырастить на огородах, некоторые держат скот и птицу. Если службы, которые доставляют пенсии, могут не найти таких адресатов, то я-то своих прихожан знаю: кто где живет, кто чем дышит. Договариваемся с местными властями, чтобы знали, кому что нужно, или предоставили транспорт, чтобы поехать на рынок и купить необходимое. Мы пытаемся сделать так, чтобы все жители были на виду и в случае необходимости им была бы оказана помощь.

Сейчас мы занимаемся сохранением не только Свято-Ильинского храма, но и двух других церквей, находящихся в зоне отчуждения. В Михайловском храме и храме Казанской иконы Божией Матери богослужения пока проходят только несколько раз в году — по праздникам. Это удивительные по архитектуре храмы. Мы хотим сделать все, чтобы они не разрушились. На престольные праздники мы вместе с чернобылянами приезжаем туда, служим или Литургию, или молебен.

— При храме год назад был создан музей. Какие экспонаты там собраны?
— Вообще-то это церковный музей, но, разумеется, тема радиационной катастрофы там тоже присутствует. Мы работали над экспозицией долгие годы, собирали старинные книги, иконы, утварь, фотографии, которые были найдены у нас в городе и в пустующих храмах нашего района. Всего получилось больше тысячи экспонатов. В прошлом году мы отремонтировали соседнее с храмом здание приходской школы и разместили их там.

— Что значит для вашей приходской общины визит Патриарха Московского и всея Руси Кирилла?
— Его приезд, его благословение, его молитва для этой земли неоценимы. Я думаю, что пребывание Святейшего Патриарха у нас даст всем ту подсказку в решении чернобыльской задачи, о которой мы говорим давно. Эта земля должна возродиться духовно и молитвенно, а потом уже и в обыденном смысле. Я и все прихожане нашего Свято-Ильинского храма в это верим. Кстати, так думаем не только мы, но и большинство людей, которые сегодня работают на атомной электростанции.
Беседовала Антонина Мага

Президент «Союза Чернобыль Украины» Юрий Андреев: «Наша сила в единстве веры»

– Юрий Борисович, вы непосредственный участник тех трагических событий, случившихся на Чернобыльской АЭС. Расскажите, как все происходило?
– Да, спустя двенадцать часов после взрыва моя смена заступила на дежурство во втором блоке. Я был старшим инженером управления турбин, то есть одним из четырех инженеров, управлявших блоком № 2. Он в ту смену находился в очень тяжелом, аварийном состоянии. Намного в более серьезном, чем четвертый блок до взрыва. Был обесточен резервный шинопровод в 6 киловольт. Мы не имели электрических систем питания охлаждения реактора. Получалось, что второй блок отключался от рабочего питания, а резервного питания нет. То есть складывалась ситуация, когда главные циркуляционные насосы останавливались сразу, что в принципе запрещено инструкциями. Это был самый тяжелый день в моей судьбе. Второй блок необходимо было отключать, так как персонал находился на отметках обслуживания и подвергался обучению. Наш объект становился все более неуправляемым. Вода с четвертого блока заливала электрические сборки, электронасосы, датчики, системы управления и контроля. Блок мог отключиться и сам, без нашего участия и при более сложных последствиях. Поэтому правительственная комиссия дала команду отключить второй блок. Программу было поручено разработать нам самим, что мы и сделали. Основное внимание было уделено тому, чтобы не было осложнений в виде взрыва и пожара оборудования блока, которое было заполнено водородом и турбинным и генераторным маслом. План был подан на согласование с правительственной комиссией, однако согласование мы получили по телефону, линия которого не записывалась на магнитофон. То есть всю ответственность перекладывали на четырех инженеров блочного щита. Когда мы разгрузили блок до десятипроцентной мощности, он самопроизвольно отключился, вода попала на датчики защиты. На блочном щите погас свет. Это продолжалось всего секунды две-три, но для меня это были самые длинные секунды в жизни. Я понял, что не смогу среагировать на большое количество информации. Представьте, когда загорается более ста аварийных табло, сигнализации, в том числе по электрической части. Поэтому я сразу отключил сигнализацию с тем, чтобы те параметры, которые уже восстановились, погасли, и лишь те, которые находились в аварийном состоянии, продолжали гореть. Я понял, что турбина отключилась от перегрузки, но мощность турбины была менее 10% , т.е. вода с четвертого реактора, которая шла по подвалам второго блока, была достаточно теплой, парила, что привело к срабатыванию датчиков защиты отключить энергоблок № 2.

– А в чем суть самой аварии, что произошло и почему?
– Причиной аварии послужила программа испытаний, которые должны были проводиться 25 апреля с 16.00 по 00.00 часов. Но произошло отключение энергоблока Южно-Украинской АЭС, и проведение испытаний было перенесено на 00.00 часов 26 апреля. Испытания проводили по введению в действие защиты от максимально проектной аварии. И мне хотелось бы, чтобы раз и навсегда прекратились всевозможные инсинуации, связанные с аварией на Чернобыльской АЭС, о том, что на станции проводились какие-то эксперименты. Эксперименты на энергетических блоках не проводят. Это было плановое испытание введения в действие защиты от максимально проектной аварии. И проведение защитных испытаний на третьем и четвертом блоках было предусмотрено планом, на первом и втором блоках такой защиты не было. Но, как показал опыт отключения второго блока, данная защита и нужна была. Эти испытания проводились по программе, которая была разработана не в Украине и не на ЧАЭС. Она была согласована с СоюзАтомЭнерго в Москве, и на Чернобыльской станции она была только зарегистрирована. Программа предусматривала период, когда станция остается без внешнего энергоснабжения, а блоки нужно расхолаживать за счет холостого выбега ротора турбин. Персонал приступил к выполнению программы испытаний, которой предусматривалась работа на малых мощностях реактора. Также программой предусматривалось, что генератор может благодаря инерции вырабатывать еще электрическую энергию, нужную для работы насосов, также было предусмотрено включение в работу всех 8 главных циркуляционных насосов. Таким образом, за короткий промежуток времени вода в реакторе была доведена до температуры кипения. Вода закипела в корпусах насосов. Началась кавитация. На рабочем колесе насоса вода начинает закипать, получается паровой пузырь, который движется по колесу в зону высокого давления, где мгновенно конденсируется, и в тысячные доли секунды и происходит мощный, разрушительный удар. Несколько секунд такой работы – и рабочие лопасти и колеса насоса разрушаются, что и произошло. Валерий Ходимчук, который погиб в первые секунды аварии, докладывал, что в насосах сильные удары и вибрация, после чего произошел взрыв. Произошло следующее. Насосы прекратили подавать воду в реактор. Топливо в реакторе за какие-то доли секунды расплавилось, разрушились технологические каналы. А у нас был реактор бескорпусный. Пар попал во внутреннереакторное пространство. И под действием пара была выброшена крышка реактора, которая весит около пяти тысяч тонн. И вместе с этой крышкой вылетело примерно 20-30 тонн уранового топлива. Поэтому все то, что считали ошибками персонала станции, не соответствует действительности. В действительности есть то, что, если выполнять по пунктам программу испытаний, мы получаем расплавление реактора и взрыв, это заложено в самой программе испытаний.

– На АЭС «Фукусима-1» авария произошла из-за отключения насосов охлаждения.
– Там отключились насосы потому, что все электрическое хозяйство вышло из строя.

– А почему в таком случае не было резервной, автономной сети?
– Автономная система тоже вышла из строя, ее залила волна цунами. Вода залила всю энергосистему, и руководство станции потеряло полностью все энергохозяйство станции – силовое напряжение 6 киловольт, системы управления 220 вольт, датчики, все системы контроля. Это наиболее страшная авария, которая возможна на АЭС.

– Но в итоге «Фукусиме» дали седьмой уровень опасности. Такой же, как Чернобыльской АЭС.
– Нет. У них до сих пор авария масштабов Чернобыльской катастрофы не достигла, хотя по уровню и Чернобыльская, и «Фукусима» относятся к седьмой степени.

– Но, казалось бы, Юрий Борисович, – это Япония. Это такая развитая технократическая страна, и вдруг – японцы не все предвидели. На них это не похоже.
– Авария на «Фукусиме» – это тот случай, когда негативный опыт чернобыльской аварии не был принят во внимание. Проект реакторов на «Фукусиме» – это американский проект, это американский реактор с американским топливом. И довольно старой постройки, где-то в 1965 году начали эту станцию сооружать. Это контурная станция, но реакторы там корпусные, и находятся они в боксе. У нас на ЧАЭС корпуса не было и не было прочноплотного бокса.

– Я так понимаю, что это более безопасный вариант станции?
– Я думаю, что это не так. Первый, второй, третий блоки АЭС «Фукусима» были отключены за час до того, как они потеряли собственное электрическое снабжение, при первых же толчках землетрясения. Четвертый, пятый и шестой реакторы находились на ремонте, и топливо из их корпусов было выгружено. Но через час пришла волна цунами, залила все электрическое оборудование, станция полностью обесточилась. Реакторы начали разогреваться, топливо расплавилось, из-за трещин вода ушла из этих бассейнов выдержки отработанного топлива второго, третьего и четвертого реакторов, также вода ушла из хранилища отработанного ядерного топлива, где хранится по радиоактивности материала на тысячи миллионов кюри. Чернобыльская станция по радиоактивному выбросу оценивается в 150 миллионов кюри. Топливо расплавилось. Персонал по команде руководства выполнил ошибочное распоряжение. Они начали подавать воду в расплавленные реакторы, заливать водой расплавленное топливо в бассейнах выдержки. Это ошибка. Потому что из-за высоких температур это привело к распаду воды на водород и кислород, к взрывам гремучей смеси. Часто демонстрируются по телевидению кадры разрушенных зданий «Фукусимы» – это хранилище отработанного топлива. В результате этих взрывов в атмосферу были выброшены топливные частицы, но основная масса топлива, в отличие от Чернобыльской катастрофы, находится в связанном, расплавленном состоянии. Оно не было выброшено, как в Чернобыле, из реактора.

– Юрий Борисович, как свидетельствуют зарубежные СМИ, загрязнение радиоактивными веществами окружающей среды японской стороной произошло не столько вследствие самой аварии, сколько по причине неправильного пути преодоления последствий?
– Да, это верно. Команды, данные после аварии персоналу, привели к глобальной экологической катастрофе уже поле самой аварии, спасти реактор было уже невозможно. Топливо плавилось, и не нужно было его заливать водой. Эта идея, что расплавленная масса может прожечь бетонные перекрытия и уйти глубоко в землю, на сегодня просто недостоверна и преувеличена. Чернобыль показал, что никуда эти топливные массы далеко не уходят. Но мы видим, что наш негативный опыт ни американцы, ни японцы не приняли. А это привело к тому, что уже больше месяца после аварии персонал продолжает подавать воду в хранилища, они совершают ошибку. Топливо в таком состоянии имеет температуру в несколько тысяч градусов. Получается пар, который уходит в атмосферу, что увеличивает загрязнение окружающей среды. Кроме того, вторая опасность возникает уже в подвалах, где накопилось колоссальное количество жидких радиоактивных отходов. И это все из трещин бассейнов уходит в океан.

– Но почему японская сторона ничего не делает, чтобы избежать экологической катастрофы?
– Ко мне после случившейся аварии приезжали различные телевизионные японские компании – порядка двенадцати. Мы давали свои комментарии и рекомендации. Говорили, что необходимо прекратить заливать станцию водой. Я предлагал привести станцию во взрыво-пожаробезопасное состояние. Убрать с нее все, что может гореть и взрываться. Обесточить то оборудование, которое находится в разрушенных помещениях. Мы видим, что японское правительство скрывает истинную картину загрязнения окружающей среды, все сообщается в каких-то относительных единицах. Кроме того, до сих пор не дана оценка общей активности выброса радиоактивных веществ в окружающую среду. В утаивании истины японское правительство превзошло даже советское правительство.

– Скажите, Юрий Борисович. Вот прошло уже двадцать пять лет после трагедии на Чернобыльской АЭС. Были правильно оценены уроки аварии. В СМИ, в частности, говорится о том, что и современные украинские и российские атомные станции стали намного безопаснее…
– У нас и Чернобыльская станция после реконструкции своей работой доказала и вошла в пятерку надежных станций мира. И поэтому когда ее преступно, по распоряжению президента Л.Д. Кучмы и премьер-министра Украины В.А. Ющенко в 2000 году остановили, – это была неподготовленная остановка станции. К моменту остановки станция не выработала свой ресурс, даже не выжгла свежее топливо, еще полгода станция могла работать. При остановке станции у нас полностью отсутствовала вся техническая документация, как выводить станцию из эксплуатации. До сих пор отсутствуют объекты, необходимые для снятия станции с эксплуатации: хранилища отработанного ядерного топлива (ХОЯТ) и завод по переработке радиоактивных отходов. Топливо выгрузили из реакторов только в 2009 году, а станцию остановили в 2000. Получается, что обманывали всех, говоря о том, что Чернобыльская станция снята с эксплуатации. Она фактически была в эксплуатации, но без работы. То есть турбины не крутились, а реакторы были в эксплуатации, так как они были загружены топливом. И сейчас топливо некуда выгружать. Оно находится в бассейнах выдержки. Чернобыльская АЭС представляет собой аналог «Фукусимы». Если произойдет утечка воды, то мы получим очень опасный объект, который требует постоянного присмотра. Сама остановка станции стоила несколько миллиардов долларов. То есть Украине нанесен огромный экономический и социальный ущерб. Город Славутич финансировался за счет работы станции, а после закрытия станции стал финансироваться за счет бюджета. Сейчас почти два миллиарда гривен бюджета в год идут на содержание станции. И сам объект является опасным. На мой взгляд, на самом деле произошло серьезное преступление против интересов Украины и ее народа.

– Юрий Борисович, есть мнение неких энергетиков, что саркофаг как таковой не нужен был в принципе. Они аргументировали это тем, что всегда нужно иметь доступ к месту аварии и контроль?
– Были еще более абсурдные предложения. Для того, чтобы якобы не возникла критическая масса, было предложение вообще взорвать остатки реактора. Бредовых идей было множество. Но факт говорит сам за себя: когда саркофаг был построен, то выбросы радиации в окружающую среду прекратились. И на то, что предлагают сделать проект «Арка» над саркофагом, могу ответить, что он просто не нужен.
Сам саркофаг был построен в 1986 году, и с 1987 года вообще не фиксировалось выхода активных веществ наружу. Саркофаг представляет собой безопасно-котролируемый объект. К тому же проект «Арка» имеет много минусов. Сама арка должна состоять из легких, недолговечных конструкций. Она будет требовать постоянного обслуживания, она будет требовать очень дорогого эксплуатационного оборудования. Таким образом, содержание арки намного превысит саму стоимость арки. К тому же она не решает главных проблем, находящихся внутри саркофага. Это проблема нахождения утраченного топлива, которое так и не нашли, где оно находится. А также это радиоактивные отходы, находящиеся под реакторными помещениями, в грунтовых водах станции. Мы неоднократно предлагали простую внешне схему. Сделать штольни для обслуживания станции, все остальное засыпать песком, забетонировать активную зону, чтобы прекратить миграцию радионуклидов. Сверху этого холма – метров семидесяти – сделать изоляцию. Этот способ намного дешевле и практичнее, нежели тот, что нам предложила французская сторона.

– Как вы прокомментируете решение правительства Германии полностью отказаться от использования атомной энергетики?
– Когда меня пригласили в Европарламент, чтобы я оценил ситуацию, возникшую на «Фукусиме» с точки зрения чернобыльского опыта, мне поставили вопрос о возможных альтернативах. Я сказал, что да, США и Германия могут сократить выработку электроэнергии на атомных станциях, но первое, что они после этого сделают, – увеличат сжигание угля. На планете есть две страны, которые больше всех загрязняют окружающую среду. Это США, а в Европе – Германия, потому, что их энергетика на 80% угольная. Это самый экологически грязный способ для получения электроэнергии. Последствие – глобальное изменение климата. Если мы хотим адекватно отреагировать, европейское сообщество должно применить санкции к Германии и США, если эти государства заменят выработку электроэнергии с атомных станций на угольные. Мы должны думать об общей экологии земного шара и о чистоте атмосферы. Если же ориентироваться на ветряные или солнечные источники энергии, то это прямая проблема территорий. Соотношение территории на один киловатт атомной станции и ветряной один к тысяче. А это уже проблема жизни человека и продовольствия. Ведь там, где стоит мощная ветряная установка в Калифорнии (США), нет ничего живого, там даже тарантулы не живут, абсолютная пустыня. К тому же так называемая альтернативная энергетика в 6-12 раз дороже, чем атомная.

– Хотелось бы вас спросить о социальной защите ликвидаторов Чернобыльской АЭС. Как государство на данный момент заботится о ликвидаторах, сколько их осталось, какое их самочувствие, какие проблемы?
– За все годы ликвидации аварии через Чернобыльскую зону прошло 829 тысяч человек. Абсолютное большинство этих участников ликвидации получили дозы облучения. В Украине у нас было 356 тысяч ликвидаторов, в живых осталось 219 тысяч. Смертность среди чернобыльцев очень высокая, особенно среди тех, кому на время ликвидации было 20-30 лет. Они не доживают до 50. Сейчас ликвидаторы аварии в совокупности болеют заболеваниями сердечно-сосудистой системы, пищеварительной системы, системы органов дыхания, органов зрения и психоневрологической системы. Хотя ведется пропаганда о том, что Чернобыль не имел последствий, а лишь есть некий психологический синдром. Тратятся огромные средства на пропаганду, чтобы дать общественности искаженную картину влияния несуществующей в природе радиофобии вместо того, чтобы реально помогать чернобыльцам. Под прикрытием такой пропаганды сворачиваются медицинские программы, программы обеспечения жильем, не завершено отселение семей из зоны обязательного отселения. Вначале правительство Ю. Тимошенко разрушило все социальные программы, и мы подписывали соглашения с Партией регионов и поддерживали ее. Хотя на сегодняшний день ни один пункт соглашений не исполнен, а то, что происходит, вызывает просто недоумение. Сокращать по чернобыльским программам уже практически нечего. И когда говорят о том, что увеличилось финансирование чернобыльских программ, то следует сказать, что это относится к проблемам самой станции, так сказать, к железу, а не к людям. За счет сокращения социального финансирования ликвидаторов увеличивается финансирование ЧАЭС.

– Расскажите, пожалуйста, о взаимодействии Союза «Чернобыль» с Украинской Православной Церковью?
– Нужно сказать, что до аварии я был атеистом и в Бога не верил. После случившейся аварии я не думал, что могу остаться в живых. Ну, еще две-три недели и умру. Но спустя годы начал задумываться, почему мы остались живы, чьей силой и волей мы ликвидировали эту аварию. В 1989 году, еще при советской власти, начали в Дарнице строительство первого храма, посвященного памяти ликвидаторов.
После этого я стал задумываться, как так произошло… Ведь в первые секунды взрыва на четвертом энергоблоке большое облако с частицами ядерного топлива двинулось на город Припять. Есть такая Чернобыльская сосна, которую многие чтят как берегиню города. И вот, не доходя до этой сосны, облако разделилось на два рукава и прошло мимо города. Буквально в нескольких метрах от жилых кварталов. В зоне выбросов было зарегистрировано 2-4 рентгена в час, а в городе до миллирентгена. То есть разница была в 4-8 тысяч раз. Я считаю, что это Бог спас город от гибели. Обычными физическими или метеорологическими фактами это объяснить невозможно. Данное явление можно понять лишь в одном ключе – это подвластно лишь Силе, которой все дышит, живет и движется. В 1993 году Предстоятель Украинской Православной Церкви Блаженнейший Митрополит Владимир благословил написание иконы «Чернобыльский Спас». На ней изображен Иисус Христос вместе с ликвидаторами, а также та самая «чернобыльская» сосна. Молящиеся перед образом получают исцеления. Эта чудотворная икона с крестным ходом побывала в различных областях Украины. Мы благодарны нашему Предстоятелю Блаженнейшему Митрополиту Владимиру за его непрестанную молитву о ликвидаторах, за заботу и духовное окормление чернобыльцев. Отрадно, что сам Святейший Патриарх Кирилл помолится об упокоении умерших ликвидаторов, а также посетит и совершит вместе с Блаженнейшим Митрополитом Владимиром молебен в Свято-Ильинской церкви, единственном действующем храме зоны. Следует также отметить, что на храм в свое время посягали раскольники так называемого «Киевского патриархата», но действиями Союза «Чернобыль» всякие действия по захвату храма филаретовцами были пресечены. Чернобыльцы никогда не были раскольниками, но всегда были верными чадами Украинской Православной Церкви.

– Наше издание в первую очередь адресовано иерархам и священству Украинской Православной Церкви. С какими словами и пожеланиями вы хотели бы к ним обратиться?
– Я бы очень хотел пожелать, чтобы и молитвы, и служение были искренними, чтобы раскольнические настроения, которые присутствуют в Украине, не просто прекратились, но прекратились в первую очередь в душе. Мы ликвидировали аварию, но мы ее ликвидировали совместно. Никогда в жизни, если бы в нашей среде были внутренние расколы, мы не смогли бы остановить чернобыльскую катастрофу. Поэтому у меня одно пожелание, подавить какие бы то ни было разделения и расколы, и в первую очередь филаретовщину – этот духовный Чернобыль Украины. Путь Филарета бесперспективный и разрушительный. Здесь есть политика, но нет духовности. Наша сила в единстве веры. Поэтому я хочу призвать иерархов и священство нашей Церкви стоять на страже веры и единства святого Православия.
Беседовал Игорь Стокалич

Лидия Винокурова. Духовный кризис – основная трагедия славянских народов

Святейший Патриарх Кирилл.Страдания — это наказание за наши грехи