Предстоятель Украинской Православной Церкви Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Владимир: «В своей ныне уже долгой жизни я всегда склонялся перед Промыслом Божиим, склоняюсь и теперь»

01.11.2005 archive, Вестник №50, Тема номера

Предстоятель Украинской Православной Церкви Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Владимир: «В своей ныне уже долгой жизни я всегда склонялся перед Помыслом Божиим, склоняюсь и теперь»

— Ваше Блаженство! Как человек принимает решение стать священнослужителем, ведь это налагает на него столько всевозможных ограничений? Не оступись, свидетельствуй жизнью….
— Каждый человек на дело служения Богу, Церкви, и людям решается по-своему. Священник возглавляет общину, Церковью ему благословляется проповедовать, священнодействовать и управлять своим приходом. Здесь задействованы два фактора — Божественный и человеческий. Божий Промысел, что простирается над каждым человеком, особенно над священнослужителем, и собственная воля, и желание человека.
Я вырос в верующей семье, ходил с детства в церковь, прислуживал священнику в алтаре, мечтал, конечно, о духовной школе, но отчетливо не представлял, как это должно быть. Уже в детстве молился Богу, чтобы Он все управил по своей воле.
Ответственное священническое служение требует полной отдачи, но самое главное — веры в Бога и надежды на Него. В своей ныне уже долгой жизни я всегда склонялся перед Промыслом Божиим, склоняюсь и теперь. Молю Господа, чтобы Его святая воля всегда была надо мной.

— Владимир — это даже не имя, а заявка на какое-то особенное, ответственное служение. Патриарх Алексий назван в честь святого митрополита Киевского Алексия, сподвижника прп. Сергия Радонежского, Вы — в честь Крестителя Руси. Есть ли в Церкви иерархия имен и кто благословил, и почему это имя?
— При постриге в монашество по православному чину полагается давать человеку новое имя в знак того, что он вступает в новую жизнь, высоко означенную Церковью как «ангельский чин». Святая Церковь ожидает от монаха новых деяний, нового видения и в корне измененной — новой жизни. Имя нарицает священнослужитель, совершающий постриг и от него зависит, какое имя дать. Меня постригал приснопамятный одесский митрополит Борис (Вик), который где-то за неделю до пострига спросил: «Интересно, отец Виктор, какое бы имя ты хотел иметь?» Я ему ответил: «Мне почему-то импонирует библейское имя Вениамин». Владыка ответил: «Нет, не будешь Вениамином, а тем, кем назовем». И дал мне имя в честь святого равноапостольного князя Владимира.

— Ваши биографы указывают, что решение принять монашество связано с тем, что Вы имели беседы с монахами, доживавшими свой век в Псково-Печерском монастыре, многолетними узниками Соловецкого концентрационного лагеря, а также монахами с острова Валаам. Покалеченные, слепые, они как бы олицетворяли монашеский путь в атеистической державе. Встать на эту стезю было романтическим порывом молодого богослова?
— Во время семинарского обучения я мечтал о приходском священстве, иметь приход в селе. Но Господь судил по-иному. И во время посещения в Псково-Печерского монастыря в студенческие годы, я советовался с валаамскими старцами. Каждый раз я уезжал от них каким-то возвышенным и окрыленным. Насельники своим поведением и молитвой, несомненно, влияли на людей. Когда мне говорили, что буду монахом, я упорно отказывался. Старцы предсказывали закрытие Киево-Печерской Лавры. Когда это случилось, я спросил: «Как же так, почему Господь это попускает? Такую святыню закрыть!» Старец пытался меня успокоить и свести мой возмущенный тон к разумению, что все в Божиих руках. Он сказал, что если это делают, то только на какое-то время. Отец Михаил, слепой духоносный старец, говорил, что в своей истории Церковь имела очень мало периодов, когда могла мирно нести свою миссию и не была бы гонимой или страдающей. Земная Церковь гонима, и так будет до скончания века.

— Ваши сверстники вспоминают, что молодым вы были человеком с качествами лидера, но ведь монашество предполагает обратное — смирение воли и т.д. Как это сочеталось у Вас?
— С принятием монашества просто наступила другая полоса жизни. Так что всему свое время…

— На монашеский постриг Вас выводил святой преподобный Кукша Одесский. Говорят, он связал Вам даже четки. Вы знали святителя Луку (Войно-Ясенецкого), прп. Лаврентия Черниговского… Чему научили Вас великие подвижники Православной Церкви ХХ века?
— Я благодарю Бога, что на моем жизненном пути Он послал святых людей.
Эти почитаемые люди поражали удивительной скромностью. Я думаю, что они, всегда просты и искренни, просвещенные благодатью Божией, являли это для научения нас, грешных. Их служение в Церкви совершалось в трудные времена. Вспоминая приснопамятного архиепископа Луку (я присутствовал при его беседах со Святейшим Патриархом Алексием І в монастыре, когда он приезжал лечить глаза в институт Филатова). Мы, студенты, слушали о его страданиях и гонениях, даже когда он уже был известнейшим человеком, лауреатом Сталинской премии. Он нигде не проронил ни слова укора, ни осуждения в адрес своих гонителей. Это благородная черта блаженного человека.
Старец Кукша принимал меня пострига, был духовным отцом и наставником. Меня, как это бывает при монашеском постриге, вручили подвижнику. Он руководил мною, перед ним я открывал свою совесть и приносил искреннее покаяние.
Времена воинствующего атеизма обязывали к крайней осторожности, вниманию, но вместе тем такие периоды славятся многими подвижниками веры. Среди них — упоминаемые святые. Думаю, что эти наши соотечественники украсили церковное небо своими делами, жизнью и святостью.
Чтобы укрепить нашу веру, слабеющую нашу волю и особенно самонадеянность в деле спасения и служения Церкви, Господь попускает гонения, чтобы выбрать лучших из лучших, отделить пшеницу от плевел.

— Одесса, Ленинград — культурные центры бывшего Союза. Чем занимались воспитанники духовных школ того времени, что читали, о чем мечтали?
— Студенческие годы — годы нашей молодости. Мы, молодые люди, жили духовной и светской жизнью той эпохи, ходили в театры, на концерты, экскурсии. В Петербурге посещали великолепные пригороды. Общались, справляли свадьбы и именины. В годы семинарской учебы среди театров я предпочитал оперный. В Одессе он просто великолепный, тогда там работал выдающийся оркестр, прекрасные солисты.

— Когда Вы начали собирать свою знаменитую коллекцию шевченковских раритетов и почему?
— Любовь к поэзии Шевченко привила мне мама. Позже Шевченко начал интересовать меня как человек и православный христианин. У меня давняя любовь к книгам, особенно старого издания. Я всегда с трепетом беру фолиант с древним переплетом и тиснением, мне приятен старый шрифт. В семинарии с первого до четвертого класса я работал библиотекарем, много читал. Имел возможность посещать букинистические магазины, отбирал какую-то литературу и за те скромные средства, которыми мы располагали, покупал для духовной школы. Никогда много денег на покупку книг не было, поскольку духовная школа находилась на бюджете Патриархии. Поэтому в служебных командировках я приобретал книги через букинистические магазины и Одесские толчки. В Петербурге посещал рынок старожитностей. Среди книг бывали великолепные вещи и по очень доступным ценам.
Потом стал коллекционировать издания Т. Г. Шевченко, Леси Украинки и других украинских, российских писателей. Жизнь меня бросала из одного места в другое, а, как говорят в народе: «Один раз переехать — все равно, что три раза погореть». Поэтому многие мои книги и ныне хранятся у чужих людей. Кое-что из собранного находится со мной, многое подарил библиотекам. Считаю, что самой большой букинистической удачей стала покупка прижизненного издания «Кобзаря». Сейчас имею более двухсот его дореволюционных изданий.
Удалось мне приобрести и рукописное Остромирово Евангелие, которых в мире единицы. В семинарии я получал пятнадцать рублей стипендии, а в академии, до пятидесяти рублей. Евангелие обошлось мне в шестьдесят пять. Его ценность мало кто понимал — оно лежало на прилавке, его все перелистывали и ничего особенного не находили. Когда я его нашел, при мне не было таких денег, но букинист отложил книгу и подождал, пока я их принесу. Это Евангелие меня сопровождало повсюду.

— Ваше Блаженство, Вы прошли все ступеньки преподавательской работы в духовных школах, были преподавателем, инспектором, ректором Одесской духовной семинарии, затем преподавателем и ректором Московской духовной академии и семинарии — главного учебного заведения Русской Православной Церкви. В то время было написано большинство богословских работ, которые вошли в семитомник Ваших трудов и проповедей. Сопоставима ли богословская мысль тех дней и сегодняшних?
— Церковные догматы в нашей Церкви — неизменяемы. Незыблемые основы веры могут освещаться с разных точек зрения. Этим занимается богословие. Надо отличать неизменное, что дано Божественным Откровением, от второстепенного. Нам открывается столько, сколько необходимо для нашего совершенствования и спасения.
Мир Божий прекрасен в своем разнообразии, так и в богословии. Люди интересуются истиной, говорят о ней, пишут, в разные времена, разными словами, в меру своих способностей и дарований.

— Сегодня открылись все шлюзы. Многие издательства начали публиковать огромное разнообразие разных богословских трудов. Создается впечатление, что здесь нет никакой системы…
— Слава Богу, что появилась возможность для верующего и неверующего вникнуть в богословие, его проблемы в прошлом и настоящем, иметь взгляды на будущее. Это хорошее явление. Беда в том, что многие издают без всякого контроля и рекомендаций, без всякого благословения. Отсутствует общецерковная цензура, которая должна присутствовать, как это было до революции, но сейчас трудно контролировать все издательства. Есть вещи, которые иногда нужно обсудить, и вынести заключение с максимальной пользой для знания и спасения.

— Владыка, вы первым в Союзе начали публиковать исследование о духовной составляющей в трудах Бердяева, Лосского, Флоренского. Насколько необходима эта культура, философия?
— Религиозно-философская мысль и литература всегда были присущи нашей Церкви. Ныне, например, очень почитается Алексей Хомяков, он не богослов, а религиозный мыслитель. Но так, как он написал о Церкви, редко кто писал. С ним может сравниться разве что великий богослов Иларион Троицкий — репрессированный епископ. На протяжении ХХ века шел разговор о том, что мы можем называть богословием, а что таковым не является. Таких как Хомяков Церковь не называет богословами, но религиозными мыслителями. Это касается и Владимира Соловьева, и других философов русского возрождения.

— А не смущает то обстоятельство, что многие интеллигенты приходят к вере через эту религиозную философию или культуру?
— Я думаю, что многие приходили и приходят к вере через культуру, литературу. В советское время — благодаря атеистическим журналам.

— Вы как-то сказали, что люди по-разному приближаются к вере, у каждого свое расстояние, но все они ценны для Церкви.
— Все мы идем разными путями, но заканчиваем жизненный путь одинаково. Сколько бы ни жил человек, и какое жизненное положение ни занимал, приходит свое время, меняются времена и нравы, меняются люди. Я думаю, что следует поощрять всякий поиск. Трудно тем, которые выросли в индифферентных к религии семьях, и никогда не занимались вопросами религии. Есть люди, которые были так воспитаны вместе с молоком матери или имели какие-то церковные понятия, а потом отступали от них. Некоторые вспоминают, как мать читала молитву, как в родительском доме горела лампада, в уголке висела икона. Многим это помогло выйти из тупиковых ситуаций, обратиться к Богу. Искать Бога им надо помогать. Для того и существует Церковь, чтобы нами руководить. Конечно, надежду полагать только на себя неверно. Существует Писание, Предание, святоотеческие творения, духовная литература. Для этого мы просим государство, чтобы ввести в школах начала Закона Божия, этику и культуру Православия, историю своей Церкви, которая всегда играла важную роль в истории народа и государства. Основы веры нужно закладывать с детства.
У взрослых людей на пути к вере возникает много вопросов, но Господь милует всех, праведных и грешных, и посылает солнце на тех и других. Он имеет благую волю и произволение над каждым из нас и ведет к Себе, к разумению вечности, которая нас ожидает.

— Долгое время Церковь и атеистическое государство противостояли друг другу. Ежегодно власть закрывала сотни приходов. Подчитано, что за время своего ректорства Вы рукоположили более пятисот священников для украинских приходов. Как Вам это удавалось?
— Существовало такое положение: на местах, где епископ рукополагал молодого человека во диакона или священника, возникало ЧП. Появлялись уполномоченные, которые вносили это в графу «Чрезвычайные происшествия». Так что фактически архиерей не мог рукоположить ни студента, который учится в духовной школе, ни, за редкими исключениями, кого-то со стороны. Поэтому в Духовных школах студенты принимали сан, чтобы пройти практику в академическом храме и приехать с легкой душой в епархию, куда их направляли. Выпускник не попадал уже в графу ЧП, поскольку уже был в сане, и не портил уполномоченному статистику. Поэтому почти восемьдесят процентов учащихся рукополагались ректором Академии, потому что на это не надо было спрашивать разрешения у уполномоченного на рукоположение.

— Кто еще попадал в графу ЧП?
— Такая участь ожидала и монашествующих, потому что если кто-то намеревался принять обеты, то его затаскивали по разным структурам, уговаривали и просили, пугали, в общем, проявляли такую «духовную заботу», которая не давала возможности проявиться духовным порывам юной души.

— Ходит легенда, что именно Вас Никита Хрущев «назначил» последним священником. На какой-то фотовыставке на снимке он увидел молодого священника, рассвирепел, ткнул пальцам и сказал, что он видит «последнего попа», поскольку к 1980 году, времени построения коммунизма, «церковь отомрет». На этом снимке были Вы?
— Нет. Известный всем лозунг Хрущева на очередном съезде партии гласил, что к 1980 году он покажет по телевизору последнего попа. Что касается меня, здесь немножко добавили. Он меня не видел и пальцем на мою фотографию не тыкал. Это была выставка, сделанная его сыном Сергеем Никитовичем в Москве к какому-то юбилею отца. Там был стенд с фотографией покойного ленинградского митрополита Никодима, где мы с ним вдвоем на какой-то конференции. Эту фотографию Сергей Никитович неизвестно где отыскал. Снизу под фотографией в большой рамке были помещены слова Никиты Сергеевича о последнем попе.
Я хорошо был знаком с Сергеем Никитовичем. Он во многом отличался от отца, многое подвергал критике, осуждал то, что делал родитель, но и в чем-то оправдывал его. Он хороший литератор, историк, неплохой журналист и вообще интересный человек. Познакомились мы в публичной библиотеке в Москве, где я работал. Я его пригласил в академию, а он меня к себе домой. Потом была эта выставка, но это уже после смерти отца. Теперь он живет где-то в Америке.

— Может, Хрущева еще отпевали?
— На счет Хрущева не знаю, а вот Брежнева — точно. Отпевал кто-то из московских протоиереев. Пригласила жена. Ко гробу Брежнева мы с покойным Патриархом Пименом принесли цветы, подошли к жене, она поднялась, взяла благословение и сказала: «Ваше Святейшество, молитесь за него, он крещеный и отпетый». В Кремле был октябрьский прием. Брежнев подходил к столам. Обратившись он сказал: «Ваше Святейшество, я вспоминаю Саровскую пустынь, где был прославлен Серафим Саровский. Какая там благодать! Меня туда в детстве водила мама. Я причащался, ел за всенощной очень вкусный хлеб с вином. Там было море цветов. Какая это была неземная красота!» А я говорю: «Отдайте ее нам, мы воссоздадим это благолепие. Пусть люди утешаются». «Ну что ж, может, придет время», — ответил генсек. Он, кстати, подписал разрешение на открытие первого в Москве монастыря — Свято-Данилова, о чем Патриархия долго просила. Леонид Ильич подписал бумаги об открытии за два дня до своей смерти.
С Андроповым и Черненко общаться не приходилось, а вот с Горбачевым — несколько раз, когда по просьбе Патриарха приходилось заносить разные бумаги. Когда я ему рассказал, что Патриарх с официальной делегацией едет в Иерусалим, он сказал: «Пусть там помолится за нас». В 1988 году он принял всех членов Синода, где заявил, что будет пересмотрена позиция государства по отношению к Церкви.

— Но Михаил Сергеевич до конца остался атеистом?
— После смерти Раисы Максимовны очень печалился, скорбел, общался с некоторыми московскими архиереями и спрашивал, о Жизни Вечной. В 1988 году на официальном мероприятии в Большом оперном театре наши места в президиуме оказались рядом. Во время чтения докладов переговаривались. Что-то она принимала, что-то отрицала, но, в общем, ей нравилось то, что касалось Церкви и церковной структуры. Когда во время встречи Горбачева с членами Синода я упомянул о надобности открытия в Чернигове хотя бы одной церкви, поскольку там действующей была одна единственная маленькая часовня, Михаил Сергеевич ответил: «Чернигов — славный город. Нас с Раисой Максимовной благословляла мама иконой, которую принесла из Чернигова. Черниговское руководство хочет открыть сеть ресторанов на территории Троицкого монастыря. Думаю, что им это не удастся», — добавил Горбачев.
Многие думают, что «наверху» не было никаких проблем. На самом деле изменения давались с большим трудом. Больному Патриарху приходилось посещать Совет по делам религий и добиваться разрешений чуть ли не на каждую приходскую церковь. Раиса Максимовна посетила Киево-Печерскую лавру, ель, посажанная ею, растет здесь.

— Вы уже 35 лет, начиная с «Православного вісника», который выходил в Украине в начале 1970-х, редактируете различные богословские и церковные издания. Однажды на встрече с журналистами Вы сказали, что в то время цензоры требовали одного: чтобы слово Бог в церковной периодике не упоминалось. Как жилось тогда церковной прессе?
— Согласно тогдашнему закону все издания проходили через цензуру. Что касается текстов, то их приходилось порой переделывать по десять раз. Исправляли, кое-что вообще не пропускали, особенно проповеди, если они были хоть какого-то мало-мальски просветительского направления. Меня после каждой статьи вызывали в Совет по делам религий, где «вычитывали» «Православний вісник», и говорили: «Вот из этой статьи надо убрать слово «Бог». Ну, зачем оно здесь нужно». Или: «Зачем пугать народ. Какой «сатана» в наше время!? Что вы себе придумываете?» Я ему отвечал: «И Бога упоминать нельзя, и сатану тоже. Что ж нам перепечатывать статьи из светских газет?»
Всех изданий Русской Православной Церкви было: календарь настольный, календарь настенный, два журнала и «Богословские труды».

— Вы были назначены заместителем начальника Русской Духовной Миссии на Святой Земле. Говорят, что обошли пешком все города, монастыри и храмы. Как проходила Ваша жизнь среди главных святынь Христианства? Затем была Женева, какие встречи Вам запомнились?
— Я пробыл на Святой Земле, к сожалению, не так много, пять месяцев. В Иерусалиме проходила граница между Израилем и Иорданией. Моя келия находилась на стороне Иордании, так что я жил не в Миссии, а в Иордании. Из Израиля можно было приехать в Иорданию, а из Иордании в Израиль невозможно. За это время я посетил много святынь, вел дневник. Времени для размышлений, записей было достаточно. Я очень рад, что каждую ночь мог участвовать в Литургии на Гробе Господнем, знакомился с историей Святой Земли, ее святынями, обителями.
Кроме того, встречался с государственными деятелями, в частности трижды с королем Иордании. Затем я нес послушания при Всемирном Совете Церквей. Приходилось постоянно участвовать в богословских собеседованиях и конференциях в разных странах. Каждый день проводились встречи, интересные, познавательные. По программе Всемирного Совета Церквей мне пришлось побывать во многих странах, встречаться с государственными, религиозными и политическими деятелями Европы, Америки. Думаю, тогда было важным присутствие Православия в международных форумах и вообще в международных отношениях.
Были и любопытные случаи. Помню, нас с митрополитом Никодимом принимала королева Англии Елизавета. У нее был довольно подробный интерес к Русской Церкви, она спросила даже, как относится Церковь к домашним животным, в частности к собакам. Дело в том, что справа и слева от ее трона находись две собачки: слуги их приносили и уносили. Оказалось, они были неотъемлемым атрибутом королевы в коронном зале. Мы ответили, что к собакам наша Церковь рекомендует относиться как к Божией твари, но без чрезмерного увлечения. При всей любви к животным нельзя забывать о людях, о которых надо заботиться, не ожидая награды, по-евангельски.
Запомнилась встреча с последним королем Греции Константином, это было до прихода к власти черных полковников. Мы с ним одногодки. Наше знакомство началось с любопытного диалога. Он меня спрашивает: «Сколько Вам, Владыка, лет?». «31 год», — отвечаю. «Боже, как Вы молоды, чтобы быть епископом!» «Ваше Величество, да и Вы не старый, чтобы быть королем!»
Добрые отношения сложились с королевой Швеции, которая опекала православные приходы в своей стране. Очень симпатичная, умная женщина, хорошо знала историю Русской Церкви и общую историю. Помню, рассказывал ей, как посмотрел в гостинице путеводитель, где в исторической справке указывалось, что «непонятно откуда взявшиеся русские внезапно напали на нас под Полтавой». Она очень смеялась. Потом во время моего ректорства королева приезжала в Загорск.
Добрые отношения сложились и с королевой Нидерландов Биатрикс, которая подарила особую свою визитку, предоставлявшую возможность встречаться с ней в любое время. Однажды, проезжая мимо ее дворца, мы решили воспользоваться этой визиткой, и нас сразу удостоили встречи.
В целом, надо сказать, что в то время к нам относились с большим уважением и пониманием, хотя в западной прессе много было нападок на Русскую Православную Церковь. Но и государственные деятели и церковные, в том числе, кстати, и нынешний Римский папа, у которого я гостил в Мюнхене в 1970-х, понимали, в каком положении находится Церковь в атеистическом государстве. Они тогда удивлялись, как выживает Русская Православная Церковь, а сегодня, когда открыты архивы и достоянием гласности стала та гигантская репрессивная машина, которая работала против Церкви, еще больше удивляются тому, как она выжила.

— У вас сохранились дружеские связи того времени?
— Прошло много лет. Ныне поздравляем друг друга с праздниками.

— Говорят, что при новом папе изменятся к лучшему православно-католические отношения?
— Думаю, если они и будут меняться, то очень медленно. Потому что у католиков и греко-католиков курс прямой: на восток! И они не скрывают этого. Пока этот курс не будет пересмотрен, кардинальных изменений не стоит ожидать.

— Вы были первым церковным иерархом, который во время перестройки появился на центральных телеканалах с еженедельной церковной проповедью, и ее слушал весь Союз. Она имела не меньшую популярность, чем знаменитый «Взгляд» или «Огонек» Коротича. Как Вы сегодня оцениваете те события двадцатилетней давности?
— Это была первая попытка как-то допустить Церковь в информационное пространство страны. При этом было поставлено условие: ни о политике, ни о положении дел в государстве Церковь не должна говорить, только нравоучения, Евангелие. Однако приходили горы писем, их приносили мешками, с многочисленными вопросами, просьбами комментариев. Стало очевидным, что аудитория заинтересована во взгляде Церкви на многочисленные проблемы и верующих, и неверующих людей. К сожалению, просуществовало это лишь полгода. Противники Церкви все-таки добились закрытия программы. Но, знаете, многие те письма я храню до сих пор. Они очень глубокие по смыслу и являются искренним свидетельством того, как люди переосмысляют свое отношение к вере и Церкви.

— А как Вы чувствовали себя в прямом эфире в роли телеведущего? Ведь тогда было всего три канала, Вас смотрели и слушали от Владивостока до Ужгорода.
— Сначала было непросто держать себя перед камерой, мы, как говорила одна бабушка, были этому не обучены. С другой стороны, было вдохновение, обусловленное просто небывалым общественным интересом к Церкви, ее слову. Правда, мне делали замечания, что я мало улыбаюсь с телеэкрана. Я говорил, что если бы была другая проблематика, то я бы и улыбался на все тридцать два зуба, но когда речь шла о серьезных нравственных вопросах, о науке, о богословии, то улыбка не всегда уместна.

— Как Вы сегодня оцениваете саму перестройку?
— Как всякая ломка старого, она имеет и положительные, и отрицательные моменты. Когда единое очень быстро было разорвано, причем с конфликтами, на враждебные части, это, конечно, отрицательная сторона. Однако спасибо тем людям, которые взялись за реформирование такой махины, что было очень непросто. Дай Бог, чтобы бывшие части Союза, а сегодня независимые государства, жили в дружбе и взаимопомощи. Потому что Запад на нас давит и будет давить, глобализация будет идти по нашей территории, по нашим умам и сердцам, и нам и нашему руководству нужно много сил и мудрости, чтобы сохранить нашу идентичность, культуру и достоинство.

— В 31 год Вы стали епископом. Это еще и административное служение. Это новый этап в жизни любого священнослужителя. Какой он, современный православный епископ?
— Православный епископ должен быть монахом. Это традиция нашей Церкви. Епископ ответственен за души людей, врученных ему святой Церковью, он должен быть на Божественной страже. Каждый из нас, недостойных, носящих этот высокий сан, имеет свои обязанности и свою огромную ответственность перед Богом, перед совестью своей, перед людьми. А епископское служение, как и священническое, связано со многими трудностями. Так было и так, наверное, будет до скончания века. Ибо не обещал Господь, что все будет хорошо, а, наоборот, обещал, «если Меня гнали, будут гнать и вас, Меня не слушали, и вас не будут слушать». Дай Бог, чтобы наш народ сберег то, что сохранялось более тысячи лет на нашей земле. Чтобы вера православная поднималась и принималась нашими правителями, нашим народом. Она должна и в будущем быть основополагающей, и в этом задача каждого священнослужителя, каждого епископа.

— Но сегодня приходит другое поколение епископов, которое не знает, что такое гонения…
— Молодому епископу сегодня, может быть, проще, но не легче. Потому что у нас за спиной жизненная школа. Если сегодня кто-то пытается угрожать, я говорю: не пугайте меня, я уже пуган много раз. В этом смысле прошлое дает какую-то защиту. Молодой православный епископат воспитывался в новых условиях, хотя некоторые еще застали атеистические притеснения. Для них, с одной стороны, все проще, а с другой, — не так просто, как кажется. Епископ рекомендуется епархиями, избирается Священным Синодом. В основном — из монастырей, но могут быть и из белого духовенства, из овдовевших, принявших монашество.

— Есть ли какой-то идеал епископа, какими качествами он должен обладать?
— Слава Богу, качеств предостаточно, если обратиться к нашей истории епископата, где много и богословов, и подвижников веры и благочестия. Это и святитель Игнатий Брянчанинов, и митрополит Димитрий Туптало, и Феодосий Черниговский. У нас очень много имен тех, которые оставили огромное наследие подвижнической жизни, духовной мудрости. Управление епископа связано не только с контролем над приходами и монастырями, но и с духовной работой. Епископ должен быть способен и на то, и на другое.

— Ваше Блаженство! В трудное время Вы возглавили Православную Церковь в Украине. За время Вашего предстоятельства в четыре раза увеличилось количество православных общин, построено несколько тысяч новых храмов, открыто 150 монастырей, 10 тысяч воскресных школ, более сорока церковных печатных изданий, десятки телепрограмм на центральных и региональных каналах. А какие Вы первоочередные задачи ставили перед собой?
— Первоочередная задача и мечта моя и, думаю, всей Украинской Православной Церкви, епископата, духовенства, монашествующих и мирян заключалась в том, чтобы воцарился мир в Украине, чтобы Украинская Православная Церковь была единой, чтобы была общность и взаимопонимание. Я об этом молюсь и прилагаю усилия, и каждый из моих собратьев такого же настроения, чтобы Господь послал нам скорее единую Церковь, чтобы православие соединилось, и мы едиными устами, единым сердцем славили Христа, служили своему народу и Богу. Это наша мечта, она была с самого начала, остается и сегодня. К сожалению, нет той толерантности, о которой мы говорим, согласия нет, а оттого нет мира. Вот сейчас конфликт в Остроге, их возникает в последнее время все больше. Но мы верим, что Господь все может, и если он попустил эти расколы за наши грехи, Он и уврачует их. И мы об этом Господа просим. Что касается приходов, то никакой плановости, слава Богу, и задачи по их увеличению нет. Каждую неделю несколько новых общин регистрируется, это радует, мы этому содействуем, А это значит, что Церковь жива, уважаема большинством населения Украины.

— Однако почему люди так упорствуют в неправде, ищут себе все новые оправдания своему пребыванию в расколе?
— Раскол — это не новое явление в Церкви. В первоначальной Церкви были расколы, потом ереси. Почему упорствуют? Раскол есть богопротивное, сатанинское дело, в нем нарушение заповеди о единстве во Христе Иисусе, которую Церковь проповедует и на которой строится вся надежда христианская. Там, где нарушена одна заповедь, нарушено одно каноническое правило, там же по цепной реакции пойдет и нарушение других. Упорствуют потому, что диавол не дает победить самоуверенность, гордость, которая есть и, к сожалению, остается у раскольников.

— Вы много раз встречались с первыми лицами государства. Они по-разному относились к Церкви. Какие бы сегодня проблемы в церковно-государственных отношениях Вы бы выделили?
— Первая задача для всех президентов — это единство народа. Думаю, это хорошо понимали и экс-президенты, и нынешний Президент. Понимают и болеют за это сердцем, потому что если не будет единство народа, то останутся проблемы, которые невозможно решить. Только взаимопонимание, только общая платформа духовно-нравственного совершенствования поможет ликвидировать разобщенность и достичь единства в обществе и государстве.

— Как Вы планируете свой рабочий день, каким трудам отдаете предпочтение, а какие оставляете «на потом»?
— Встаю я рано и делаю то, что должен делать монах: совершаю молитвы. Потом занимаюсь зарядкой, готовлюсь к тому, что запланировано в этот день. Поскольку я рано встаю, то, успев сделать неотложные дела, стараюсь принять людей. Первостепенных или второстепенных дел у меня нет: Предстоятель должен делать все, что возложено на него Церковью, — обращаться к власти, обращаться к людям, отвечать всем, кто приходит, звонит, пишет, приходит на прием, иногда ругается, каждому стараться помочь и делом, и словом. Важную роль Богослужения, молитва с народом за Церковь, за власть, за людей.

— Ваше Блаженство, Вы не только Предстоятель Православной Церкви в Украине, но и богослов, писатель, коллекционер. Говорят, Вы очень любите цветы, и поэтому в Вашей резиденции много цветников. Как Вы отдыхаете после богослужений и административной работы?
— Работа и отдых зависят от контактов с людьми, которые приходят, приезжают, чего-то требуют, просят. Так что я и отдыхаю с людьми и устаю вместе с ними. Что касается цветов, то любовь к ним привила мне мама, которая их очень любила. Когда я был экзархом Западной Европы, то привозил много семян. В Ростове, например, у меня была целая плантация тюльпанов, которые я привез из Голландии. Я люблю цветы везде: и в храме, и в квартире, и во дворе.

— Говорят, что Ваши любимые цветы — белые розы. В дни Ваших именин или дней рождения от метро «Арсенальной» до Лавры течет целая река именно белых роз. Они для Вас значат что-то особенное?
— Я не знаю, откуда это пошло, на самом деле я не отдаю предпочтения какому-то цвету. Конечно, белая роза — это символ чистоты, но красная – символ жизни. Я люблю все цветы.

— Но свой стих, опубликованный уже много раз, Вы посвятили розе. Другой — подорожнику… Как Вы относитесь к поэзии? Мандельштам писал, что от есенинского русского стиха разбегаются нечистые, как разлетается лед под полозьями саней тройки.
— Всякий стих и великих поэтов, и любителей поэзии является выражением какого-то жизненного момента, яркого чувства, творческого прилива. Древнее понимание стиха для верующего человека звучало как молитва, хвала Творцу и Богу, а потом уже было выражением иных чувств и идей, присущих человеку. Мне трудно рассуждать о поэзии профессионально, потому что стихами я занимаюсь лишь изредка, для души. Мне иногда интересно попытаться воплотить в словах и созвучиях поразивший меня образ, ощущение или идею. Это бывает редко, специально я не сажусь писать стихи и поэтом себя не считаю.

— Сегодня человеку нелегко ориентироваться в культурной жизни. Какие книги Вы читаете? Что берете с собой в поездки?
— Я люблю классическую литературу, и старую, и современную. Очень люблю Лесю Украинку, Есенина. Всегда вожу с собой ее томик. Может, потому, что их судьбы какие-то страдальческие и трагические, и поэзия их очень глубокая. Когда ты знаешь судьбу автора, то его поэзия как-то по-особому близка твоей душе.
Времени каждый день читать газеты и журналы нет. Ежедневно смотрю новости из Интернета и по Первому каналу телевидения. Читаю епархиальную православную прессу, где освящаются события и проблемы в регионах, новые богословские труды наших авторов и зарубежных. Вот сегодня начал читать работу о святителе Петре Могиле в нашем украинском альманахе «Хроника — 2000». Очень интересное исследование. Много времени забирает служебная почта. Я сам читаю каждое полученное письмо.

— Как Вы встретите свой юбилей, каких гостей ожидаете и что скажете им?
— Встречу, прежде всего, с благодарностью к Богу за его милость. Кто приедет, буду тому рад. В этот праздник вместе помолимся, будем просить у Господа мира для себя и милости для нашего народа, для нашей Церкви и Украины.

Беседу вел Василий Анисимов
Фото: Александра Данилевского

Диакон Андрей Глущенко. «Внутреннее благо и истинное ведение»: вера в аскетической системе преп. Максима Исповедника.

01.11.2005. КИЕВ. Губернатор Ровенщины Василий Червоний превратил регион в зону конфликтов