Архімандрит Нестор (Соменок). На подступах к синтезу богословия и церковной истории

01.06.2009 archive, Вестник №93, Интервью

Православное богословие имеет свои истоки, берущие свои живительные силы в апостольской вере, в Таинстве Евхаристии и празднике Святой Пятидесятницы, когда Дух Святой сошел на святых апостолов, даровал им благодать и силу, животворящую любовь и духовную свободу; дабы можно было жить и совершенствоваться по образу и подобию Божию, в меру и силу благодати Христовой.
Архімандрит Нестор (Соменок)

В качестве преамбулы к своему докладу хочется вспомнить два примера из своей жизни. Первый из них случился со мной во время паломнической поездки в Иерусалим. Вов время экскурсии наш гид подошел ко мне и спросил: «Отец Георгий, а вы знаете что-то о Н.К. Маккавейском» (прим.автр. 1864-1919). Я ответил что знаю. Это один из профессоров Киевской Духовной Академии. Этого гида, некрещеного человека поразила магистерская работа Николая Корнилиевича Макавейского «Археология из истории страданий Господа нашего Иисуса Христа».
Второе воспоминание: всегда когда вспоминают Киевскую Духовную Академию говорят: «О схоластика»! Приводя пример трудов по догматике профессоров академии. И действительно, другой науки, к сожалению, тогда не было. Так, «Догматическое богословие» епископа Сильвестра (Малеванского) отражают схоластический подход изучению вероучения Церкви. Но, к примеру, один из известных догматистов ХХ века, профессор протоиерей Ливерий Воронов часто отмечал студентам, что труд преподавателя КДА епископа Сильвестра, есть прекрасным пособием по изучению догматики, и сам часто использовал этот учебник на своих лекциях.
Переходя непосредственно к докладу, хочу отметить, что наша Международная конференция посвящена такой важной и жизненно необходимой теме как Православие. Православие, как вера Христова, как абсолютная истина и таинство Богочеловечества, как верный и прямой путь в царство Святой Троицы, любви и благодати божественной содержит в себе «мехи ветхого и нового вина». Православие объединяет в себе историю прошлого, философию настоящего и эсхатологию будущего. Изучая, и понимая прошлое мы спокойно, сердечно, иногда с тревогой, иногда с надеждой взглядываем в будущее. Анализ исторических встреч, понимание и развитие прошлых академических традиций, осмысление через участие в Евхаристии, синтез научного, академического опыта таких академических дисциплин как библиистика, догматического и мистического богословия, кафолического Православия на Востоке и Православного кафоличества на Западе. Это особо наглядно, географически-рельефно исторически видно и религиозно ощутимо в эпоху монофелитских споров. Весь этот эклезиологический, антропологический, историософский и культурологический опыт был осмыслен богословскими гениями ХІХ-ХХ веков.
Говоря о синтезе академического богословия и церковно-исторической науки необходимо, прежде всего, вспомнить о том, как формировалась вера святых отцов, как вера кафолическая. А также, как догматическое сознание постепенно овладевало верующими и становилась новой эрой церковной истории, эрой Нового Завета. В общем плане вспоминая эпоху Вселенских соборов мы окунаемся в то историческое время, когда происходило в Церкви формирования православного богословия, восточной духовности и византийского мышления. Хотя православное богословие есть по существу богословие опытное, тем неимение оно питается умозрениями и учениями отцов Церкви, говорящих о стране, из которой они вышли. Святой Григорий Палама, богослов ХІV века в одной фразе выразил суть православного подхода к богословствованию: «Слова сами по себе меня не интересуют, то что меня интересуют, это факты». Вот именно с таким подходом и обращались к многим сферам в богословии и церковной жизни православные богословы и святые отцы.
Тем не мение, православного богословия как науки академической есть свой исторический фундамент, которым является Божественное Откровение и творения святых отцов, как самый лучший и правильный комментарий к этому Откровению. Православное богословие имеет свои истоки, берущие свои живительные силы в апостольской вере, в Таинстве Евхаристии и празднике Святой Пятидесятницы, когда Дух Святой сошел на святых апостолов, даровал им благодать и силу, животворящую любовь и духовную свободу; дабы можно было жить и совершенствоваться по образу и подобию Божию, в меру и силу благодати Христовой. Теоретический религиозный фундамент Православной Церкви имеется в тех священных текстах, которые содержит догматические наработки православных богословов и свои личные мысли. Но тут не надо забывать, как говорил архиепископ Василий (Кривошеин), что православное вероучение выражается не только в официальных документах, символах веры, исповеданиях и соборных постановлениях, но и в церковном богослужении, Божественной литургии, церковных песнопениях. «С точки зрения стремления к идеалу и теоретической цели, философского развития ближе всего богословские науки находятся по некоторым высказываниям именно философия идеализма. При чем, философский вопрос о том: «Существует ли нечто, дающего направления миру, жизни Вселенной, каковы его свойства и подобное?», совпадают с религиозным вопросом о том, существует ли Божество и какие свойства мы должны Ему приписать». («Введения в философию» Г.И. Челпанов).
«Для православного восприятия Бог Откровения не есть бог философов. Осознания Его абсолютной непознаваемости проводит грань между двумя этими мировоззрениями: религиозным и философским». («Мистическое богословие». В.Н. Лосский). Отсутствие мистического опыта, духовно-молитвенной практики, участие в таинствах Святой Церкви ставит философским ум в тупик, когда философские, психологические, этические и бытовые проблемы вырастают для человека в преграду непреодолимую в виде айсберга, или пропасти, или «китайской стены», когда человек теряется, становится одиноким и жалким. И только милость, и благодать Божья может спасти каждого из нас. Зададим вопрос, который ставят не только выдающиеся церковные умы, но и люди находящиеся около церковной ограды: «Неужели зло является такой сверхъестественной величиной, что перед его всесильной властью сникает и уничтожается все живущее во вселенной, в том числе и человек». Конечно же нет. Господь наш Иисус Христос в своем Евангелии сказал: «Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют ее». Кроме того, не Бог является виновником зла, а удобопреклонность человека ко греху после грехопадения первых людей, а еще раньше после падения Денницы. Бог не захотел насаждать авторитаризм даже среди ангельского мира, дабы не ограничивать волю ангелов. Дерево познания добра и зла было посажено в райском саду не только в промыслительных целях, но и в религиозно-воспитательных, чтобы Адам и Ева совершенствовались духовно, психологически и физически, дабы находясь в состоянии выбора их воля не была ни чем и ни кем не ограничена.
Зло вошло в мир через волю. «Это не природа «физис» и состояния. Природа добра сильней привычки ко злу» («Мистическое богословие». В.Н. Лосский). Предмет религиозного чувства представляется нам, – писал Г.И. Челпанов, – как абсолютная причина всего существующего. Если Бог Откровения не есть бог философов, то именно сознания Его Абсолюта, непознаваемости проводит грань между двумя этими мировоззрениями. Немецкий философ Шелер (1874-1928) характеризовал философию, как знание ради спасения, противопоставив его знанию ради достижений и господства, то есть позитивному, научному и техническому знанию. Блаженный Августин сказал однажды: «Нам верующим необходимо познать в свете разума то, что уже принято верой». В этих словах очень четко определена общая задача богословия. Мы сами, – по выражению митрополита Филарета (Дроздова), – останемся, если не примем очень важные шаги движения навстречу Богу, истине и справедливости, без внутреннего чувства и движения. «Как твердые камни в струях живого потока». Наша вера должна быть горячей, такой, которой бы она могла одухотворять мир. По известному высказыванию преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен и во круг тебя спасутся тысячи». Преподаватели и студенты по епископу Каллисту (Уэру) должны помнить золотое правило святого Григория Богослова: «Мы должны богословствовать по способу рыбарей, а не Аристотеля. Хотя, конечно же, знание, и в частности знание Платона и Аристотеля, никогда не мешает человеку. Важно как человек относится к той, или иной философии». Далее владыка перечисляет четыре пункта, которые отличают настоящего богослова от того человека, который лишь приступает к богословию.
Прежде чем приступить к характеристики истории догматических движений, истории богословия академического необходимо сказать следующее: академическое богословие ХІХ-ХХ векав, это тот айсберг, к которому мы из-за нашего советского «вавилонского» пленения еще не приступили.
Как же развивалась русская богословская традиция до известного труда митрополита Макария (Булгакова)? «Западнорусскую традицию представляет прежде всего острожская книжица «О вере» 1588 года; «Катехизис» иеромонаха Захарии (Копыстенского), Киев, 1619; «Большой Катехизис» протоиерея Лаврентия Зизании, Москва, 1627; «Православное исповедание» святителя Петра Могилы, Москва, 1696». (Цитация здесь и далее по работе М.М. Лисового под названием «Обзор основных направлений русской богословской академической науки в XIX –нач. ХХ столетия//Богословские труды – С.Б. 37. – М., 2002 г., – с. 10)
Именно на стыки богословских традиций Киева и Москвы возникает «монументальный памятник русского полемического богословия начала XVIII века «Камень веры» местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Стефана (Яворского) 1707 год». Затем было преподавание и выработка отдельной киевской богословской системы архиепископом Феофаном (Прокоповичем), впоследствии завершенной митрополитом Мануилом (Миславским) и издана на латинском языке в Лейпциге в 1782 году. Поэтому митрополита Макария (Булгакова) многие справедливо называют, в том числе повторяя слова архиепископа Феофана, «отцом систематического богословия в России». Хотя, конечно же у каждой системы и у каждого труда в том числе созданных в Синодальную эпоху были свои слабые стороны.
Но мы должны помнить, что многие из них в этом отношении были первопроходцами. По аналогичному плану были написаны и все другие русские догматические системы за исключение что догматической системы архиепископа Филарета (Гумилевского). После многих неудачных опытов Киевская Академия решила вернутся к догматическому богословию архиепископа Феофана (Прокоповича), который в качестве стабильного учебного курса просуществовал до конца XVIII века, а дальнейшее совершенствования богословского образования духовной академии связано с именем архимандрита, впоследствии епископа Иринея (Фальковского). Следующим этапом в развитии богословского образования был труд архимандрита, впоследствии архиепископа Антония (Амфитеатрова), который скончался в 1879 году, и который занимает видное место в истории КДА. Он был воспитанником Киевской духовной академии, долгие годы преподавал в ней богословские науки, стал ее ректором, а затем и профессором. Архимандрит Антоний первый в русской богословской науке дал научное определение «догмата» и «догматического богословия», сформулировал предмет и метод православной догматики, указал основные источники и руководства к ней. Догматическое богословие есть наука, – пишет он, – излагающая в систематическом порядке и полноте догматы и вообще созерцательные истины христианства, руководящим к тому, как христианину надо веровать в правду, и исповедовать во спасение религию Христову.
Затем определенным этапом была догматическая система, но уже не у нас, но воспитанника Киевской академии митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова). Его «Православно-догматическое богословие» в смысле науки должно было изложить христианские догматы в систематическом порядке и возможной полнотой и при том не иначе, как по духу Православной Церкви.
На первом этапе зарождения догматической науки и богословских дисциплин вообще невозможным был свободный богословский синтез. Церковный богослов должен был ограничится анализом готовых формул. Ограничивая содержательность веры догмата митрополит Макарий даже приходит к определению что догматами называются только те из истин веры изложенные в Божественном Откровении, которые относясь ко всему существу христианской религии как восстановленного союза между Богом и человеком содержат в себе собственно учение о Боге и его отношению к миру и особенно к человеку, и которые преподаются человеку как правило спасительной веры – непререкаемое и неизменное. Собственно догматическое богословие есть ни что иное, как система православного вероучения или наука, которая излагает учение Православной Церкви о Боге и делах Его. Эти лекции стали образцом для многих догматистов не только Московской, но и других духовных академий.
Далее следует целая плеяда предшественников современников митрополита Макария в том числе для нас интересен историко-архиологический и историко-сравнительный метод знаменитого выпускника КДА архиепископа Иннокентия (Борисова), который в 20-х годах ХІХ века преподавал основное и сравнительное богословие в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Его лекции отличались глубиной и оригинальностью. А себя он зарекомендовал умением разбираться в современном богословии и философии Запада. И, несмотря на критику со стороны отца Георгия Флоровского, для того времени архимандрит Иннокентий стал одним из самых успешных догматистов, вложившего в эту дисциплину весь свой талант.
Необходимо также сказать о той школе исторического истолкования догматом в русском богословии, родоначальником которой был не только Филарет (Гумилевский), но и особенно протоиерей Александр Горский. В КДА не было таких личностей как В.В. Болотов, но были такие способные историки как Голубев, Булгаков, Лебединский, протоиерей Федор Титов, протоиерей Александр Глаголев. К примеру последний из этого перечня знал восемнадцать языков.
Переходя к следующему известному деятелю архимандриту Сильвестру (Малеванскому), впоследствии епископу Каневскому, необходимо сразу же сказать о его пятитомнике «Опыт православного догматического богословия с историческим изложением догматов». Этим он конечно же составил не только славу для академии, но и особую эпоху в жизни наших духовных школ. В определение свойства главного догмата архимандрит Сильвестр не привносит ничего принципиально нового по сравнении с предшествующими догматическими системами. Догмат он характеризует четырьмя признаками: 1) теологичность;
2) Богооткровенность;
3) церковность;
4) законообьязаность.
При чем последний пункт указывается всего лишь в нескольких православных догматистов.
Наибольший интерес представляют методологические принципы владыки Сильвестра. Так, основное руководственное начало для роботы богослова заключается не в разуме, нередко отрешающегося от живой истины и устраивающий ее по собственному произволу, и не в безмолвной букве Писания ожидающей такого или иного своего понимания, а в Церкви, как в начале живом и осязаемом, и которую догматист постоянно имеет перед глазами в духе истинны, живо и непосредственно присущим в религиозном сознании. Общее правило, которому должен следовать православный богослов состоит в том, чтобы он глубже и глубже проникался религиозным сознанием и духом веры Вселенской Церкви. Непрерывно обращался в его среде и под руководством его влияния проводил все свои научные работы. И таким образом в свое научном труде воспроизвел и запечатлел насколько возможно это сознание, этот дух веры всей Церкви. При этом дело догматиста следить не за внешней исторической судьбой догматов, что принадлежит церковной истории или специальной истории догматов, а за внутренним диалектическим процессом их развития, который был обусловлен конкретным историческим ходом событий. Здесь я бы хотел сравнить две системы, которые можно назвать энциклопедией русского академического богословия. Я имею в ввиду «Догматическое богословие» в пяти томах владыки Сильвестра (Малеванского) и «Историю Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова), которого очень часто сравнивают с Соловьевым, написавшего гражданскую историю России.
В заключение хочу отметить, что на сегодняшний день мы, к сожалению, не
испытываем голода книжного, или богословского-научного, так издаются масса книг, причем можно без труда приобрести книги различных конфессий и в этом нет ничего плохого. Но иногда «всеядность» наших молодых людей приводит к трагедии человека, который путается и не знает, что ему делать дальше.
Приведу небольшой пример, недавно был в Киеве знаменитый католический богослов кардинал Каспер, который во время выступления сказал, что на сегодня он не знает настоящего богослова, который бы занимался христологией. Но почитав его богословский труд человек не получает подлинного духовного развития, так как эта книга переполнена словом «трагедия», то есть своеобразное «богословие трагедии». Если бы это было применительно к антропологии, а не к христологии, то тогда католического кардинала можно понять, так как современный человек, это есть подлинная трагедия современности. Но применять такой термин ко Христу, на наш взгляд не уместно.
Почему мы вправе говорить о богословско-философско-историческом синтезе в русском академическом богословии вообще и в Киевской духовной академии в частности? Потому что академический труды русских богословов стали классикой. Сами ученые личности стали выдающимися тружениками богословия и историками Церкви.

Олександр ЯРОВИЙ. БИТВА ЗА ПОЛТАВСЬКУ БИТВУ

01.06.2009. ДНЕПРОПЕТРОВСК. Святейший Патриарх Кирилл наградил митрополита Иринея орденом Сергия Радонежского