Україна Православна

...

Официальный сайт Украинской Православной Церкви

Александр Наумов, профессор Краковского университета. Состояние Православной Церкви в эпоху князя Острожского

В таинствах эпохи мало говорится о несомненном благочестии и глубокой вере паствы Христовой, которая ведь удивляла проходящих через наши земли путешественников.
Александр Наумов,
профессор Краковского университета

Европа входила в XVI век стремительно. Недавно открытая Америка начинала приносить ощутимую выгоду, использование печати революционизировало книжный рынок, потоки греческих и балканских беженцев перед лицом турецких захватчиков оказывали интеллектуальную и культурную поддержку свободной части континента. Гуманизм переходил в возрождение, обращалось внимание на языческую, а также библейскую античность, появилась и развивалась filología sacra. Ферментирующие в XV веке движения, подчеркивающие национальный характер отдельных частей Церкви (как гуситы), и борющиеся за сохранение первичного характера ее организации (как сопротивляющийся вводимой монархии папы римского концилиаризм) перерождались в сепаратизм и изоляционизм отдельных ветвей протестантизма.
На Востоке в интеллектуальном плане пустела поствизантийская территория; слава и хвала Византии, Тырнова, Видина, Скопья, Крушеваца и Смедерева гасла под турецким владычеством, а славянские церкви все более и более ощущали жесткую политику покоренного Патриархата. Лишь румынские княжества умело лавировали и мужественно защищали свою относительную независимость. Гора Афон с трудом приспосабливалась к новым условиям, а Святая Земля и Синай становились еще более отдаленными, нежели прежде. Икоту вызывало воспоминание о Ферраро-Флорентийской унии, однако повсюду раздался возглас облегчения, когда 7000 (семитысячный) год от сотворения мира завершился (31 августа 1492 года), конец света не наступил, и нужно было внести конструктивные элементы в размышления о греховности человека и бренности преходящего мира.
Развивалось территориально и возрастало в силе независимое уже Московское княжество, обращенное пока главным образом на Запад, после поглощения Великого Новгорода ищущее выхода к Балтике и не скрывающее аппетита на русские земли Великого княжества Литовского. В свою очередь Литовская Русь, перепуганная падением своей духовной столицы (Константинополя) и великолепного соседа (Новгородской республики), ощущающая на себе все более агрессивную политику Католической церкви и политическое давление Москвы, демонстрирующая (например, под Оршей) свою гражданскую лояльность по отношению к общему с поляками и литовцами государству, все еще верила, что удастся выработать модель достойной совместной жизни Двух или даже Трех народов и обеих частей разделенной Церкви.
XVI век был для Европы веком огромных перемен. На Западе главной проблемой стал раскол в лоне латинской Церкви, в результате которого отделилась основная часть германского христианства (англикане, лютеране, кальвинисты) и центр тяжести передвинулся в сторону романских стран. Желание римской Церкви компенсировать понесенные потери усиливало миссионерские программы, охватывающие как православные страны, так и «языческий» азиатский Восток, Америку и Африку. Военные успехи прекрасно развивающейся и процветающей Оттоманской империи не давали спать папе Римскому и другим католическим монархам, а вовлечение «схизматической» Москвы в антитурецкую лигу было сопряжено с жаждой ее католицизации. Реформация и антропоцентрический ренессанс показали глубокие трещины в монолите латинской Церкви и западной цивилизации в целом. Как брошенный бумеранг, возвращались на повестку дня затруднительные темы: использование национальных языков в богослужении и проповедении, святое причастие под двумя видами, целибат белого духовенства, авторитет и власть в Церкви, участие мирян в церковной жизни, взаимоотношение Писания и Предания, вера и разум, духовная и светская власть и т.д. Печатные станки штамповали сотни книг; папы римские, будучи подателями королевских корон и епископских посвящений, а также наивысшим и самодостаточным авторитетом, все смелее говорили о себе как о единственном источнике власти и веры. Тридентский собор и его постановления являются наиболее полным отображением проблем и характера всей эпохи, а самым красноречивым продуктом того времени стало Общество Иисуса, соединяющее в своей программе ревностную веру, фундаментальное знание и безграничную преданность епископу Рима. Сотериологический эксклюзивизм и экклезиальная надменность в римской Церкви достигли предела, а реформированное христианство на первый план выдвинуло то, что явным образом отличало его от римского, становясь иногда его антитезой и все более раздрабливаясь на очередные новые деноминации.
Также в истории восточного славянства шестнадцатое столетие – это век судьбоносный, определяющий на долгое время идеи и программы. Московское государство решительно двинулось в северном, восточном и южном направлениях, а охват территории, на которой славянское православие становилось господствующей религией, возрос в несколько раз. Завоевание Казанского и Астраханского царств приблизило надежду на выход к Черному морю, а следовательно, и к бассейну Средиземного моря. Сибирь открывала еще пока не исследованные, но уже предвкушаемые возможности. Северо-запад также не переставал занимать надлежащего места – напротив западной крепости Нарва была вознесена импонирующая крепость Иван-город с главной башней, неспроста названной «Государево око». С железной последовательностью была проведена консолидация русских земель наряду с жесткой реализацией нивелирующей программы централизации. Старательно изглаживались следы локальных традиций, использовались все доступные средства для символической и реальной универсализации государства – царский титул, основание патриархата, идея Третьего Рима, общерусский собор святых, новая государственная редакция текстов, перенятых из местных письменных традиций и т.д.
И лишь древние русские земли на западе не находились под контролем московского центра. Мать русских городов Киев (несмотря на то, что находился в запустении) оставался в литовско-польских руках и с идейной точки зрения портил взлелеянную в Москве картину единой Руси. Также другие священные города Киевской Руси – Полоцк, Слуцк и Туров, Вильно Брест и Гродно, Бельск, Дрогичин и Мельник, Холм, Владимир Волынский и Перемышль – находились вне зоны досягаемости. Мать русских монастырей – Киево-Печерская лавра, а также Почаевская гора и ряд домонгольских святынь являли собой самостоятельную, конкурирующую в идейном плане духовную и политическую действительность. Об этом свидетельствуют миграции идей и личностей, среди которых можно вспомнить хотя бы Андрея Курбского, Ивана Федорова, старца Артемия, с одной стороны, и князей Глинских – с другой. Можно шутливо сказать, что пушкинская «корчма на литовской границе» многое повидала в XVI веке.
Польско-литовское государство также переживало кардинальные изменения, частично в контексте общеевропейских процессов, частично – параллельно с изменениями, происходящими у московского соседа. Пришлось смириться с потерей (причем на долгие столетия) западных и северных земель, Силезии и Поморья. По собственному желанию центр государства был перенесен на недавно присоединенную к Короне Мазовию, в результате чего были запущены государствообразующие области Малой Польши и Великой Польши. Было дано своего рода молчаливое согласие на создание прусского могущества, не удавалось остановить процесс перехода магнатов и шляхты в протестантизм (особенно кальвинизм), допускались очередные ошибки в решении козацкого вопроса. Слабая позиция правителя (который был одновременно королем Польши и Великим князем Литвы) в политической системе государства и его зависимость от Рима способствовали самоуправству и произволу олигархов и давали полную свободу действий приезжим и местным папским сановникам.
Консолидации русских земель вокруг Москвы польские элиты решили противопоставить идею преобразования федерации Короны и Княжества в один государственный организм Речи Посполитой. Люблинская уния была демонстрацией польского превосходства в политической расстановке партнеров, кульминацией которого было решение короля о подчинении огромной южной территории Княжества небольшой и слабой Короне. Урезанное таким образом Княжество не являлось уже для Короны политической проблемой. Однако эта уния не решала самого главного вопроса – католицизации Руси и распространения над ней папской власти. Поэтому прибывшие в Речь Посполитую три года спустя после Люблинской унии иезуиты разрабатывают проект, согласно которому подчинение папе Римскому православных христиан с территории, находящейся под властью католического короля и великого князя, должно было стать мостом к юрисдикционному овладению Московской Русью. Таким образом, период между 1569 и 1596 годами – это время невиданного давления, интриг, изощренных уловок архитекторов и строителей унии, в данном случае уже конфессиональной – брестской. Именно тогда польско-литовское государство, одно из первых, вводит реформу календаря и старается навязать это папское изобретение православным. На долгое время календарный вопрос будет одной из самых главных тем в дискуссиях и спорах, а также поводом для распрей.
В полемической литературе того времени, а также в ее обработках нового времени в качестве лейтмотива фигурируют утверждения о состоянии упадка, в котором якобы находилась Православная Церковь в польско-литовском государстве. Эти утверждения появляются в отношении нескольких вопросов, среди которых – принятие должности митрополита и епископских кафедр недостойными того людьми, ненадлежащее исполнение должности игуменами монастырей, рукоположения иереев и диаконов с нарушением канонического права, низкий уровень богословского образования приходского духовенства и монахов. Прежде всего речь шла о проблеме второбрачия, которое было каноническим препятствием для всех рукоположений, и о монашеских постригах без отказа от супружеского сожития. В случае епископов проблемой было также назначение на кафедры светских людей, которые проходили «быстрый путь» к хиротонии. Низкий уровень образования объяснялся нехваткой или отсутствием школ, типографий, проповедников и миссионеров.
Что же является критерием сопоставления такой оценки, которая наиболее трагически звучит в устах самой Церкви в Плаче Мелетия Смотрицкого, но присутствует также в произведениях православных, огорченных таким состоянием, и в высказываниях католиков и униатов, подчеркивающих недостатки православия? В текстах ХVІ мало говорится о несомненном благочестии и глубокой вере паствы Христовой, которая ведь удивляла проходящих через наши земли путешественников. Не говорится о создающихся и функционирующих сотнях монастырей и тысячах приходов, где ежедневно возносились молитвы, где создавались ценные и прекрасно переписанные рукописи, из которых лишь небольшая часть сохранилась до наших дней, где процветала иконопись и создавались, например, в Супрасли, замечательные фрески. В начале века Матфей Десятый создал замечательные списки библейских книг, в первой четверти ХVІ века Франциск Скорина оказался в первом ряду европейских библеистов и церковнославянских гимнописцев и издателей, возникали прекрасные церковные напевы. Чем польско-литовское, т.е. белорусско-украинское православие, было хуже других? Если посмотреть на состояние иных Церквей в Европе, то в принципе ненамного лучше было в молдавских и влашских землях, где забота господарей и вельмож способствовала строительству и развитию сакрального искусства. По мере возможностей активной была Воеводина с Фрушкой горой, а во второй половине столетия по воле великого визира Мехмеда Соколовича возродился печский сербский патриархат, который будет впоследствии два столетия поддерживать славянскую духовную культуру на Балканах, но лишь на уровне производства рукописей и церковной живописи. Сам Константинопольский патриархат находился в деградации, сосредоточенный на сборе налогов и вражески относящийся к славянской духовности, равно как и Охридская архиепископия. На православных территориях, принадлежащих Венецианской республике, создавался симбиоз восточного и западного искусства, который наиболее полным образом виден в произведениях итало-критской школы, а также усиливалось давление со стороны западной Церкви. Сама Венеция стала важным центром православной эмиграции, здесь Божидар Вукович и его последователи издавали десятки книг для нужд притесняемого на другом берегу Адриатики христианства, здесь греки, возглавляемые первым православным митрополитом на Западе, создали свой первый центр богословской мысли и размышлений над ситуацией Туркогреции, а также вступили в теологическую дискуссию с католиками, особенно по вопросу таинств.
В единственном православном государстве – Московском княжестве (а затем царстве) – Церковь столкнулась со стремлением владетеля к ее полному подчинению. Участие в модели, сакрализующей монарха и низводящей Церковь до роли исполнителя его повелений, придавала действиям Церкви политический характер. На огромной территории Московской митрополии епископов было мало, и их назначение также было связано с центральной властью и часто происходило с явным ограничением принципа соборности. Интеллектуальная жизнь сосредоточивалась вокруг митрополита (патриарха) и двора, а также в монастырях, особенно самых крупных. Просвещение ограничивалось обучением грамоте и пению, передача знаний и опыта осуществлялась через духовное руководство старцев и активное участие в богослужебной жизни. С трудом находило одобрение печатное искусство, которое также было вовлечено в программу централизации. Значительным авторитетом пользовались исихасты, отшельники и молчальники, однако их общественная роль не была особенно большой. Таким образом, все
благосостояние московской Церкви базировалось на власти государя и
зависело от его воли и симпатии. Времена смуты, димитриады открыли некоторые новые аспекты соотношений между Церковью и государственной властью.
В чем же заключалась слабость Православной Церкви в польско-литовском государстве, о которой столь много говорилось в полемической литературе? Обратимся к словам и мыслям наиболее близкой нам личности – Константина (Василия), князя Острожского.
Во второй части предисловия к Острожской Библии, той, что без греческого параллельного текста, благоверный князь указывает на обстоятельства, в которых находилось белорусско-украинское православие и которые его толкнули к ее изданию. Основную причину князь видит в том, что Православная Церковь, „искупленная от клятвы законной честной кровью Христовой была осаждена со стороны врагов противящихся и «нещадныхъ волковъ пришедшихъ в миръ», которые ее пожирали «без милосердіа». В тексте следуют мессианская цитата: Жалость (т.е. ревность) дому твоего счесть мя (Пс. 68, 10, Ис. 2, 17) и возглашение: Кто бо есть от благоверыхъ, и богоразумныхъ, егоже не подвиже жалость зряще ветхость Церкве Христовы на паденіе клонящуся, или кто не смирится, и не смутится видя виноградъ Богомъ насажденый, егоже объимаютъ вси мимо ходящей путем разоренія ради оплотовъ его, и поядаетъ инокъ дивій, и вепръ от луга озоба (Пс. 79, 9, 13-14). И никто же может стати противу ярости его скудости ради духовныя броня, еже есть Слово Божіе (Еф. 6, 17, см. Ис. 59, 17-18). Или кто не умилит сердца своего, и не плачется зряще разореніе Церкве Христовы и испровержену хвалу его, и яко волци тяжцы нещадно расхищают и распужают овчее стадо Христово (Ис. 10, 12, срв. Деян. 20, 29). Различныя бо супостаты, и многообразныя лукавъства обстоятъ ны.
Здесь упоминается ослабленное положение Церкви, князь говорит о ее ветхости и разорении, однако причина этого состояния находится не столько во внутренней слабости, сколько в массированной атаке извне. Называемые библейскими определениями (инок – уединенный дивий, вепрь от дубравы, полевой зверь, волцы тяжцы) враги-супостаты с помощью разнообразных хитрых приемов приносят вред нашей Церкви. А ведь она является истинной виноградной лозой, которую насадила десница Господня, это паства, стадо Христово, которого Он – и только Он – является Единым Пастырем. Неприятели православия разрушают ограду лозы, и все проходящие по пути обрывают виноградные гроздья, лишают виноград Господень чести и славы. Православной Церкви не хватает средств для отражения этих напастей, она не была приготовлена к такой опасности. Ей необходимы броня, оружие и щит Слова Божиего, учения Отцов Церкви, которыми следует ее вооружить, дабы могла стати противу ярости всяческих католических, протестантских (а вскоре и униатских) супостатов, поэтому – как гетман Ходкевич в Заблудове издал Учительное Евангелие – князь Константин (Василий) издает в Остроге всю Библию.
Утверждение об упадке православия в Речи Посполитой является удобным и распространенным аргументом, поскольку позволяет обосновать и оправдать введение унии с Римом заботой о европейском уровне восточного христианства, поскольку дает возможность позитивной оценки латинизации, католизации и полонизации восточнославянского населения. Но это утверждение ложное. Сравнение положения православия в польско-литовском государстве с другими Церквами показывает, что если бы не давление со стороны католицизма, то оно продолжало бы развиваться естественным образом и, не имея царских палат, выстраивало бы свою идентичность на величии убогой вифлеемской пещеры. Мифом является также высокий уровень европейского католицизма в целом в ту эпоху, а применение элитарной иезуитской меры для оценки обычного среднего уровня православного населения – злоупотреблением. В случае нашей Церкви угроза была ежедневно близка, она касалась живой ткани общества – смешанные браки, переход ближайших родственников и друзей в католицизм или унию либо выбор одной из протестантских конфессий. Таких испытаний не знала московская Церковь даже во время раскола, а исламизация, имеющая место среди православных на Балканах, будучи сменой религии, имела другой характер, часто становясь особым двоеверием. Поэтому с раздумьем следует вспомнить реакцию князя Константина (Василия) на сообщение, что уже второй его сын, забыв присягу, перешел в католичество, – князь закрылся в комнате и несколько дней постился и молился в уединении… Тяжелая дружба, тяжелые связи, тяжелые решения… Из них вырастала иная, нежели где-нибудь в другом месте, форма православия, неустанно борющегося с искушениями и кающегося, если случалось им поддаться. Это особенный путь белорусско-украинского христианства, на котором наш великий князь Острожский оставил неизгладимый след.