Виктор Черномырдин: «Наши государства проросли друг в друге миллионами исторических, культурных, экономических связей и людских судеб»

01.06.2003 archive, Вестник №21, Интервью

Виктор Черномырдин: «Наши государства проросли друг в друге миллионами исторических, культурных, экономических связей и людских судеб».

Вы были на пасхальном богослужении в Свято-Успенской Киево-Печерской Лавре. Это дань современной моде?

Я бы так не сказал. Какая же это мода, если ей тысяча лет? Блаженнейший Владимир — 151-й митрополит Киевский. На службе в Лавре были Виктор Федорович Янукович, народные депутаты, послы иностранных государств. Президенты наших стран также присутствовали на пасхальных богослужениях в православных храмах. Это не мода, а возвращение к многовековой традиции. Православная вера — это то, что исконно присуще нашим народам, что объединяет их. Она дала нам письменность, культуру, сформировала, как говорят сегодня, менталитет и украинца, и русского человека.
В одной грустной старинной казацкой песне поется, что у человека остался «лишь крест на груди». В самые трудные периоды истории наших народов вера православная всегда оставалась с нами. Поэтому я не вижу ничего модного или удивительного в том, что руководители государства, как и миллионы граждан, вместе встречают великие православные праздники.

Какой, по Вашему мнению, должна быть политика государства в религиозной сфере? Какие отношения между государством и Церковью можно считать идеальными?

Ваш вопрос одновременно и простой, и сложный. Помню, когда создавался нынешний российский Закон «О свободе совести и о религиозных организациях», наши специалисты изучили законодательства основных демократических государств. И не нашли ни одного идеального, подходящего под нашу действительность. Ничего удивительного в этом нет, потому что такие нормативные акты всегда должны учитывать специфические особенности религиозного, исторического и культурного развития государства и общества. Но есть какие-то базовые, фундаментальные понятия, признающиеся всем современным демократическим сообществом. Прежде всего это светский характер государства. Свобода совести. Равенство конфессий перед законом.

Эти нормы закреплены и в вашей, и в нашей конституциях, и в основных законах всех демократических государств. И надо неукоснительно следовать этим нормам в практической деятельности.
Это декларативные нормы, но есть и правоприменительная практика…

У некоторых политиков порой возникает соблазн использовать свои отношения с конфессиями для достижения каких-то конъюнктурных целей: получить поддержку на выборах, добиться определенных внешнеполитических целей и т.п. На мой взгляд, политика в отношении церквей — это тот оселок, на котором можно вообще проверять зрелость того или иного политического деятеля. Является он экстремистом или разумным человеком, которому можно без опасения доверить бразды правления государством.
Я остаюсь при убеждении, что Церкви должны оставаться вне политики. И это притом, что они выполняют в обществе чрезвычайно полезную и важную функцию (помимо основной, религиозной): в большинстве своем они являются хранителями нравственных норм и традиций общества. А это само по себе для любого государства является высокой политической задачей.

Но ведь религии тоже бывают разные. Одни исповедуют отрытую человеконенавистническую идеологию (сатанисты), другие создаются для удовлетворения самых низменных потребностей их лидеров (авторитарные секты), третьи всеми правдами и неправдами лезут в политику. Можно ли при этом говорить о равенстве конфессий?

Безусловно. Но лишь о равенстве перед законом в части тех норм, которые этим законом регламентируются. Это вовсе не значит, что государство должно проводить одинаковую политику в отношении всех конфессий: и тех, что являются исторической совестью народа, и тех, что несут в общество деструктивную идеологию. Ну, а когда религиозные деятели «лезут» в политику, получают реальное политическое влияние и используют его для достижения своекорыстных целей, это явление давно получило в истории название «клерикализм». Надо просто не стесняться называть вещи своими именами. Клерикализм может развиться в любой конфессии. Куда он ведет при своем логическом развитии? Последний пример весьма красноречиво звучит — «талибан». И можно даже не заметить, когда обычный флирт между политиками и религиозными деятелями может превратиться в это отвратительное явление, имя которому клерикализм. Другой возможный финал такой «политики», особенно в поликонфессиональном государстве, — это расшатывание внутриполитической ситуации. Примеров тому в мире великое множество.
Очень важный вопрос для государства: как правильно выстроить отношения с конфессиями, как помочь развить и закрепить у них позитивные тенденции, идущие во благо обществу. Например, поддержка конфессий государством. Допустимо ли тратить на это бюджетные средства и как это сделать, не нарушая конституционного принципа отделения Церкви от государства? Если Церковь выполняет какую-то важную социальную программу, например, помощь сиротам, бездомным, думаю, что на эти цели вполне можно выделять государственные средства. В отдельных случаях это может быть даже экономически выгоднее, чем создавать или расширять действующие государственные структуры. Но обязательное условие — все должно осуществляться гласно, открыто, при строгой отчетности за расходование государственных средств. Мы здесь не изобретаем велосипеда. Такая практика существовала даже в социалистической ГДР, и она себя вполне оправдала.
Другой вопрос: преподавание религии в светской школе. Допустимо ли оно? Думаю, да. На факультативной основе вне школьной программы с согласия родителей и самих школьников. Разумеется, в этом случае руководство школы, родительский комитет обязаны следить за тем, кто и чему обучает их детей. Администрация и родители сами должны решать, кого допускать к преподаванию. Никакого «равенства конфессий» здесь быть не может.

В Украине имеется госорган по делам религий. В России его нет. Как, по-вашему, нужна ли эта структура в государстве?

По своему опыту работы председателя правительства Российской Федерации скажу, что я как-то не ощутил в нем реальной потребности. Правда, и в правительстве, и в администрации Президента России, и в ряде ключевых министерств и ведомств имеются подразделения, где трудятся высококвалифицированные специалисты в религиозной области. Будут они работать в едином органе или в отдельных ведомствах — это второстепенный вопрос. Но то, что они нужны государству, — это несомненно. Вопрос не в том, как они распределены, а какую линию проводят, какие советы дают политическому руководству. В России и среди религиозных организаций нет единого мнения о том, нужен ли специальный орган по делам религий. Одни считают, что нужен, другие, кто помнит, какую политику проводил Совет по делам религий в период гонений на церковь, не хотят об этом и слышать.
Помню, что Министерство по делам национальностей очень добивалось для себя функций, какие в свое время были у Совета по делам религий. Но там не было достаточного числа квалифицированных специалистов-религиоведов. Я видел это по их предложениям, которые направлялись в правительство. В этих условиях поручать им такое деликатное дело было просто безответственно.

Выступая за поддержку традиционных конфессии, Вы не боитесь обвинений в нарушении религиозных свобод и дискриминации других религиозных организаций?

Не боимся, хотя мы их уже достаточно выслушали, когда ввели в преамбулу Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» признание роли Русской Православной Церкви в истории России. Особенно усердствовали в этом католики, хотя в странах с доминирующей католической традицией на законодательном уровне закреплены конкретные привилегии для Католической Церкви. Эти нормы есть в Италии, Испании, Португалии, и никто на Западе по этому поводу не ставит под сомнение демократический характер законодательной системы этих государств. В нашем же законе преамбула не имеет непосредственных юридических последствий, то есть никаких привилегий от этого Русская Православная Церковь не получает. Это теперь в России подвергается критике, многие требуют законодательного закрепления особого статуса традиционных религий, как это есть в законодательствах большинства европейских стран. Ведь де-факто особый статус господствующих религий существует и в Украине, и в России. Некоторые православные праздники считаются государственными праздниками, и это ни у кого не вызывает нареканий или протестов.

А каково Ваше отношение к каноническим и неканоническим церквам и расколу в Православии в Украине?

«Каноническая» или «законная» — это понятие богословское, и я не считаю себя вправе его интерпретировать. Все мировое Православие и Римо-Католическая Церковь считает канонической Украинскую Православную Церковь. Я не думаю, что государственные и политические деятели вправе подвергать сомнению вердикт мирового Православия.
Раскол в Православии — это дело религиозной совести тех, кто его учинил, и тех, кто последовал за раскольниками. По церковным понятиям, это ведь тяжкий грех?

Смертный грех, не искупаемый даже мученической смертью…

И что? Не боятся раскольники?

Кто-то, наверное, действительно не понимает, а кто-то просто является неверующим, но подвизается на религиозной ниве для достижения политических целей…
Но я не Господь, чтобы судить за грехи. А политическую оценку этим событиям и явлениям в Украине не могу давать в силу своего статуса посла в этой стране, хотя, разумеется, имею на этот счет весьма четкие суждения.

Вы считаете возможным создание в Украине единой православной церкви, автономной или поместной?

Я не большой специалист в этой области, но ведь до 1990 года Церковь в Украине была единой. Затем ее раскололи. Насилие и противостояние, храмовая война охватили сотни приходов в Галиции. Появились новые религиозные образования, именующие себя «автокефальными, поместными, православными церквями». И все, включая униатов, ныне заявляют о желании объединиться. Так зачем же тогда разъединялись? Почему не удается объединить автокефалов и последователей Филарета? У них идентичные политические воззрения и нет богословских расхождений. Но они не только не приблизились к единению, а, судя по информации в СМИ, в УАПЦ назревает новый раскол.
История знает два пути для объединения церквей: насилие и покаяние. В Украине хорошо знают о том, к чему приводит насилие в религиозной сфере. Брестская уния 1596 года была попыткой насильственного объединения католиков и православных. К чему она привела? Как писал великий Тарас Шевченко, к «морю слез и крови», пролитых униатами в Украине.
Греко-католики, пытаясь сегодня как-то оправдать насильственный захват православных храмов в Западной Украине, говорят о том, что Львовский собор 1946 года проходил в условиях сталинизма и не был свободным объединением униатов с православными. Но это было лишь одно звено в цепи насилий, начало которым положила та же Брестская уния. Кто может предсказать, когда эта цепь насилия прервется?
Я не вижу в сегодняшней демократической Украине политических сил, которые даже гипотетически могли бы решиться на попытку объединения церквей путем насилия. Остается покаяние. Но это уже вопрос вне моей компетенции.

Как Вы относитесь к идее предоставления Украинской Православной Церкви автокефалии от РПЦ?

Считаю, что это сугубо внутрицерковный вопрос. Украинская Православная Церковь в 1997 году однозначно заявила, что автокефалия в современных условиях неактуальна. В Украине существует уже несколько конфессий, именующих себя «автокефальными». Как там обстоят дела?

Думаю, не лучшим образом. Их храмы пустуют, и люди в них не идут…

Во второй половине ХХ века Московский Патриархат предоставил автокефалию Православным Церквам в Чехии и Словакии, а также в Америке. Так вот до сих пор некоторые поместные церкви, прежде всего древнейшие, не признают их таковыми. Более того, этот акт вызвал напряжение между поместными Церквами. Украинская Православная Церковь по своему статусу и правам является более чем автономной. Она независима в управлении, сама избирает своего Предстоятеля, поставляет епископов. За богослужениями поминает Святейшего Патриарха Алексия II и Блаженнейшего Митрополита Владимира.
Вопрос об автокефалии поднимают исключительно политики. Только поэтому я считаю себя вправе давать какие-то комментарии. Мне непонятно само их стремление разорвать каноническое единство Церкви, которая родилась в Киеве. Почему такая «честь» оказывается только Православной Церкви? Почему никто не требует, чтобы украинские католики и греко-католики разорвали отношения с папой Римским и были полностью от него независимы? Почему никто не требует, чтобы протестантские общины разорвали связи со своими американскими духовными центрами?
Раз вопрос ставится политиками, значит, надо разобраться, какие при этом преследуются политические цели. Значит, опять речь идет о расколе УПЦ. Может быть, здесь и кроется «сермяжная» правда. Вся эта кампания с автокефалией кому-то нужна только для того, чтобы еще раз попытаться расколоть самую крупную, авторитетную и влиятельную Украинскую Православную Церковь — единую поместную и каноническую, составляющую целое с Русской Православной Церковью. А если брать национальный состав духовенства РПЦ, то большую часть составляют этнические украинцы, у которых, таким образом, есть «квалифицированное большинство» при принятии наиболее важных религиозных решений. В этом смысле это еще вопрос, кто от кого больше «зависим».
Наши государства проросли друг в друге миллионами исторических, культурных, экономических связей и людских судеб. Это то равновесие, которое нельзя в одностороннем порядке пытаться нарушить, не навредив обоим организмам. Нельзя выдернуть даже одно звено без того, чтобы не вызвать цепную реакцию изменений, последствия которых сегодня не сможет предсказать никто.

Как в этой связи Вы относитесь к визиту Святейшего Патриарха Алексия II в Украину?

Святейшего Патриарха в Украину приглашают и Президент Леонид Данилович Кучма, и Председатель Верховной Рады Владимир Михайлович Литвин, его ждут миллионы православных верующих Украины. Лидеры всех крупных политических партий Украины высказали одобрение и поддержку этого визита. Мы сможем говорить о конкретных сроках визита, когда прояснится ситуация со здоровьем Святейшего Патриарха. Он проводит службы, но дальние многодневные поездки врачи пока не рекомендуют совершать.

Вас часто показывают в обществе запорожских казаков, вы даже являетесь почетным членом казачества. Это Ваше неформальное увлечение?

И формальное тоже. Я никогда не скрывал своих казацких корней, своей принадлежности к «роду, которому нет переводу». Горжусь его историей и традициями. Когда человека называют казаком — это лучшая оценка его человеческих качеств.

Беседу вел Василий Анисимов

Униато-раскольничий альянс?

Владислав Петрушко. К предполагаемой беатификации униатського митрополта Андрея Шептицкого