Георгий Делиев: «В творческой профессии есть что-то духовное, потому что художник вкладывает частичку своей души»

01.05.2008 archive, Вестник №80, Тема номера

В нашей семье священников было много. По рассказам моей бабушки Шуры, в роду Стрегло их было несколько, а в роду Делиевых один – Спиридон Георгиевич. В 30-х годах, будучи архиепископом, он руководил Днепропетровской епархией.
Георгий Делиев

— Георгий, вы только что посетили Киево-Печерскую Лавру. Какие Ваши впечатления и ощущения?
— Честно говоря, в Лавре был очень давно, еще в ранней юности. И вот оказался здесь снова. У меня возникли ощущения какого-то большого тепла, несмотря на то что государство не отдает часть Лавры, причем основную часть, которая по праву принадлежит Православию. И тем не менее ощущение света внутреннего, какой-то благости, тем более во время поста – это непередаваемое внутреннее чувство.

— В вас заложено чувство понимания православия? Когда вы узнали, что ваш род священнический?
— В целом в нашей семье священников было много. По рассказам моей бабушки Шуры, в роду Стрегло их было несколько, а в роду Делиевых один – Спиридон Георгиевич. Мои предки – потомственные греки. После указа Екатерины ІІ они были переселены на Таврические земли и Мариупольский край из Крыма. Бабушка Шура рассказывала много интересного о Спиридоне Георгиевиче. Он родился 12 декабря 1878 года в селе Каракуба Мариупольского уезда Екатеринославской губернии. В 1902 году после окончания Духовной семинарии направлен в город Александровск. Там на должности законоучителя преподавал в коммерческом училище и в женской гимназии. Вскоре Спиридон Делиев женился на дочери генерала, и у них родился сын Георгий. Мальчик воспитывался на аристократический манер, занимался спортом и танцами.
В 1915 году Спиридон Георгиевич поступает в Киевскую духовную академию. При трагических обстоятельствах он теряет жену и сына. Это подтолкнуло молодого священника отказаться от мирской жизни. В декабре 1921 года он решает принять монашеский постриг с именем Георгий. 26 декабря этого же года рукоположен во епископы. Сначала новопосвященный архиерей занимал разные должности в Киевской епархии. А в 1926 году его назначают епископом на Днепропетровскую кафедру. В 1930 году епископа Георгия возвели в сан архиепископа. В это время моя бабушка Шура приехала в Днепропетровск на учебу. Она разыскала адрес по домовой книге и пришла к своему дядюшке в гости. В его большом доме постоянно было много народу. Он никому не отказывал в гостеприимстве: и прихожан, и духовенство окружал своей заботой. Все обращались к нему «Владыко», только бабушка называла его «дядя Спиря». И хотя она была комсомолкой и понимала, что посещать духовную особу было тогда довольно опасно, но тем не менее она приходила в его дом несколько раз, пока дедушка не пропал без вести. Его арестовали, а вскоре он был расстрелян.

— Вы как-то осознаете, что у вас в роду были священники, есть ли какие-то ощущения?
— Да, конечно, это накладывает своего рода ответственность. Ведь эта духовная связь передается, наверное, генетически из поколения в поколение. Об архиепископе Георгии (Спиридоне) Делиеве мне много рассказывали.
По другому колену, Дмитриевых и Стрегло, к сожалению, у меня очень мало информации. Хотя известно, что мои предки были очень набожные люди. Бабушка Шура вспоминала о нашем родственнике Николае Авраамовиче Стрегло. Он был очень уважаемым человеком в Малом Яниселе. Избирался земским гласным и попечителем школ. Когда в городке решили построить новую церковь, Николай Авраамович вызвался помочь с поставками кирпича. За городом был построен кирпичный завод. На каждом кирпиче он ставил свои инициалы «Н.С.». По моим сведениям, эта церковь стоит и поныне.
Моя же профессия совершенно мирская: театр, кино, телевидение, живопись, музыка. Скорее, это больше связано с развлечением. Но я убежден, что искусство – это очень духовная профессия. Человек, занимающийся искусством, понимает, что он выполняет свою миссию, и это он делает сознательно. И ответственность художника достаточно велика. Ведь немаловажно, какую энергию несет творческий человек. И коль Бог-творец создал человека по своему образу и подобию, то из этого можно сделать вывод: наверное, Всевышнему угодно, чтобы человек тоже творил что-то. А искусство, на мой взгляд, является таким чистым продуктом творения, потому что художник вкладывает частичку своей души.

— Ваши «Маски-Шоу» моментально завоевали популярность своей своеобразностью и откровенной сатирой, хотя в какие-то моменты казалось, что юмор граничит с пошлостью?
— Мы начинали в 1984 году. Раньше ведь была гораздо выше планка. Из-за того, что государство слишком зажимало творчество. Эти гаечки были закручены так, что дальше некуда, и маленький глоток свежего воздуха был большим благом для людей. Поэтому в те времена Аркадий Исаакович Райкин был уровнем Чарли Чаплина. Первые «Маски» приняли сначала зрители. После долгих лет застоя люди устали от запретов. И я не считаю, что у нас там избыток пошлых шуток. Основное – это социальный юмор, основанный на каких-то притчах.

— Вы поразили общественность тем, что начали показывать жизнь в откровенно сатирическом русле. Ваши герои где-то перекликаются с Гоголем…
—Гоголь и сейчас актуален. Его шутки универсальны и будут понятны во все времена. Вот и в «Масках» мы старались показать общечеловеческие отношения, конфликт человека с обществом. Поэтому там не важно, что это «Маски в армии» или «Маски в партизанском отряде», или «Маски в больнице», или «Маски в суде» – все это остается актуальным. Потому что все проблемы, которые были тогда, при Гоголе, они остались и сейчас.

— Валентин Гафт как-то сказал, что высшее призвание актера – это шут. Это трагическая сфера актерского ремесла?
— Ну, почему трагическая? Скорее, философская. Ведь шут – это философ в своей основе. Это очень глубокая творческая профессия. Актер – это человек, который просто перевоплощается. Он как бы надевает на себя личину своего героя и проживает в течение сценического времени его жизнь, заставляя людей поверить в это. И человек, пережив чужую жизнь, сравнивает это с собой. Он видит узнаваемость каких-то своих ситуаций. А если это комедия, он смеется над этими героями, смеется над этой ситуацией, и, смеясь над ними, он смеется над собой. Смеясь над собой, он освобождается от стереотипов, которые ему навязали.
На мое становление очень повлиял русский театр. Это театр искреннего перевоплощения. Европейский театр – это театр изображения, он симулирует эмоции. Капельки капнули в глаза, и актеры играют. А русский театр, если это драма, то слезы настоящие, искренность перевоплощения. Актер вживается в роль настолько тотально, что становится потрясающе достоверным.

— Раньше во время поста актеры собирались вместе и устраивали так называемые капустники. Насколько сегодня сохранилась это традиция? Как вы относитесь к посту?
— Есть пост и есть капустники (смеется). Великий пост стараюсь соблюдать в питании, хожу в церковь. Но не так регулярно, как жена и дочь. В Одессе я часто посещаю Успенский собор, там у меня есть любимая икона Божией Матери. Конечно, во время поста я предпочитаю посетить театр или музей, чем танцевать на дискотеке. Очень люблю почитать. Я считаю, что чувство радости не противоречит посту, и смех в том числе, потому что смех неразрывно связан с радостью.

— Как Вы думаете, есть ли смысл в воцерковлении современного искусства?
— Я считаю, что все должны стремиться к свободе. И вера наша православная по-своему тоже дает свободу. И человек, занимающийся искусством, он тоже дает свободу. И честно говоря, я не вижу противоречий между искусством и религией. Искусство на религию не может влиять, а вот религия, конечно, может. Вот смотрите, храм же украшается? Иконы уже являются изображением художественным. Церковный иконописец, прилагая свою руку к творчеству, постится и молится. Это соответствие души тому, что ты делаешь.

— А как вы относитесь к доступности искушений, нужно ли их как-то ограничивать?
— Вы знаете, я вспомнил такую притчу. Она, на мой взгляд, интересно характеризует этот момент. Два монаха путешествовали: один молодой, другой пожилой. На их пути протекала река, которую нужно было пройти вброд. На берегу стояла красивая молодая женщина. Она попросила монахов помочь ей перебраться на другой берег. Молодой монах посмотрел укоризненно и сказал: «Как вы можете нам, монахам, такое предлагать, зная, что мы не имеем права даже прикасаться к женщине!» А пожилой монах молча взял ее на руки и перенес на другой берег.
И вот идут они дальше. Молодой монах долго не разговаривал со стариком. Но потом не выдержал и спросил: «Учитель, как вы это объясните? Зная монашеские законы, вы прикоснулись к женщине! Неся ее на своих руках, вы осквернились?!» На это старый монах ему ответил: «Знаешь что: я перенес женщину и оставил ее на том берегу. А ты ее несешь до сих пор!»
Мне кажется, что в отношении искушений и веры эта притча очень показательна.

— Приближается празднование 1020-летия Крещения Руси. Что для вас это событие?
— Поскольку я православный христианин, то мне, естественно, эта религия близка. Для меня праздничная вера – это то, что близко для моей души, это естественное внутреннее человеческое состояние. И я считаю, что празднование 1020-летия Крещения Руси – прекрасная потрясающая акция, способная объединить людей. Ведь народ рассорить и сбить с толку легко: подлил масла в огонь – и все. А вот сделать что-то созидательное, например, объединить людей – это сложно. Нужны огромные усилия и терпение: шаг за шагом, концерт за концертом. Люди приходят на площадь, испытывают позитивный настрой, познают родную историю, веру. Это не вызывает ни у кого отторжения.
Беседовали Василий Анисимов и Владимир Кухарский

ЦЕРКОВЬ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Антони Миронович, профессор Белостокского университета (Польша). Деятельность Иерусалимского Патриарха Феофана ІІІ

ПЕТР ТОЛОЧКО:«Здоровий гуманітарний простір України»