«Владычица всея Украины»

Бывший митрополит Филарет познакомился с будущей «владычицей Киевской и всея Украины» Евгенией Петровной Родионовой во время своего обучения в Одесской духовной семинарии. Юного отрока приютила семья Ксении Митрофановны Родионовой (ее супруг был крупным исполкомовским чиновником). Их связь продолжалась и после поступления Миши Денисенко в Московскую Духовную Академию, и во время исполнения молодым иеромонахом Филаретом обязанностей инспектора Саратовской духовной академии, Киевской духовной семинарии, не забыл он о своей подруге и став Рижским, а затем и Венским архиереем. К изумлению местного духовенства, в Киев Филарет и Евгения Петровна приехали с тремя «усыновленными» детьми (Андреем, Любовью и Верой), причем Евгения Петровна приобрела статус «сестры» Киевского митрополита… по линии его матери при живой матери Евгении Петровны — Ксении Митрофановне. Все эти хитроумные манипуляции позволили Киевскому экзарху уладить жилищные проблемы в Киеве, приобрести большую квартиру по улице Пушкинской, а главное — проживать в ней легально всей семьей (каноны Церкви разрешают монаху совместно проживать лишь с родной матерью и сестрой).

Эта партийно-гебистская «легенда» о «брате-сестре-приемных детях» вполне устраивала разлагающуюся советскую элиту времен застоя. Она держала экзарха за горло и позволяла кураторам атеистической работы из ЦК КПУ (Леониду Кравчуку) и 5-го Управления КГБ (Евгению Марчуку) душить Православную Церковь руками ее руководителя. Только с 1981 по 1986 год административными органами у верующих республики было отобрано под разными предлогами 891 «культовое сооружение». Филарет своими распоряжениями, под страхом запрещения в священнослужении, переводил священников и монахов (как это было в Почаевской Лавре) в определенные уполномоченными храмы; оставшиеся без священников общины распускались, а храмы «осваивались» под народно-хозяйственные и просветительские нужды. В то же время Филарет по заданию партии, советского правительства и КГБ (он сам признался в сотрудничестве с органами госбезопасности, а по свидетельству Веры, перед своими загранкомандировками и после приезда «папа всегда имел беседы с сотрудниками КГБ») посетил более 60-ти стран, где не только поддерживал прогрессивные партии и движения, но и свидетельствовал перед всем миром, что Церковь и верующие в СССР не преследуются и не испытывают никаких притеснений. Просто отмирают «естественным путем по мере продвижения к коммунизму». На ниве атеистической работы у Филарета сложились самые близкие отношения с заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК КПУ Леонидом Кравчуком, который курировал вопросы атеистической работы в компартии Украины, а затем сыграл главную роль в организации филаретовского раскола.

Впрочем, альянс «КГБ-номенклатура-Филарет» проявил себя не только на религиозном поприще, но и во время распада Союза сыграл не последнюю роль в сокрытии, отмывании и перекачке за границу денег компартии. Леонид Кравчук не понаслышке знал о финансовых возможностях Экзархата: по его настоянию Филарет не единожды перечислял крупные суммы в Фонд мира (и даже в предвыборный фонд Леонида Кравчука). Но самое главное заключалось в том, что Церковь времен Перестройки не облагалась государством налогами. По мнению патриарха УАПЦ Мстислава, это позволяло отмывать и перегонять за границу по церковным каналам гигантские суммы. Вера, в свою очередь, утверждает, что пик активности Филарета и его номенклатурно-гебистских коллег по учреждению коммерческих и банковских структур, а также конвертированию и переводу денег за границу выпал на 1988–1989 годы. Во всяком случае, когда в 1991 году была создана парламентская комиссия по поиску «золота партии», обнаружились лишь крохи, в частности, 25 млн., перечисленные Филарету правительством Витольда Фокина на восстановление Успенского собора Лавры. В мае 1992 года, когда возникла реальная угроза потери Филаретом контроля над церковными финансами, неожиданно покончил жизнь самоубийством главный филаретовский финансист — кассир Владимирского кафедрального собора. По версии правоохранительных органов, он добровольно, как и финансисты ЦК КПСС и ЦК КПУ (Кручина и др.), ушел из жизни, бросившись в лестничный пролет многоэтажки. Попытки православных вернуть финансы натолкнулись на грозный рык госноменклатуры и КГБ, вставших на защиту экзарха, зубами вцепившегося в церковную кассу. Последнюю попытку отыскать «золото Филарета» предпринял в 1995 году патриарх УПЦ-КП Владимир (Романюк). Она, как известно, завершилась таинственной гибелью Романюка на скамейке Ботанического сада у Владимирского собора…

Разумеется, имея такие заслуги перед партией и правительством и столь могучую «крышу» в лице КГБ, «брат и сестра» превратили Экзархат в собственную вотчину произвола и шантажа. Карательные органы, от районных центров до столицы (КГБ и уполномоченные Совета по делам религий), через разветвленную сеть стукачей и осведомителей отслеживали каждое движение православных священников и архиереев. Отчеты, доносы, оперативные разработки, протоколы допросов и «доверительных бесед» ложились не только на стол руководителям спецслужб, но и преданному другу режима — Филарету. Он не раз напоминал, что обо всех все знает, и своим «всеведением» держал (да и держит) в страхе подведомственное духовенство и не только его. Часто филаретовцы «вбрасывали» в столичную прессу компромат на своих политических оппонентов, как это было с УАПЦ (они распространили «ксерокопии» распоряжений неких высших гебистских начальников, свидетельствующих, что якобы все высшие иерархи УАПЦ являются внедренными в Церковь чекистами)

Евгения Петровна вела себя в Церкви, как властная хозяйка, недаром духовенство именовало ее «владычицей Киевской и всея Украины». Ее боялись больше, чем Филарета; священники и даже архиереи непременно целовали ее ручку. И все предпочитали быть подальше от властвующей четы. Естественно, и церковной собственностью «брат-сестра» распоряжались, как личной. Скажем, знаменитая «дача» в Плютах с участком в 5 га на берегу Днепра возводилась как база отдыха для детей священников из чернобыльской зоны. Разумеется, ни один ребенок-чернобылец там не отдыхал, зато в ней постоянно отдыхали Евгения Петровна с детьми, проходили встречи Филарета с его гебистскими патронами. Затем она была приватизирована.

Однако перестройка и гласность разрушали оковы лжи и страха. С разоблачениями экзарха выступили народный депутат Украины митрополит Агафангел, управляющий делами УПЦ епископ Ионафан, сразу три молодых епископа (Сергий Тернопольский, Онуфрий Черновицкий и Алипий Донецкий) отказались подписывать очередное требование к Патриарху. Филарет ответил обычными своими методами — шантажом и репрессиями. Митрополит Агафангел вынужден был уйти на покой, владыка Ионафан был запрещен в священнослужении, а региональных епископов было решено сместить с их кафедр. Однако на защиту своих архиереев впервые за многие годы встали верующие, начавшие акции протеста; в конфликт вынужден был вмешаться Патриарх, и Филарет отступил. Но недовольство нарастало, как снежный ком, и всем становилось очевидно, что бесславный финал бесконтрольного властвования «брата-сестры» не за горами. Инстинкт самосохранения подсказывал два пути: энергичное отделение от Русской Православной Церкви и создание в Украине независимой Церкви во главе с самим собой, либо организация схизматической, безблагодатной, но имитирующей Церковь структуры, опять же полностью подконтрольной Филарету и ни от кого не зависимой. Как известно, в 1992 году был реализован второй вариант, получивший название УПЦ-КП. В ней Евгения Петровна по-прежнему была владычицей.

Любопытно, что весь свой гнев после начавшихся разоблачений «приемные родители» обратили именно против детей. По принципу «с глаз долой, из сердца — вон». Жизнь у всех сложилась непросто: Люба и Вера по несколько раз были замужем, Андрей до сих пор в Сибири. В борьбе за своего «брата» Евгения Петровна подорвала здоровье (несмотря на то, что вместе с Филаретом была, как член правительства, прикреплена к местной «кремлевке» — больнице в Феофании, где и проходила лечение), и в 1998 году скончалась. Вера попыталась бороться за наследство своей матери, которое, по ее мнению, кроме драгоценностей и денег, состояло из квартиры на Пушкинской,5 (200 кв.м.), дома в Новоселках (более 300 кв.м.), трехэтажной дачи в Плютах, а также дач в Юрмале, Ялте и Подмосковье, которыми их семья пользовалась до разрыва отношений между родителями и детьми. Однако Филарет ничего не отдал.

Обе родные матери (Евгении Петровны и Филарета) наотрез отказывались признавать «брата-сестру» в качестве детей, первая в своих заявлениях в милицию именовала Филарета «сожителем моей дочери», вторая вплоть до своей кончины в 1999 году старалась держаться подальше от «церкви» своего сына и была прихожанкой канонической Церкви. В 2001 году Филарет принял детей Веры, рассказал им, какая замечательная была их «приемная» бабушка, и даже дал им немного денег.

Вера во всех бедах винит Евгению Петровну, ее жестокий и властный характер (отец, напротив, нередко поддерживал опальных детей, тайно передавая им деньги). Говорят, что именно «владычица» подталкивала Филарета к расколу, а в расколе — к борьбе за патриарший куколь. Однако многие сходятся на мнении, что «брат и сестра» стоят друг друга. Невероятная гордыня привела Филарета к тому, что он едва ли не первым в Украине (после Марии Дэви Христос) стал писать о себе в третьем лице и подписывать обращения, где именует себя «данным Богом украинскому Православию». Эта эпидемия провинциального мессианства охватила не только украинских литераторов, которые, как мухи, облепили Филарета, но и государственных деятелей, попавших в филаретовы объятия.